Тискаться с младенцем - продлевать себе жизнь, прикасаться к Божьему дару. С совсем крохой приходится сдерживать себя в порыве и довольствоваться поглаживаниями. С семимесячным же карапузом можно дать волю чувствам - захватывать в плен объятий, прижимать, щекотать, подкидывать, покусывать пухлые пяточки, зарываться носом в щёки. Подросший младенец тоже на кое-что способен! Дочь вцепляется мне пятерней в глаз, в ноздри, виснет на волосах, плюётся и щипается. Когда она примерно через полчаса нападает на меня с ревом хищника, я понимаю, что пора идти завтракать, - сгребаю Настю на плечо и несу на кухню.
Чтобы накормить кашей малыша, нужна сноровка. Важно поймать ритм, чтоб попасть ложкой в рот и не встретить препятствие в виде вездесущего языка. Мне удаётся скормить дочери больше половины порции. Наевшись и перепачкав разваренной измельченной крупой столик, стульчик, игрушки, одежду и волосы, Настя закрывает плотно рот или высовывает язык, так, чтобы я больше ничего не смогла в нее засунуть. Сейчас важно быстро поесть самой, пока она спокойно сидит и не требует освободить ее из стула.
Быстро намешиваю творог, делаю бутерброд с маслом, наливаю чай, который вскипел, пока я кормила Настю. Сначала ем с умеренной скоростью, но, как правило, потом ускоряюсь под вопли пленного младенца. Допиваю чай уже с дочкой на руках. Умываемся, застилаем постель, расшториваем окна и впускаем в квартиру дневной свет. Игнорируем сушилку в коридоре с большим количеством носков, утрамбовываем барабан стиральной машинки слюнявчиками, бодиками и пелёнками, запускаем стирку. Настя с брезгливым выражением лица перебирает оставленные вчера на полу в ванной Люсины куклы. Они выглядят жалко - мокрые и с растопыренными конечностями. Пользуясь этим увлечением, быстро мою голову, согнувшись над ванной.
Пока Настя занята мусляканьем неработающего провода, я отвечаю на сообщения в школьных чатах. В группе родителей первоклашек пишут, что у детей сегодня три урока вместо пяти. Срочно перемещаю кормительный стульчик из кухни к ванной, сажаю туда обескураженную дочь. Предупреждая ее недовольство, сую ей в руки футляр с зубной нитью, а сама бегу за феном. Играя глазами и строя смешные рожи, чтобы Настя не пугалась шума от фена, сушу голову.
Насте надоедает вся эта феерия быстрее, чем высыхает моя макушка. Мне приходится отдать ей расческу, чтобы выторговать у нее еще полминуты. Потом я хватаю косметичку,- обозначаю на лице брови и тон кожи здорового человека. Прыгаю в джинсы и зелёный шерстяной свитер. Под сопротивление Насти и отчаянные ее попытки уползти от меня с дивана я одеваю Мелочь. Под откровенный возмущенный крик быстро, как Дэвид Копперфильд, облачаюсь в пуховик и шапку. Зажимаю подмышкой младенца, обуваю валенки, вытаскиваю в подъезд санки, вытираю пот с лица, пристёгиваю выгибающуюся дочь и, спиной тараня входные двери, вылетаю вместе с кричащим прицепом на улицу.
Младенец оглушён белизной неба и склоненных деревьев, одурманен прохладой воздуха. Я тоже в секундном шоке от смены декораций, но времени очаровываться нет, надо бежать за первоклашкой. Натягиваю сверху капюшон и мчу в школу, где через десять минут прозвенит звонок с третьего урока.
Быстрым шагом я достаточно легко преодолеваю холмы и буераки, потому что теперь у нас есть санки. На коляске я добиралась до школы в состоянии «ни жива/ни мертва», оставляя глубокие борозды позади нашего пути. Санки же, главное, удержать, чтоб они не умчались в сугроб. Добравшись до школы, я перевожу дух, сажусь на корточки, чтоб потрогать нос уснувшей под движение полозьев Наськи. Подтыкаю овчинную шкуру под детку, опускаю козырёк санок и высматриваю в окнах девочку с косичками. Люся уже в шапке и машет мне. У меня есть пять минут, чтобы проверить телефон, пока одна дочь спит, а другая собирается.
Из школы мы идём вчетвером, с нами Люсина подружка. Обычно ее мама отводит девочек в музыкалку и обратно, а я выручаю ее по мере возможности. Вот сегодня я забираю Полину к себе, пока ее мама на работе.
-Мам, я есть хочу. У тебя что-то перекусить есть с собой?-у Люси вид заморенного кролика. Полина держится молодцом, но тоже ждёт, что я отвечу.
-Нет, сейчас дома покушаем,- говорю я и понимаю по выражению лиц, что это не тот ответ, которого ждали.
-Вы же ели после первого урока!
-Ага, вонючую запеканку. Я съела только хлеб и попила компот,-Люся вжимается в шарф, который намотан поверх пуховика. Полина делает также. А я иду и просто думаю, что как бы я была счастлива, если бы меня в первом классе забирала из школы мама!
По пути домой я останавливаюсь у лавки, чтобы купить фарш и сладкую выпечку, а девочек отправляю купить тепличных огурцов и томатов в поблизости припаркованном фургончике. После чего, обвешанные рюкзаками, мешками и пакетами, мы добираемся до дома. На счастье, мы заходим в подъезд вместе с поджарым молодым соседом, который помогает мне поднять санки.
Пока Люся раздевает проснувшуюся Настю, я развешиваю верхнюю одежду. Младенец рад вернуться домой, весело хохочет и с надеждой смотрит на мою грудь. Первоклашки уходят играть в детскую, а я кормлю Настю.
В отличие от двух старших детей третья слывёт у нас в семье малоежкой. Ест с удовольствием, если только сильно проголодалась, в остальных случаях вообще не проявляет интерес ни к какой пище. При этом она пухлая и постоянно в движении, как будто заведенная. Вот и сейчас, вроде ест, но в то же время ногами в воздухе крутит велосипед, а рукой теребит крестик на моей шее.
Быстро перекусив, Настя жаждит зрелищ. Я снова несу ее на кухню и даю ей деревянные поварёшки, чтоб удержать ее в детском стуле, пока я делаю чай Люсе с Полиной. Сама между делом откусываю от булки с маком и запиваю еле теплым чаем. «Моча ослиная»- сказал бы Вадим. Но я, как главный производитель молока для младенца, не внимаю этим голосам, а просто восполняю баланс жидкости и калорий в организме.
Потом у нас игрища. Девочки, все трое, жмут на клавиши электронного рояля, иногда первоклашки убегают играть «в школу» в другую комнату. Параллельно я ставлю вариться бульон для щей и воду под макароны. Созваниваюсь с мамой и оставляю пару язвительных сообщений в подружейкином чате.
Время к обеду. Приходит Ира, мама Полины, и забирает девочек на сольфеджио, я укладываю Настю на сон. Полюбовавшись мельком на спящую дочь, иду мыть посуду. По локоть в пене, драю раковину, чтоб вернуть ей оттенок светлого камня, и слышу стук в окно. Выглядываю, там сын с палкой.
-У тебя ключи в рюкзаке!-ору в форточку.
-Нет,- отвечает Костя и молча уходит.
Бегу к домофону, который включен на минимум, и жду звонка. В голове проносится метеор из фраз, которые я бы сейчас выложила, если бы не цензура матери. Долго жду. Слышу, что сам отпирает железную дверь, значит, нашел ключи. Передумав говорить всякие гадости, возвращаюсь к пене, раковине и плите.
Костя заходит, шумно дышит с мороза, лицо румяное и детское, хотя ростом почти с меня. На звуки звяканья ключей и щелчка замка просыпается Настя, которая ненавидит спать и только и ждёт, чтоб услышать что-то, что заставит открыть глаза. Вытаскиваю незамедлительно севшего младенца из кроватки и иду с ним на руках на кухню, чтобы выключить воду и погреть сыну обед.
-Мам, к следующей среде нужно вырастить на хлебе плесень. У нас есть старый хлеб?- Костя шарит в хлебнице, ворошит хлебные корки.
-Старого нет, есть остатки вчерашнего. А плесень для биологии?
-Да, в микроскоп будем смотреть. Мам, скажи папе, чтоб не ел эту корочку, я ее на подоконник положу.
Ставлю перед сыном тарелку с рисом и гуляшом, даю приборы. В этот момент Настя срыгивает мне на плечо, как попугай своему пирату. Я молча вытираю бумажным полотенцем створоженную массу.
-Фу.... как ты можешь так спокойно это делать?- Костя явно восхищён моей выдержкой.
Чувствую себя немножко героем, но запах и правда противно-кислый. Иду переодеваться. Смена футболки не помогла, от меня всё равно несёт блевотиной. Ах, вот оно что! Похоже, мои волосы тоже перепачканы Настиным творожком... До вечера осталось не так много. Надеюсь, наш папа вернется пораньше.
Фото: из личного архива