Издалека.
Во сне я нахожу себя недалеко от шума детей на ВДНХ. Мой взгляд прикован к твоей фигуре, но я почему-то не решаюсь подойти ближе к празднику. Сижу на зелёном газоне и наблюдаю украдкой издалека (будто в моих действиях есть нечто преступное), оставаясь незамеченным. Ты улыбаешься коллегам по цеху и возишься с детьми. Я всегда знал, что из тебя выйдет удивительный учитель, мягкий, добрый, понимающий. Потому и дети к тебе липнут гурьбой, отвлекая от организационных дел.
Ты хотела, чтобы я пришёл, но я не привлекаю твоё внимание, а только пытаюсь рассмотреть твою спокойную улыбку и то, как давно знакомые черты лица складывают в новые композиции, а тонкие пальцы перебирают какие-то бумаги. Твоё тело, к которому я привык ещё тогда, когда оно было моим, выдаёт знакомые движения, которые во сне мне почему-то чужды. Солнечные лучи играют в твоих волосах, падающих на плечи, закрытые чёрным платьем с яркими, цветными картинками. В летней жаре их, холодные и свежие, кажется, можно слизать языком, чувствуя во рту сладость.
Я не подхожу, так и не решаюсь. Просто просыпаюсь в своей постели и лениво потягиваюсь. Чищу зубы и, вернувшись в комнату с двумя большими окнами, никак не могу понять, что случилось. Почему полки шкафов опустели, и кровать не заправлена. Почему контейнер с твоими линзами не валяется небрежно на краю стола, а рамка с фотографиями выключена. Я будто что-то забыл, упустил несколько звеньев в цепочке времени, а потому она надорвалась и упала в грязь. Да так глубоко, что ослабевшие пальцы уже не вытащат, не отмоют и не соберут обратно звено за звеном.
Фонари последних ориентиров тают быстро и нам уже не найти дорогу назад к тому огромному и сильному, что между нами было. Оно тает, как очертания рисунков на твоём чёрном платье. Я уже не могу вспомнить, что именно на них изображено, а потому вспоминаю вкус лишь где-то глубоко внутри. Даже не памятью, а подсознанием. На это эфемерное и расплывчатое уже даже невозможно опереться в трудную минуту. Почва под ногами заменена на странную ностальгию, размытую временем и жизнью, которая несётся вперёд галопом, оставляя позади важное и дорогое.
Ты хотела, чтобы я пришёл, но я не привлекаю твоё внимание, а только пытаюсь рассмотреть твою спокойную улыбку и то, как давно знакомые черты лица складывают в новые композиции, а тонкие пальцы перебирают какие-то бумаги. Твоё тело, к которому я привык ещё тогда, когда оно было моим, выдаёт знакомые движения, которые во сне мне почему-то чужды. Солнечные лучи играют в твоих волосах, падающих на плечи, закрытые чёрным платьем с яркими, цветными картинками. В летней жаре их, холодные и свежие, кажется, можно слизать языком, чувствуя во рту сладость.
Я не подхожу, так и не решаюсь. Просто просыпаюсь в своей постели и лениво потягиваюсь. Чищу зубы и, вернувшись в комнату с двумя большими окнами, никак не могу понять, что случилось. Почему полки шкафов опустели, и кровать не заправлена. Почему контейнер с твоими линзами не валяется небрежно на краю стола, а рамка с фотографиями выключена. Я будто что-то забыл, упустил несколько звеньев в цепочке времени, а потому она надорвалась и упала в грязь. Да так глубоко, что ослабевшие пальцы уже не вытащат, не отмоют и не соберут обратно звено за звеном.
Фонари последних ориентиров тают быстро и нам уже не найти дорогу назад к тому огромному и сильному, что между нами было. Оно тает, как очертания рисунков на твоём чёрном платье. Я уже не могу вспомнить, что именно на них изображено, а потому вспоминаю вкус лишь где-то глубоко внутри. Даже не памятью, а подсознанием. На это эфемерное и расплывчатое уже даже невозможно опереться в трудную минуту. Почва под ногами заменена на странную ностальгию, размытую временем и жизнью, которая несётся вперёд галопом, оставляя позади важное и дорогое.