«На то она взята, чтобы бить»: краткая история домашнего насилия в России.
Оригинал взят у fiona_2013 в «На то она взята, чтобы бить»: краткая история домашнего насилия в России.
«Будешь жить женским умом* - раньше собственной смерти преставишься»
(Башкирская народная мудрость)
Насилие мужей над жёнами распространено повсеместно, ведёт свою историю из самой глубины веков и связывается с реализуемой мужчинами патриархатной моделью социальной организации. В ней для женщины традиционно отведено подчинённое место бессознательной рабыни, бесплатной рабочей, репродуктивной силы и канала для слива мужской агрессии и фрустраций. Кратко говоря - бьют, потому что хотят и могут.
В древнерусской семье он [муж] мог судить свою жену, подвергать её телесным наказаниям и даже распоряжаться её жизнью. Так, например, князь Владимир Святославич намеревался собственноручно убить свою супругу Рогнеду за попытку покушения на его жизнь. Спасло княгиню от неминуемой расправы только появление их малолетнего сына Изяслава. По всей видимости, муж мог безнаказанно лишить жизни свою жену и за супружескую измену. Об этом красноречиво свидетельствуют древнерусские былины. Богатырь Святогор убил свою супругу за то, что она с помощью шантажа заставила Илью Муромца овладеть ею. Жестоко расправился со своей женой-изменницей Добрыня Никитич: «Он первое ученье - ей руку отсек, / Сам приговаривает: / «Эта мне рука не надобна, / Трепала она, рука, Змея Горынчишша!» / А второе ученье - ноги ей отсек: / «А и эта-де нога мне не надобна, / Оплеталася со Змеем Горынчишшем!» / А третье ученье - губы ей обрезал / И с носом прочь: «А и эти-де мне губы не надобны, / Целовали они Змея Горынчишша!» / Четвертое ученье - голову ей отсек...». В былине «Чурила Пленкович и Катерина» вполне заслуженной считается смерть от руки Пермяты его жены Катерины, изменившей ему с Чурилой Пленковичем («взял Пермята да молоду жону, / На одну-де ногу да он ступил ноньце, / Как другу-де да у ей оторвал...»).[4]
Причиной насилия над слабым полом в языческий период могли быть не только сами неблаговидные поступки, но даже и подозрения в их совершении. Так в Ростовской земле в 1071 г. во время голода волхвы обвинили женщин в том, что они укрывают продовольствие («обилье держат»). Поверившие волхвам мужчины повели к ним «сестры своя, матерее и жены своя». Волхвы же, пользуясь ловкостью рук, «доказали» свои обвинения «прорезавша за плечемь» женщинам и «вынимаста любо жито, любо рыбу, и убивашета многы жены, и именье ихъ отъимашита собе».[4]
Принятие христианства привело к изменению взаимоотношений супругов в древнерусской семье, вследствие постепенного проникновения в общественное сознание морально-этическим норм, проповедуемых новой религией. Любая попытка главенства жены над мужем решительно осуждалась церковью и обществом. Преподобный Моисей Угрин утверждал: «Адам пръвозданный, жене покорився, из раа изгнан бысть. Самсон силою паче все преспе и ратным одолев, последи же женою предан бысть иноплеменником. И Соломон премудрости глубину достиг, жене повинувся, идолом поклонися. И Ирод многы победы сътворив, последи же, жене поработився, Предтечю Иоанна усекну».[4]
В древнерусской литературе указывалось и на то, что красота женщины служит орудием сатаны. «Сыну, не взирай на красоту женьскую и сердцемь не жадай ея. Аще и все имение даси ей, тоже некоторые (никакой) ползы обрящеши от нея, но паче к богу въ трехъ въпадеши», - говорилось в «Повести об Акире Премудром». А так как женщины ещё с языческих времен занимались знахарством и колдовством, то после принятия христианства за ними прочно закрепилась и недобрая слава бесовских подруг: «Паче же женами бесовьская волъшвенья бывають; искони бо бесъ жену примети, си же мужа, тако в си роди много волхвують жены чародейством, и отравою, и инеми бесовьскыми козньми». Таким образом, церковь подчеркивала «греховную сущность» представительниц прекрасного пола, и требовала от мужей ведения постоянной борьбы за спасение душ своих жён и собственное спокойствие. Выиграть эту «битву», по мнению людей того времени, можно было только путем полного подчинения жены власти мужа. Поэтому в используемом русским духовенством наставлении «Яко не подобает жены звати госпожею», приписываемом Козьме Халкидонскому, говорится: «Не мози сыну взнести главы женьскы выше мужескы, али то Христу ругаешися. Того ради не подобаеть жены своея звати госпожею, но лепо жене звати мужа господиномъ, да имя Божие не хулится в васъ, наипаче славится». Однако, несмотря на то, что христианская религия подтвердила незыблемость власти мужа над своей женой, он, по всей видимости, все же утратил языческое право на жизнь своей супруги: «Аже кто убиеть жену, то тем же судомь судити, якоже и мужа». Правда, убийство женщины все же считалось менее тяжким преступлением, чем мужчины. Русская Правда определяла наказание за убийство женщины вполовину меньше, нежели за убийство мужчины: «полвиры 20 гривен». На вопрос священника Ильи: «А еже пянъ моужь попьхноули бяхоу, запенъше ногою, и оумреть?» епископ Нифонт ответил: «Полъдушегоубьства есть». Нет сомнений, что за мужем сохранялось право «воспитывать» жену, «отлучать» от грешных дел, применяя при этом, а в случае необходимости, и телесные наказания. Церковный Устав князя Ярослава в своей Пространной редакции налагает на мужа обязанность «казнить» жену в случаях если она «мужа крадеть и обличити ю», и если «будеть чародеица, наузница, или волхва, или зелейница». Таким образом, в Древней Руси с языческих времен за мужем закрепилось право применять насилие по отношению к своей жене.[4]
Время шло, но отношение к женщине в семье не менялось. Многие законы второй половине XIX в., касающиеся личных взаимоотношений супругов носили характер «нравственных изречений ни для кого не обязательных». Так, Статья 106 «Законов о правах и обязанностях, от супружества возникающих» говорила о том, что муж «обязан любить свою жену как собственное тело и жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи». Большинство общественных деятелей и юристов того времени сходились на мнении, что этот закон «не имеет, и не может иметь никакого юридического значения».[6]
Некоторые аспекты личных взаимоотношений супругов, такие как нанесение обиды или оскорблений, не рассматривались законом, как явление «несуществующее и несовместимое с семейной гармонией». Насильственные действия, которые не причиняли существенного вреда здоровью, не подлежали ведению суда. Легкие побои причислялись к личным оскорблениям, а за личное оскорбление, нанесенное мужем, жена не могла подать жалобу в суд. Муж был лишен права подвергать жену физическому наказанию еще в 1845 г., но на практике данный закон так и не нашел своего применения. В 1877 г. за нанесение телесных повреждений жене было осуждено 50 мужей, тогда как за нанесение телесных повреждений мужу - только 1 жена [6] .
Другим немаловажным недостатком гражданского законодательства было отсутствие четкой организации и крайняя разбросанность законов, относящихся к брачному союзу, по разным томам, частям и отделам Свода Законов. «Такая разбросанность, и так сказать, чрезполосность действующих законов... крайне затрудняет пользование этим... материалом для юристов». О простой публике в данном случае и говорить не приходится - правовая безграмотность была характерной чертой для большинства населения страны.[6]
В башкирском традиционном обществе жена должна была действовать с разрешения мужа, и если она провинилась, он вправе был наказать её, в том числе и побоями. Один из таких примеров приводит С.Г. Рыбаков: «В кочевке Казаккуловой, расположенной в 50 верстах от г. Верхнеуральска, в июле 1893 г. некто Магафур, вернувшийся со свадьбы домой, приказал своей жене поставить самовар. Та подчинилась с неохотой, сетуя на поздний час и нетрезвое состояние своего мужа. В ответ последовали один за другим удары. Не останавливало расходившегося мужа и то, что жена его была беременной. Услышав вопли и причитания женщины, сбежались соседи, и лишь их вмешательством в драку, а также брата Магафура, драке был положен конец. При этом окружающие, хотя и не одобрили поступок Магафура, но, и жена не смела перечить мужу, считали они. Поэтому она сама виновата в том, что с ней случилось, муж имеет право поступать с женой так, как посчитает нужным» . Подобным образом рассуждал и тептярский зауряд-сотник Губайдуллин из Уфы. Духовное собрание потребовало у него объяснений, почему он бьёт свою жену и отказывается её содержать (при этом и не хочет разводить её от себя). Губайдуллин пишет: «Хотя по шариату, муж обязывается содержать жену по своему состоянию, но только когда она не будет восставать против него, совершать постыдные поступки («она надевала русские женские платья, ходила открытой на рынок, «проматывала и расточала» без пользы деньги, дружила с русскими порочными женщинами), ей строго воспрещается отлучаться самовольно от мужа, и если она это сделает, то лишается права требовать или получать от мужа пособие и содержание во всех отношениях».[3]
Башкирка Кашфуллина Сания из деревни Красный Яр Булекей-Кудейской волости Уфимского уезда в прошении в Оренбургское Магометанское духовное собрание писала, что уже после года совместной жизни «жизнь с моим мужем, кажется мне не человеческой, а зверской. Мало того, мой жестокий муж еще позволяет бить меня свекру». А «лучшие» старики деревни удостоверили следствие, что с Санией обращаются хуже, чем с самою злою собакой: бьют и в бане, и в избе, и на дворе, и на улице. Свекор бил Санию до крови каждый день. На упрек же односельчан за жестокое обращение с женой, муж и свекор сказали: «На то она взята, чтобы бить». На основании всех выше сказанных показаний брак их был расторгнут.[3]
Не отставали от башкир и русские крестьяне. В крестьянской семье дореволюционной России домашнее насилие было явлением обыденным и распространенным.
Так, в 1884 г. на страницах «Юридического Вестника» была опубликована статья мирового судьи Я. Лудмера содержащая бесчисленные примеры истязаний мужьями своих жён и вызвавшая отклики на страницах различных периодических изданий. Бедственное положение крестьянских жён отмечалось также комиссией по составлению проекта гражданского уложения, комиссией по преобразованию волостных судов и многими исследователями обычного права в России. Примеры насилия над жёнами в крестьянской среде приводит в своём исследовании С.В. Пахман: один муж «привязал к припрягу телеги жену с малым ребёнком на руках и поехал домой деревней, ударяя кнутом по лошади и по жене», другой, «привязал жену к столбу и сёк её по всем частям тела ременною супонью без всякой пощады», третий - заявил волостному суду, что «много раз бил жену и даже уморился бить, хотя проступков за ней никаких не имеет, а если бил, то не знал закона, что нельзя бить жену».[2]
Причину столь плачевного положения крестьянских жён многие исследователи видели в практическом отсутствии возможности расторжения брака и в крестьянском воззрении на жену, как на собственность мужа. Священник одного из уездов Курской губ. писал во второй половине XIX в.: «Крестьянин сознаёт, что он глава жены, что жена должна бояться своего мужа, вот он и выражает своё превосходство перед нею, внушает ей боязнь, уважение к себе кулаком, да вожжами». Дела о жестоких побоях крестьянских жён могли быть начаты волостными судами по жалобе потерпевшей, по заявлению старосты, волостного старшины или крестьян целой деревни.[2]
По крестьянским понятиям, жалоба жены на мужа была более предосудительной для неё самой, нежели для её обидчика, поэтому жёны жаловались суду только тогда, когда их жизнь становилась совершенно невыносимой. Кроме того, по мнению Я. Лудмера, однократное избиение мужем своей жены не являлось по закону наказуемым, для того, чтобы судья имел право посадить тирана-мужа в «кутузку» необходимо «постоянное, разновременное и часто повторявшееся причинение мужем жене своей побоев, оставлявших на её теле следы и знаки, и употребление им в дело палки, ремня, кнута и т.п.». Таким образом, по мнению автора, до тех пор, пока жена не была изувечена, она не могла надеяться даже на временное удаление от мужа.[2]
Заслуживает внимания тот факт, что за жестокое обращение с женой муж наказывался судом лишь с её согласия. Если же жена не требовала наказания для виновного мужа, или заявляла о необходимости принятия каких - либо других мер к установлению между ними согласия, то наказание не назначалось. В этом случае волостной суд ограничивался внушением, которое иногда скреплялось подпиской виновного. В исследовании С. В. Пахмана приводятся примеры подобных решений суда, в которых по просьбам жён «не желавших семейных неприятностей» мужья лишь обязывались подпиской «обращаться с женой как следует», «поступать с женой справедливо и по-человечески», «жену не тиранить», «не чинить жене побоев» и т.д. По мнению исследователей, подобные внушения, а подчас и телесные наказания, которым подвергался виновный муж, не являлись гарантией восстановления мира в семье, более того, подвергнутый розгам муж, чаще всего, становился ещё большим тираном для своей жены.[2]
Волостные суды могли и вовсе не назначать наказание для мужа, в том случае, если жена, по мнению суда, была сама виновата в жестоком с нею обращении. Как по закону, так и по обычаю, муж, в силу своей власти имел право требовать от жены повиновения и почтения и с этой целью «учить» её. Нередкими являлись случаи, когда мужья с целью «исправления» жены, прибегали к истязаниям и побоям, что считалось нормальным в крестьянской среде. А.Я. Ефименко в своём исследовании приводит слова одной крестьянки, которая пришла жаловаться в суд на побои, причинённые ей братом мужа: «Я знаю, что такое право. Мой муж может меня бить и должен, если я ему не противна и если он имеет что-либо против меня. Но от его брата я никак не могу этого сносить: не он мой господин». Таким образом, в крестьянском понимании, побои жены являлись законным и естественным проявлением власти мужа. Они не ставились ему в укор и принимались как должное. Более того, отсутствие этого проявления могло расцениваться как явление ненормальное, нарушающее гармонию супружеских отношений.[2]
С. В. Пахман отмечает также, равнодушное отношение волостных судов некоторых местностей к жестокому обращению мужей с женами. Так, в одной местности было заявлено, что волостной суд не принимает жалоб от жен на мужей, «так как муж считается старшим над женой и ему предоставляется власть её наказывать; муж даром бить свою жену не станет, а если бьёт, значит - она того стоит». Стремление местных судов защитить женщин от насилия со стороны мужей встречало непонимание, а подчас и осуждение со стороны крестьянского населения, так как расходилось с обычно-правовым воззрением на замужнюю женщину, как на собственность мужа.[2]
Не лучшим образом обстояло дело и в городах. Ни одно судебное учреждение не могло в пределах законодательства оградить женщину от дурного и жестокого обращения с ней. Даже при обвинительном приговоре власть мужа над женой восстанавливалась по отбытии им наказания, за исключением тех случаев, когда он лишался всех прав состояния или был приговорен к ссылке, или не принят обществом в свою среду после освобождения из арестантских рот или рабочего дома. Узнав, что их могут освободить от мучений только на короткое время, женщины отказывались от обвинений, прощали мужей, а затем их нередко вынимали из петли.
При существовании суда присяжных кара за жестокое обращение с женой была в большинстве случаев только призрачною. Нравственный уровень развития среды, из которой вербовались присяжные, часто приводил к безнаказанности мужей даже при нанесении ими тяжких побоев. В одном судебном деле, где муж, грамотный, достаточно развитый ремесленник, городской житель, убил ушедшую от него жену, присяжные вынесли оправдательный договор. Из записей очевидца: «На суде выяснилось, что жена его имела связи на стороне и вообще особа легкомысленная. Нам случалось быть свидетелями того, как подобный оправдательный приговор вызывал радостное одобрение присутствовавшей в зале публики, выражавшееся аплодисментами. Как же можно радоваться оправданию убийства?» [6] .
В Советском Союзе насилие в семье было «закрытым» вопросом. Им занимались только криминологи и другие специалисты при изучении преступлений, совершённых в семейно-бытовой сфере. Обсуждение этой проблемы на государственном уровне было невозможно по ряду причин. Насилие в семье не могло стать социальной проблемой в стране, где в уголовно-правовой доктрине приоритетными объектами защиты являлись государственные интересы и государственная собственность. Характерно, что в Большой Советской Энциклопедии о сексуальном, моральном, психологическом насилии и других действиях против личности нет даже упоминания [1]. Декларировалось, что в СССР отсутствует почва для насилия. Отдельные его случаи, конечно, имеют место, но они объясняются тем, что в любом обществе есть какой-то процент асоциальных элементов. Причины насилия в семье в СССР связывались (и до сих пор, как правило, связываются) лишь с алкоголизмом, наркоманией, определённым образом жизни, плохими жилищными условиями и т.п.[5].
В конце ХХ века, в результате безнаказанности и вседозволенности, за века прочно закрепившихся в мужском сознании, отсуствия соотвествующих законов по предотвращению насилия и помощи страдающим от него женщинам, российская семья стала самой агрессивной в истории, а инструментарий мужей-садистов значительно пополнился методами превентивной защиты от ухода женщины из ситуации насилия в виде риска киднеппинга, лишения непокорной жены родительских прав и постулатами важности прав отцов. По словам Г. Г. Силласте, «она [семья] все больше превращается в своеобразный полигон для всех форм насилия - от физического до экономического, от сексуального до морально-психологического, когда убить можно и не «распуская рук»[7]. Начиная с 1993 года закон о домашнем насилии в России 40 раз выносился на рассмотрение, но принят так и не был [8].
Кроме того, многими российским психологами, к которым обращаются женщины в ситуации домашнего насилия, активно постулируется идея, что женщины принимают за насилие то, что им не является, а те редкие случаи, когда закрывать глаза и дальше просто уже невозможно, есть результат распространения феминизма и ошибок самих женщин. Для предотвращения насилия нужно «просто перестать плодить насильников». Что, разумеется, является старым-добрым патриархальным способом перенести ответственность с больной головы на здоровую и заболтать проблему. Домашнее насилие представляет собой тщательно спланированное, осознанное создание насильником замкнутого круга из страха, надежды, отчаяния и беспомощности, разорвать который женщине без помощи извне практически невозможно.
* подразумевается, что жить нужно «мужским» умом, т.е. слушаться и подчиняться мужу, не претендуя на собственное мнение. Однако и полностью безвольное существование не приветствовалось: «Хоть ты и женщина, будь решительной», «Хорошая женщина лучше плохого мужчины». Таким образом, избежать ответственности за жизнь и поступки мужчины женщина также не могла (современный пример см. здесь).
Источники:
[1] И. Геронимус. Корни домашнего насилия[2] С.В. Ворошилова. Практика волостных судов по делам о жестоком обращении мужей со своими жёнами.
[3] Ю. А. Иликеева Проявления домашнего насилия против женщин (на примере башкирского общества).
[4] С.В. Омельянчук. К вопросу о насилии против женщин в древнерусской семье.
[5]Т.А. Сидоренкова. Комплексный подход к защите от насилия в семье.
[6] В.С. Сидорова.Личные права и обязанности супругов в гражданском и уголовном законодательстве в России во второй половине XIX века.
[7] E.C. Турутина, T.M. Дмитриева Насилие в семье и репродуктивное здоровье женщины: опыт рефлексии.
[8] Закон о домашнем насилии: кому он нужен и когда его примут.
Полностью с источниками и дополнительным материалом можно ознакомиться здесь, здесь и здесь.
«Будешь жить женским умом* - раньше собственной смерти преставишься»
(Башкирская народная мудрость)
Насилие мужей над жёнами распространено повсеместно, ведёт свою историю из самой глубины веков и связывается с реализуемой мужчинами патриархатной моделью социальной организации. В ней для женщины традиционно отведено подчинённое место бессознательной рабыни, бесплатной рабочей, репродуктивной силы и канала для слива мужской агрессии и фрустраций. Кратко говоря - бьют, потому что хотят и могут.
В древнерусской семье он [муж] мог судить свою жену, подвергать её телесным наказаниям и даже распоряжаться её жизнью. Так, например, князь Владимир Святославич намеревался собственноручно убить свою супругу Рогнеду за попытку покушения на его жизнь. Спасло княгиню от неминуемой расправы только появление их малолетнего сына Изяслава. По всей видимости, муж мог безнаказанно лишить жизни свою жену и за супружескую измену. Об этом красноречиво свидетельствуют древнерусские былины. Богатырь Святогор убил свою супругу за то, что она с помощью шантажа заставила Илью Муромца овладеть ею. Жестоко расправился со своей женой-изменницей Добрыня Никитич: «Он первое ученье - ей руку отсек, / Сам приговаривает: / «Эта мне рука не надобна, / Трепала она, рука, Змея Горынчишша!» / А второе ученье - ноги ей отсек: / «А и эта-де нога мне не надобна, / Оплеталася со Змеем Горынчишшем!» / А третье ученье - губы ей обрезал / И с носом прочь: «А и эти-де мне губы не надобны, / Целовали они Змея Горынчишша!» / Четвертое ученье - голову ей отсек...». В былине «Чурила Пленкович и Катерина» вполне заслуженной считается смерть от руки Пермяты его жены Катерины, изменившей ему с Чурилой Пленковичем («взял Пермята да молоду жону, / На одну-де ногу да он ступил ноньце, / Как другу-де да у ей оторвал...»).[4]
Причиной насилия над слабым полом в языческий период могли быть не только сами неблаговидные поступки, но даже и подозрения в их совершении. Так в Ростовской земле в 1071 г. во время голода волхвы обвинили женщин в том, что они укрывают продовольствие («обилье держат»). Поверившие волхвам мужчины повели к ним «сестры своя, матерее и жены своя». Волхвы же, пользуясь ловкостью рук, «доказали» свои обвинения «прорезавша за плечемь» женщинам и «вынимаста любо жито, любо рыбу, и убивашета многы жены, и именье ихъ отъимашита собе».[4]
Принятие христианства привело к изменению взаимоотношений супругов в древнерусской семье, вследствие постепенного проникновения в общественное сознание морально-этическим норм, проповедуемых новой религией. Любая попытка главенства жены над мужем решительно осуждалась церковью и обществом. Преподобный Моисей Угрин утверждал: «Адам пръвозданный, жене покорився, из раа изгнан бысть. Самсон силою паче все преспе и ратным одолев, последи же женою предан бысть иноплеменником. И Соломон премудрости глубину достиг, жене повинувся, идолом поклонися. И Ирод многы победы сътворив, последи же, жене поработився, Предтечю Иоанна усекну».[4]
В древнерусской литературе указывалось и на то, что красота женщины служит орудием сатаны. «Сыну, не взирай на красоту женьскую и сердцемь не жадай ея. Аще и все имение даси ей, тоже некоторые (никакой) ползы обрящеши от нея, но паче к богу въ трехъ въпадеши», - говорилось в «Повести об Акире Премудром». А так как женщины ещё с языческих времен занимались знахарством и колдовством, то после принятия христианства за ними прочно закрепилась и недобрая слава бесовских подруг: «Паче же женами бесовьская волъшвенья бывають; искони бо бесъ жену примети, си же мужа, тако в си роди много волхвують жены чародейством, и отравою, и инеми бесовьскыми козньми». Таким образом, церковь подчеркивала «греховную сущность» представительниц прекрасного пола, и требовала от мужей ведения постоянной борьбы за спасение душ своих жён и собственное спокойствие. Выиграть эту «битву», по мнению людей того времени, можно было только путем полного подчинения жены власти мужа. Поэтому в используемом русским духовенством наставлении «Яко не подобает жены звати госпожею», приписываемом Козьме Халкидонскому, говорится: «Не мози сыну взнести главы женьскы выше мужескы, али то Христу ругаешися. Того ради не подобаеть жены своея звати госпожею, но лепо жене звати мужа господиномъ, да имя Божие не хулится в васъ, наипаче славится». Однако, несмотря на то, что христианская религия подтвердила незыблемость власти мужа над своей женой, он, по всей видимости, все же утратил языческое право на жизнь своей супруги: «Аже кто убиеть жену, то тем же судомь судити, якоже и мужа». Правда, убийство женщины все же считалось менее тяжким преступлением, чем мужчины. Русская Правда определяла наказание за убийство женщины вполовину меньше, нежели за убийство мужчины: «полвиры 20 гривен». На вопрос священника Ильи: «А еже пянъ моужь попьхноули бяхоу, запенъше ногою, и оумреть?» епископ Нифонт ответил: «Полъдушегоубьства есть». Нет сомнений, что за мужем сохранялось право «воспитывать» жену, «отлучать» от грешных дел, применяя при этом, а в случае необходимости, и телесные наказания. Церковный Устав князя Ярослава в своей Пространной редакции налагает на мужа обязанность «казнить» жену в случаях если она «мужа крадеть и обличити ю», и если «будеть чародеица, наузница, или волхва, или зелейница». Таким образом, в Древней Руси с языческих времен за мужем закрепилось право применять насилие по отношению к своей жене.[4]
Время шло, но отношение к женщине в семье не менялось. Многие законы второй половине XIX в., касающиеся личных взаимоотношений супругов носили характер «нравственных изречений ни для кого не обязательных». Так, Статья 106 «Законов о правах и обязанностях, от супружества возникающих» говорила о том, что муж «обязан любить свою жену как собственное тело и жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи». Большинство общественных деятелей и юристов того времени сходились на мнении, что этот закон «не имеет, и не может иметь никакого юридического значения».[6]
Некоторые аспекты личных взаимоотношений супругов, такие как нанесение обиды или оскорблений, не рассматривались законом, как явление «несуществующее и несовместимое с семейной гармонией». Насильственные действия, которые не причиняли существенного вреда здоровью, не подлежали ведению суда. Легкие побои причислялись к личным оскорблениям, а за личное оскорбление, нанесенное мужем, жена не могла подать жалобу в суд. Муж был лишен права подвергать жену физическому наказанию еще в 1845 г., но на практике данный закон так и не нашел своего применения. В 1877 г. за нанесение телесных повреждений жене было осуждено 50 мужей, тогда как за нанесение телесных повреждений мужу - только 1 жена [6] .
Другим немаловажным недостатком гражданского законодательства было отсутствие четкой организации и крайняя разбросанность законов, относящихся к брачному союзу, по разным томам, частям и отделам Свода Законов. «Такая разбросанность, и так сказать, чрезполосность действующих законов... крайне затрудняет пользование этим... материалом для юристов». О простой публике в данном случае и говорить не приходится - правовая безграмотность была характерной чертой для большинства населения страны.[6]
В башкирском традиционном обществе жена должна была действовать с разрешения мужа, и если она провинилась, он вправе был наказать её, в том числе и побоями. Один из таких примеров приводит С.Г. Рыбаков: «В кочевке Казаккуловой, расположенной в 50 верстах от г. Верхнеуральска, в июле 1893 г. некто Магафур, вернувшийся со свадьбы домой, приказал своей жене поставить самовар. Та подчинилась с неохотой, сетуя на поздний час и нетрезвое состояние своего мужа. В ответ последовали один за другим удары. Не останавливало расходившегося мужа и то, что жена его была беременной. Услышав вопли и причитания женщины, сбежались соседи, и лишь их вмешательством в драку, а также брата Магафура, драке был положен конец. При этом окружающие, хотя и не одобрили поступок Магафура, но, и жена не смела перечить мужу, считали они. Поэтому она сама виновата в том, что с ней случилось, муж имеет право поступать с женой так, как посчитает нужным» . Подобным образом рассуждал и тептярский зауряд-сотник Губайдуллин из Уфы. Духовное собрание потребовало у него объяснений, почему он бьёт свою жену и отказывается её содержать (при этом и не хочет разводить её от себя). Губайдуллин пишет: «Хотя по шариату, муж обязывается содержать жену по своему состоянию, но только когда она не будет восставать против него, совершать постыдные поступки («она надевала русские женские платья, ходила открытой на рынок, «проматывала и расточала» без пользы деньги, дружила с русскими порочными женщинами), ей строго воспрещается отлучаться самовольно от мужа, и если она это сделает, то лишается права требовать или получать от мужа пособие и содержание во всех отношениях».[3]
Башкирка Кашфуллина Сания из деревни Красный Яр Булекей-Кудейской волости Уфимского уезда в прошении в Оренбургское Магометанское духовное собрание писала, что уже после года совместной жизни «жизнь с моим мужем, кажется мне не человеческой, а зверской. Мало того, мой жестокий муж еще позволяет бить меня свекру». А «лучшие» старики деревни удостоверили следствие, что с Санией обращаются хуже, чем с самою злою собакой: бьют и в бане, и в избе, и на дворе, и на улице. Свекор бил Санию до крови каждый день. На упрек же односельчан за жестокое обращение с женой, муж и свекор сказали: «На то она взята, чтобы бить». На основании всех выше сказанных показаний брак их был расторгнут.[3]
Не отставали от башкир и русские крестьяне. В крестьянской семье дореволюционной России домашнее насилие было явлением обыденным и распространенным.
Так, в 1884 г. на страницах «Юридического Вестника» была опубликована статья мирового судьи Я. Лудмера содержащая бесчисленные примеры истязаний мужьями своих жён и вызвавшая отклики на страницах различных периодических изданий. Бедственное положение крестьянских жён отмечалось также комиссией по составлению проекта гражданского уложения, комиссией по преобразованию волостных судов и многими исследователями обычного права в России. Примеры насилия над жёнами в крестьянской среде приводит в своём исследовании С.В. Пахман: один муж «привязал к припрягу телеги жену с малым ребёнком на руках и поехал домой деревней, ударяя кнутом по лошади и по жене», другой, «привязал жену к столбу и сёк её по всем частям тела ременною супонью без всякой пощады», третий - заявил волостному суду, что «много раз бил жену и даже уморился бить, хотя проступков за ней никаких не имеет, а если бил, то не знал закона, что нельзя бить жену».[2]
Причину столь плачевного положения крестьянских жён многие исследователи видели в практическом отсутствии возможности расторжения брака и в крестьянском воззрении на жену, как на собственность мужа. Священник одного из уездов Курской губ. писал во второй половине XIX в.: «Крестьянин сознаёт, что он глава жены, что жена должна бояться своего мужа, вот он и выражает своё превосходство перед нею, внушает ей боязнь, уважение к себе кулаком, да вожжами». Дела о жестоких побоях крестьянских жён могли быть начаты волостными судами по жалобе потерпевшей, по заявлению старосты, волостного старшины или крестьян целой деревни.[2]
По крестьянским понятиям, жалоба жены на мужа была более предосудительной для неё самой, нежели для её обидчика, поэтому жёны жаловались суду только тогда, когда их жизнь становилась совершенно невыносимой. Кроме того, по мнению Я. Лудмера, однократное избиение мужем своей жены не являлось по закону наказуемым, для того, чтобы судья имел право посадить тирана-мужа в «кутузку» необходимо «постоянное, разновременное и часто повторявшееся причинение мужем жене своей побоев, оставлявших на её теле следы и знаки, и употребление им в дело палки, ремня, кнута и т.п.». Таким образом, по мнению автора, до тех пор, пока жена не была изувечена, она не могла надеяться даже на временное удаление от мужа.[2]
Заслуживает внимания тот факт, что за жестокое обращение с женой муж наказывался судом лишь с её согласия. Если же жена не требовала наказания для виновного мужа, или заявляла о необходимости принятия каких - либо других мер к установлению между ними согласия, то наказание не назначалось. В этом случае волостной суд ограничивался внушением, которое иногда скреплялось подпиской виновного. В исследовании С. В. Пахмана приводятся примеры подобных решений суда, в которых по просьбам жён «не желавших семейных неприятностей» мужья лишь обязывались подпиской «обращаться с женой как следует», «поступать с женой справедливо и по-человечески», «жену не тиранить», «не чинить жене побоев» и т.д. По мнению исследователей, подобные внушения, а подчас и телесные наказания, которым подвергался виновный муж, не являлись гарантией восстановления мира в семье, более того, подвергнутый розгам муж, чаще всего, становился ещё большим тираном для своей жены.[2]
Волостные суды могли и вовсе не назначать наказание для мужа, в том случае, если жена, по мнению суда, была сама виновата в жестоком с нею обращении. Как по закону, так и по обычаю, муж, в силу своей власти имел право требовать от жены повиновения и почтения и с этой целью «учить» её. Нередкими являлись случаи, когда мужья с целью «исправления» жены, прибегали к истязаниям и побоям, что считалось нормальным в крестьянской среде. А.Я. Ефименко в своём исследовании приводит слова одной крестьянки, которая пришла жаловаться в суд на побои, причинённые ей братом мужа: «Я знаю, что такое право. Мой муж может меня бить и должен, если я ему не противна и если он имеет что-либо против меня. Но от его брата я никак не могу этого сносить: не он мой господин». Таким образом, в крестьянском понимании, побои жены являлись законным и естественным проявлением власти мужа. Они не ставились ему в укор и принимались как должное. Более того, отсутствие этого проявления могло расцениваться как явление ненормальное, нарушающее гармонию супружеских отношений.[2]
С. В. Пахман отмечает также, равнодушное отношение волостных судов некоторых местностей к жестокому обращению мужей с женами. Так, в одной местности было заявлено, что волостной суд не принимает жалоб от жен на мужей, «так как муж считается старшим над женой и ему предоставляется власть её наказывать; муж даром бить свою жену не станет, а если бьёт, значит - она того стоит». Стремление местных судов защитить женщин от насилия со стороны мужей встречало непонимание, а подчас и осуждение со стороны крестьянского населения, так как расходилось с обычно-правовым воззрением на замужнюю женщину, как на собственность мужа.[2]
Не лучшим образом обстояло дело и в городах. Ни одно судебное учреждение не могло в пределах законодательства оградить женщину от дурного и жестокого обращения с ней. Даже при обвинительном приговоре власть мужа над женой восстанавливалась по отбытии им наказания, за исключением тех случаев, когда он лишался всех прав состояния или был приговорен к ссылке, или не принят обществом в свою среду после освобождения из арестантских рот или рабочего дома. Узнав, что их могут освободить от мучений только на короткое время, женщины отказывались от обвинений, прощали мужей, а затем их нередко вынимали из петли.
При существовании суда присяжных кара за жестокое обращение с женой была в большинстве случаев только призрачною. Нравственный уровень развития среды, из которой вербовались присяжные, часто приводил к безнаказанности мужей даже при нанесении ими тяжких побоев. В одном судебном деле, где муж, грамотный, достаточно развитый ремесленник, городской житель, убил ушедшую от него жену, присяжные вынесли оправдательный договор. Из записей очевидца: «На суде выяснилось, что жена его имела связи на стороне и вообще особа легкомысленная. Нам случалось быть свидетелями того, как подобный оправдательный приговор вызывал радостное одобрение присутствовавшей в зале публики, выражавшееся аплодисментами. Как же можно радоваться оправданию убийства?» [6] .
В Советском Союзе насилие в семье было «закрытым» вопросом. Им занимались только криминологи и другие специалисты при изучении преступлений, совершённых в семейно-бытовой сфере. Обсуждение этой проблемы на государственном уровне было невозможно по ряду причин. Насилие в семье не могло стать социальной проблемой в стране, где в уголовно-правовой доктрине приоритетными объектами защиты являлись государственные интересы и государственная собственность. Характерно, что в Большой Советской Энциклопедии о сексуальном, моральном, психологическом насилии и других действиях против личности нет даже упоминания [1]. Декларировалось, что в СССР отсутствует почва для насилия. Отдельные его случаи, конечно, имеют место, но они объясняются тем, что в любом обществе есть какой-то процент асоциальных элементов. Причины насилия в семье в СССР связывались (и до сих пор, как правило, связываются) лишь с алкоголизмом, наркоманией, определённым образом жизни, плохими жилищными условиями и т.п.[5].
В конце ХХ века, в результате безнаказанности и вседозволенности, за века прочно закрепившихся в мужском сознании, отсуствия соотвествующих законов по предотвращению насилия и помощи страдающим от него женщинам, российская семья стала самой агрессивной в истории, а инструментарий мужей-садистов значительно пополнился методами превентивной защиты от ухода женщины из ситуации насилия в виде риска киднеппинга, лишения непокорной жены родительских прав и постулатами важности прав отцов. По словам Г. Г. Силласте, «она [семья] все больше превращается в своеобразный полигон для всех форм насилия - от физического до экономического, от сексуального до морально-психологического, когда убить можно и не «распуская рук»[7]. Начиная с 1993 года закон о домашнем насилии в России 40 раз выносился на рассмотрение, но принят так и не был [8].
Кроме того, многими российским психологами, к которым обращаются женщины в ситуации домашнего насилия, активно постулируется идея, что женщины принимают за насилие то, что им не является, а те редкие случаи, когда закрывать глаза и дальше просто уже невозможно, есть результат распространения феминизма и ошибок самих женщин. Для предотвращения насилия нужно «просто перестать плодить насильников». Что, разумеется, является старым-добрым патриархальным способом перенести ответственность с больной головы на здоровую и заболтать проблему. Домашнее насилие представляет собой тщательно спланированное, осознанное создание насильником замкнутого круга из страха, надежды, отчаяния и беспомощности, разорвать который женщине без помощи извне практически невозможно.
* подразумевается, что жить нужно «мужским» умом, т.е. слушаться и подчиняться мужу, не претендуя на собственное мнение. Однако и полностью безвольное существование не приветствовалось: «Хоть ты и женщина, будь решительной», «Хорошая женщина лучше плохого мужчины». Таким образом, избежать ответственности за жизнь и поступки мужчины женщина также не могла (современный пример см. здесь).
Источники:
[1] И. Геронимус. Корни домашнего насилия[2] С.В. Ворошилова. Практика волостных судов по делам о жестоком обращении мужей со своими жёнами.
[3] Ю. А. Иликеева Проявления домашнего насилия против женщин (на примере башкирского общества).
[4] С.В. Омельянчук. К вопросу о насилии против женщин в древнерусской семье.
[5]Т.А. Сидоренкова. Комплексный подход к защите от насилия в семье.
[6] В.С. Сидорова.Личные права и обязанности супругов в гражданском и уголовном законодательстве в России во второй половине XIX века.
[7] E.C. Турутина, T.M. Дмитриева Насилие в семье и репродуктивное здоровье женщины: опыт рефлексии.
[8] Закон о домашнем насилии: кому он нужен и когда его примут.
Полностью с источниками и дополнительным материалом можно ознакомиться здесь, здесь и здесь.