Путь.
Когда мы бросили ночлег и вышли в путь, было ещё темно. Собирая в рюкзак вещи вокруг костра, я чувствовал, как от потухших за ночь углей исходит тепло, которое всегда пробуждало во мне воспоминания из прошлого. Большие кровати, тёплые одеяла, мягкие подушки... Я хорошо помнил сонные выходные, когда утром не нужно спешить на работу и можно нежиться в тёплой постели, сколько хочется, а пасмурное и холодное не может пробиться сквозь широкие окна, от видов за которыми становится ещё теплее, ещё приятнее.
Я никогда не любил походы. Летом в палатке всю ночь кусают комары, а осенью и весной неудобно ворочаться в спальном мешке. Поездки на природу я любил, а вот ночёвку в походных условиях и её неудобства не принимал никогда и те редкие случаи, когда мне приходилось спать в лесу или в поле, были для меня настоящим испытанием. Тогда я и подумать не мог, что вся моя жизнь превратиться в один сплошной, нескончаемый поход.
Ноги привыкли быстро, хотя мои старенькие кроссовки давно прохудились, а в рюкзаке не осталось ни одного целого носка. Тело, привыкшее к длительным прогулкам ещё в той, нормальной, жизни, тоже быстро смирилось с необходимостью нескончаемо и каждодневно двигаться вперёд, но мой разум никак не хотел принимать ночёвки в грязи и сырости без возможности умыться или переодеться, в постоянном холоде, которой не даёт уснуть.
Сегодня, собрав вещи вокруг костра и отправившись в путь, я тоже никак не мог согреться. Старался активней перебирать ногами и даже размахивал руками, изображая активную зарядку, но остаток ночи выдался холодным. Шёл снег. Я не знал, какое сейчас время года, поскольку сезоны дождей, снежных бурь и невыносимой жары сменяли друг друга без всякого порядка. Видимо, что-то случилось в механизме природных часов и все времена года перепутались. Погода стала меняться быстро. За несколько дней от жары до холода и снега. Иногда за одну неделю можно было успеть замёрзнуть, вымокнуть и сгореть на солнце, поэтому одежду приходиться постоянно менять и ничего нельзя выкинуть, всё может пригодиться. При этом день и ночь сменялись исправно и по нормальному расписанию. Только ночи стали длиннее, а дни короче.
Она шла за мной по пятам. Только мои кроссовки оставляли отпечатки следов на снегу, а её ноги - одну сплошную линию, потому что она волочила их по земле и шла вперёд без всяких эмоций, всегда в одинаковом темпе. Уже три дня мы не обмолвились между собой ни одним словом. Я не мог вспомнить, что явилось причиной очередной ссоры, но по наитию поддерживал образовавшуюся между нами игру. Я бы рад сказать, что это случившееся на нас повлияло, но в действительно то, что в наших жизнях не осталось других людей просто высветило то, что всегда было между нами, но не выпирало так ярко.
Я хорошо помнил наши ссоры. Кажется, теперь, когда наш путь потерял всякий смысл, воспоминания о них стали вызывать во мне улыбку, ведь каждый из нас тогда за что-то неистово боролся. За гордость, самолюбие, принципы, взгляды на мир. А сейчас мы просто молчали, и желание поговорить не вспыхивало во мне языками пламени, как в том далёком прошлом, которое теперь грело душу даже в лютый мороз.
Мы вышли на опушку большого леса. Зрелище было не из приятных. Мокрый снег был перемешен с грязным пеплом, а деревья торчали из земли сгоревшими спичками. Я дошёл до середины поляны, бросил рюкзак в снег и уселся рядом с ним. Мороз забирался в кроссовки и кусал за кончики пальцев ног. Ноги были как раз в том состоянии, когда непонятно промокли они или просто сильно замёрзли.
Она подошла ко мне и остановилась рядом, смотря на длинную колею на снегу, оставленную её маленькими ногами. Иногда казалось, что она хочет что-то сказать, что лицо, испорченное днями трудного пути и лишений, хочет что-то спросить, о чём-то поинтересоваться или в чём-то меня упрекнуть. Сейчас ей наверняка не понравилось то, что я остановился, ничего не сказав. Она не любила, когда я не советовался с ней насчёт привалов, хотя, когда я задавал ей вопрос, можем ли мы остановиться, она грустно кивала головой, и ни разу не ответила отказом.
Это тоже осталось откуда-то из прошлого. Ущемлённое чувство собственной значимости, которое могло толкнуть её на любой скандал. Сейчас его вспышки выглядели инородно и странно, ведь она давно потеряла всякий интерес к происходящему. Ей было всё равно, где спать, что есть, во сколько просыпаться и в каком направление двигаться. Если раньше это «всё равно» было связано с тем, что она верила в то, что я веду нас к лучшему, то теперь для него, кажется, не осталось ни одной причины, но при этом единственное, что она продолжала требовать с первого дня пути - это советоваться с ней насчёт привалов.
Я почему-то почувствовал себя виноватым, но виду не подал, как делал всегда, ошибаясь в мелочах. Собрал немного снега в ладони и умыл лицо, вытянул ноги вперёд и спросил: «Отдохнём немного?» Она не ответила привычным кивком головы. Видимо, понимала, что я принял решение насчёт отдыха ещё до того, как задал вопрос. Я думал, что в знак протеста она продолжит путь, заставляя меня подняться и догнать её, но она просто уселась рядом и внимательно посмотрела мне в глаза.
Она сильно похудела, волосы потеряли цвет, лицо постарело, кожа от постоянно смены погоды стала похожа на пергамент, но глаза остались прежними. Такими же внимательными, глубокими и искренними. Именно в этот взгляд я влюбился много лет назад и любил его до сих пор. Вот и теперь он резанул меня острой бритвой, будто пустив красную, тёплую кровь глубоко в душе, согревая сердце. И мне немедленно захотелось что-нибудь ей сказать. Беспричинное желание рассказывать всегда возникало у меня набегами и приносило какое-то спокойствие, ведь я рассказывал, как ни в чём не бывало, отчего появлялось ощущение, что всё порядке, всё так и должно быть. И начал говорить, будто забыв про установившееся на несколько дней молчание в наших отношениях.
- Наверное, скоро опять станет тепло. Можно будет найти реку и искупаться. Можно будет чуть-чуть отклониться от маршрута - я достал из рюкзака карту и расстелил её перед нами - и пройти вот здесь, через заводь реки - я водил пальцем по карте, но она продолжала смотреть куда-то вдаль, не обращая внимания на мои движения. - Так мы сделаем небольшой крюк, но потом сможем вернуться обратно на маршрут и достигнуть цели.
Я не мог понять, знала ли она, что никакого маршрута и никакой цели у нас нет. Она давно перестала смотреть в карту, хотя я продолжал с большим рвением показывать ей, где мы находимся и как скоро достигнем того или иного участка пути. В первые недели она слушала это с большим удовольствием и большим интересом, искренне радуясь, что принимает во всём участие, а потом её рвение неожиданно пропало. То ли она поняла, что наши изыскания ни к чему не ведут и потеряла надежду, то ли решила, что она всё равно просто идёт за мной и ей необязательно вникать в подробности.
- Хочешь, сегодня никуда не пойдём и просто отдохнём здесь? - спросил я, пытаясь посмотреть ей в глаза - Поговорим о чём-нибудь, приготовим обед из остатков продуктов, почитаем вместе книгу... Неважно, что мы прочли её уже сотню раз.
Она так и не ответила на мой взгляд и я увидел, как по её щеке потекла маленькая слеза, а следом за ней ещё одна. Я не мог понять, по какой причине она плачет, но почему-то почувствовал, что эта причина мне очень близка и я хотел бы поплакать из-за этого тоже. Сердце в груди сжалось. Я хотел что-то сказать, но во рту пересохло и слова застряли в горле. Я встал на колени и крепко обнял её за плечи. Она носом уткнулась в мой подбородок, но не ответила на объятье. Руки так и остались бессильными плетями лежать на снегу.
Её лицо было горячим, а крупные слёзы обжигали и мою кожу. Все ошибки прошлого, даже самые скверные, показались в ту минуту ничтожными и незначительными. Будто было что-то одно, самое важное, нами безвозвратно упущенное, по сравнению с чем всё остальное в нашей судьбе меркло и стиралось.
Я прижимал её к себе ещё сильнее, но она продолжала бессильно лежать в моих объятьях и беззвучно плакать. Поняв, что близость с объятьями не помогают, я отпустил её и нервно сглотнул. Собрал карту, вымокшую на снегу, аккуратно убрал её в рюкзак и, встал на ноги.
Небо заметно просветлело и за выгоревшим лесом на горизонте появился краешек солнца, лучи которого немедленно начали слепить глаза и обожгли мою щёку, предвещая тёплый, солнечный день. Она поднялась на ноги и встала рядом со мной, смотря на появляющийся вдалеке солнечный диск, как зачарованная. Я попытался взять её за руку, но не почувствовав ответного пожатия, отпустил.
- Да, сегодня обязательно нужно искупаться - просто сказал я и зашагал в сторону леса. Солнце занимало всё больше места на небе, глаза привыкли и перестали щуриться. Наш новый рассвет гнал нас вперёд, к непонятному будущему.
Я никогда не любил походы. Летом в палатке всю ночь кусают комары, а осенью и весной неудобно ворочаться в спальном мешке. Поездки на природу я любил, а вот ночёвку в походных условиях и её неудобства не принимал никогда и те редкие случаи, когда мне приходилось спать в лесу или в поле, были для меня настоящим испытанием. Тогда я и подумать не мог, что вся моя жизнь превратиться в один сплошной, нескончаемый поход.
Ноги привыкли быстро, хотя мои старенькие кроссовки давно прохудились, а в рюкзаке не осталось ни одного целого носка. Тело, привыкшее к длительным прогулкам ещё в той, нормальной, жизни, тоже быстро смирилось с необходимостью нескончаемо и каждодневно двигаться вперёд, но мой разум никак не хотел принимать ночёвки в грязи и сырости без возможности умыться или переодеться, в постоянном холоде, которой не даёт уснуть.
Сегодня, собрав вещи вокруг костра и отправившись в путь, я тоже никак не мог согреться. Старался активней перебирать ногами и даже размахивал руками, изображая активную зарядку, но остаток ночи выдался холодным. Шёл снег. Я не знал, какое сейчас время года, поскольку сезоны дождей, снежных бурь и невыносимой жары сменяли друг друга без всякого порядка. Видимо, что-то случилось в механизме природных часов и все времена года перепутались. Погода стала меняться быстро. За несколько дней от жары до холода и снега. Иногда за одну неделю можно было успеть замёрзнуть, вымокнуть и сгореть на солнце, поэтому одежду приходиться постоянно менять и ничего нельзя выкинуть, всё может пригодиться. При этом день и ночь сменялись исправно и по нормальному расписанию. Только ночи стали длиннее, а дни короче.
Она шла за мной по пятам. Только мои кроссовки оставляли отпечатки следов на снегу, а её ноги - одну сплошную линию, потому что она волочила их по земле и шла вперёд без всяких эмоций, всегда в одинаковом темпе. Уже три дня мы не обмолвились между собой ни одним словом. Я не мог вспомнить, что явилось причиной очередной ссоры, но по наитию поддерживал образовавшуюся между нами игру. Я бы рад сказать, что это случившееся на нас повлияло, но в действительно то, что в наших жизнях не осталось других людей просто высветило то, что всегда было между нами, но не выпирало так ярко.
Я хорошо помнил наши ссоры. Кажется, теперь, когда наш путь потерял всякий смысл, воспоминания о них стали вызывать во мне улыбку, ведь каждый из нас тогда за что-то неистово боролся. За гордость, самолюбие, принципы, взгляды на мир. А сейчас мы просто молчали, и желание поговорить не вспыхивало во мне языками пламени, как в том далёком прошлом, которое теперь грело душу даже в лютый мороз.
Мы вышли на опушку большого леса. Зрелище было не из приятных. Мокрый снег был перемешен с грязным пеплом, а деревья торчали из земли сгоревшими спичками. Я дошёл до середины поляны, бросил рюкзак в снег и уселся рядом с ним. Мороз забирался в кроссовки и кусал за кончики пальцев ног. Ноги были как раз в том состоянии, когда непонятно промокли они или просто сильно замёрзли.
Она подошла ко мне и остановилась рядом, смотря на длинную колею на снегу, оставленную её маленькими ногами. Иногда казалось, что она хочет что-то сказать, что лицо, испорченное днями трудного пути и лишений, хочет что-то спросить, о чём-то поинтересоваться или в чём-то меня упрекнуть. Сейчас ей наверняка не понравилось то, что я остановился, ничего не сказав. Она не любила, когда я не советовался с ней насчёт привалов, хотя, когда я задавал ей вопрос, можем ли мы остановиться, она грустно кивала головой, и ни разу не ответила отказом.
Это тоже осталось откуда-то из прошлого. Ущемлённое чувство собственной значимости, которое могло толкнуть её на любой скандал. Сейчас его вспышки выглядели инородно и странно, ведь она давно потеряла всякий интерес к происходящему. Ей было всё равно, где спать, что есть, во сколько просыпаться и в каком направление двигаться. Если раньше это «всё равно» было связано с тем, что она верила в то, что я веду нас к лучшему, то теперь для него, кажется, не осталось ни одной причины, но при этом единственное, что она продолжала требовать с первого дня пути - это советоваться с ней насчёт привалов.
Я почему-то почувствовал себя виноватым, но виду не подал, как делал всегда, ошибаясь в мелочах. Собрал немного снега в ладони и умыл лицо, вытянул ноги вперёд и спросил: «Отдохнём немного?» Она не ответила привычным кивком головы. Видимо, понимала, что я принял решение насчёт отдыха ещё до того, как задал вопрос. Я думал, что в знак протеста она продолжит путь, заставляя меня подняться и догнать её, но она просто уселась рядом и внимательно посмотрела мне в глаза.
Она сильно похудела, волосы потеряли цвет, лицо постарело, кожа от постоянно смены погоды стала похожа на пергамент, но глаза остались прежними. Такими же внимательными, глубокими и искренними. Именно в этот взгляд я влюбился много лет назад и любил его до сих пор. Вот и теперь он резанул меня острой бритвой, будто пустив красную, тёплую кровь глубоко в душе, согревая сердце. И мне немедленно захотелось что-нибудь ей сказать. Беспричинное желание рассказывать всегда возникало у меня набегами и приносило какое-то спокойствие, ведь я рассказывал, как ни в чём не бывало, отчего появлялось ощущение, что всё порядке, всё так и должно быть. И начал говорить, будто забыв про установившееся на несколько дней молчание в наших отношениях.
- Наверное, скоро опять станет тепло. Можно будет найти реку и искупаться. Можно будет чуть-чуть отклониться от маршрута - я достал из рюкзака карту и расстелил её перед нами - и пройти вот здесь, через заводь реки - я водил пальцем по карте, но она продолжала смотреть куда-то вдаль, не обращая внимания на мои движения. - Так мы сделаем небольшой крюк, но потом сможем вернуться обратно на маршрут и достигнуть цели.
Я не мог понять, знала ли она, что никакого маршрута и никакой цели у нас нет. Она давно перестала смотреть в карту, хотя я продолжал с большим рвением показывать ей, где мы находимся и как скоро достигнем того или иного участка пути. В первые недели она слушала это с большим удовольствием и большим интересом, искренне радуясь, что принимает во всём участие, а потом её рвение неожиданно пропало. То ли она поняла, что наши изыскания ни к чему не ведут и потеряла надежду, то ли решила, что она всё равно просто идёт за мной и ей необязательно вникать в подробности.
- Хочешь, сегодня никуда не пойдём и просто отдохнём здесь? - спросил я, пытаясь посмотреть ей в глаза - Поговорим о чём-нибудь, приготовим обед из остатков продуктов, почитаем вместе книгу... Неважно, что мы прочли её уже сотню раз.
Она так и не ответила на мой взгляд и я увидел, как по её щеке потекла маленькая слеза, а следом за ней ещё одна. Я не мог понять, по какой причине она плачет, но почему-то почувствовал, что эта причина мне очень близка и я хотел бы поплакать из-за этого тоже. Сердце в груди сжалось. Я хотел что-то сказать, но во рту пересохло и слова застряли в горле. Я встал на колени и крепко обнял её за плечи. Она носом уткнулась в мой подбородок, но не ответила на объятье. Руки так и остались бессильными плетями лежать на снегу.
Её лицо было горячим, а крупные слёзы обжигали и мою кожу. Все ошибки прошлого, даже самые скверные, показались в ту минуту ничтожными и незначительными. Будто было что-то одно, самое важное, нами безвозвратно упущенное, по сравнению с чем всё остальное в нашей судьбе меркло и стиралось.
Я прижимал её к себе ещё сильнее, но она продолжала бессильно лежать в моих объятьях и беззвучно плакать. Поняв, что близость с объятьями не помогают, я отпустил её и нервно сглотнул. Собрал карту, вымокшую на снегу, аккуратно убрал её в рюкзак и, встал на ноги.
Небо заметно просветлело и за выгоревшим лесом на горизонте появился краешек солнца, лучи которого немедленно начали слепить глаза и обожгли мою щёку, предвещая тёплый, солнечный день. Она поднялась на ноги и встала рядом со мной, смотря на появляющийся вдалеке солнечный диск, как зачарованная. Я попытался взять её за руку, но не почувствовав ответного пожатия, отпустил.
- Да, сегодня обязательно нужно искупаться - просто сказал я и зашагал в сторону леса. Солнце занимало всё больше места на небе, глаза привыкли и перестали щуриться. Наш новый рассвет гнал нас вперёд, к непонятному будущему.