(no subject)
В юности, пытаясь выстроить какую-нибудь идентичность, я мысленно бросался из крайности в крайность. Иногда, например, я подумывал стать евреем и даже неплохо продвинулся в этом направлении, воплотив в жизнь едва ли не главную фобию всех антисемитов постсоветского пространства. Дело было так.
Я возвращался из Львова домой. Вместе со мной в Петербург на заработки ехала огромная бригада строителей, с которыми у меня как-то сразу завязался разговор. Дело довольно быстро дошло до потребления адского пойла, которое состояло из подозрительного спирта из пластиковой канистры и газировки в соотношении где-то 3:2. Всё это усугублялось тридцатиградусной жарой и домашними пирожками с гречкой. Сейчас бы я, вероятно, не пережил таких экспериментов, но желудок пятнадцатилетнего подростка способен переварить крокодила, желудок которого способен переварить железный крюк, поэтому вечером я, не потеряв лица, поднялся на верхнюю полку и крепко заснул.
Проснулся рано, где-то в половине шестого, от того, что умираю. Минут через пятнадцать понял, что Бог не берёт, пошёл к титану за водой да и выпил её всю. Там немного было почему-то - стаканов десять максимум. После этого я влез обратно наверх и лежал тихо-тихо.
Через полчаса проснулись десятки похмельных строителей, которые тоже пошли за водой к тому же титану. Их хриплая многоголосая брань долетала до моей полки, наполняя меня сладким злорадством. До самого Витебского вокзала они пытались выяснить, отчего же в кране нет воды, но я лежал тихо-тихо.
Я возвращался из Львова домой. Вместе со мной в Петербург на заработки ехала огромная бригада строителей, с которыми у меня как-то сразу завязался разговор. Дело довольно быстро дошло до потребления адского пойла, которое состояло из подозрительного спирта из пластиковой канистры и газировки в соотношении где-то 3:2. Всё это усугублялось тридцатиградусной жарой и домашними пирожками с гречкой. Сейчас бы я, вероятно, не пережил таких экспериментов, но желудок пятнадцатилетнего подростка способен переварить крокодила, желудок которого способен переварить железный крюк, поэтому вечером я, не потеряв лица, поднялся на верхнюю полку и крепко заснул.
Проснулся рано, где-то в половине шестого, от того, что умираю. Минут через пятнадцать понял, что Бог не берёт, пошёл к титану за водой да и выпил её всю. Там немного было почему-то - стаканов десять максимум. После этого я влез обратно наверх и лежал тихо-тихо.
Через полчаса проснулись десятки похмельных строителей, которые тоже пошли за водой к тому же титану. Их хриплая многоголосая брань долетала до моей полки, наполняя меня сладким злорадством. До самого Витебского вокзала они пытались выяснить, отчего же в кране нет воды, но я лежал тихо-тихо.