Страх феминизма, или внутренний саботаж в женском движении
Оригинал взят у ext_2702467 в Страх феминизма, или внутренний саботаж в женском движении
Первоисточник текста: Womenation.org
В последние годы в западном и русскоязычном киберпространствах растет и крепнет движение, которое настаивает на возвращении к классовому анализу патриархального угнетения и критически настроено по отношению к «феминизму третьей волны». Это направление как идейный преемник американского радикального феминизма 60-70-х годов называет себя «радфем».
Если внимательно, но «неполиткорректно» рассматривать дискурс «третьей волны», «пост-феминизма», множественных «феминизмов» (а в рунете - и множественных «радикальных феминизмов»), квир-рассуждений о множественности идентичностей, неолиберальной «индивидуальной свободы», «секс-позитивности как эмансипации», становится видно, что этот дискурс прекрасно вписывается в сценарий backlash (S. Faludi). Backlash - это реакция, это ответный удар патриархата, взорвавший женское освободительное движение изнутри (и именно так, а не «третьей волной феминизма» должно называться это явление).
Деятельность радфем в рунете регулярно сотрясают всплески внешней и внутренней backlash-критики. Вся эта критика, хотя и кажется разнообразной, проистекает из активного отрицания системного характера гендерного угнетения и является результатом сопротивления процессу самосознания, то есть осознания своего места и роли в этой системе.
Упорное противодействие феминисток радикально-феминистскому анализу (системы в целом либо отдельных ее сторон) является ничем иным как саботажем. Аутосаботаж - это парадигма социальной активности угнетенных, которые изо всех сил сопротивляются осознанию своего истинного положения, точному описанию системы угнетения (система не должна быть познана и описана, она должна оставаться в тени, в сфере «природного») и активно борются против выработки методов и институтов для радикального преобразования общественного строя.
Спектр проявлений внутреннего саботажа можно сгруппировать в несколько категорий:
1. «Упадничество» и «инфантильные революции»: две стороны медали отрицания
Отрицание системного характера угнетения, классовых связей между женщинами мира и возражения против описания системы, а также стратегического и тактического планирования социальных преобразований несовместимы с радфем-анализом. Неумеренное чтение текстов, описывающих «как все плохо», то есть освещающих реальное положение женщин в мире, приводит сразу к двум на первый взгляд полярным обвинениям - в «упадничестве» и «инфантильных революциях».
Оба обвинения запускаются в ход неудовлетворительным для спрашивающих ответом на вопрос «что делать?».
Обвинения в «упадничестве», то есть в подрыве движения, выученной беспомощности и виктимизации женщин вызываются ответом «сейчас мы не можем сделать многого». «Инфантильные революции» (поезда под откос, грудь на амбразуру) активизируются при помощи ответа «нас устроит только радикальное преобразование общества».
Еще один страх, близкий к означенным, - «сепарация как аутосегрегация», подача феминистской сепарации - инструмента самосознания и политического объединения - в виде жуткой перспективы «радфем предлагают уйти в леса».
2. Комфорт и успех в системе как выход из нее
Комфортное существование («выживание») и успешную деятельность (которая в том числе поддерживает и актуализирует систему) в патриархате пытаются трактовать как хитрый обман системы. Личное выживание преподносится как способ накопления ресурсов и героический труд на общеженское благо, а также как способ «пробиться в мужской иерархии и разрушить ее изнутри» (не превратившись при этом в надзирательницу). И «выживающим» неважно, как происходит аутсорсинг патриархата и как прочно связано положение женщин первого-второго и третьего миров.
За этим видом саботажа стоит более простая мотивация - оправдать свое неучастие ни в какой феминистской деятельности (начиная с самосознания, с изучения, с осмысления для себя). (Без)деятельницы желают добиться признания своей «феминистичности», просто предъявив свои жизненные обстоятельства (карьеру, незамужество, обогащение, лесбийство), даже если такие же обстоятельства еще у миллионов нефеминисток. Карьера превращается в «отжор ресурсов» у мужчин, а повседневное зарабатывание денег - в «будущую помощь будущим жертвам будущего насилия».
Сюда же относятся попытки измыслить способы победы над патриархатом в обход идеологии и политики. Тут «ключами к феминизму» становятся воспитание мальчиков, правильный подбор мужей, списки «навыков феминистки» и т. д.
3. Либеральный феминизм как «умеренная радикальность»: новая жизнь теории договора
Либеральные методы - продвижение женщин в политику, квотирование, накопление капитала, косметический ремонт законодательства и бесконечная борьба с последствиями предлагаются как «временное решение» для радфем. Это следует из полного непонимания (отрицания) того, как работает социоэкономическая система патриархата. А вкупе с полным незнанием истории феминистского движения это позволяет «забыть», что либеральные методы не работают для женщин как класса, хотя могут улучшить жизнь одних женщин, подставляя под удар других.
И, кстати, почему-то никто не сомневается в самой возможности договора между угнетенными и угнетателями.
«Умеренный радикальный феминизм» - бастард теории договора с агрессором и страха «инфантильных революций». Крутящий момент этой внезапной теории - непонимание (притворное) значения слова «радикальный», за которым чудится не radix (т.е. «смотреть в корень», «коренные причины»,«коренное преобразование»), а партизанская война, поджоги, подкопы и подрывы.
4. Спящая красавица, бегущая с волками: новый эссенциализм
В этом подходе каждая женщина считается стихийной феминисткой, спящей красавицей, которую более опытной феминистке полагается что есть силы будить (не задевая при этом красавициных «идентичности», «свободы» и «выбора», а терпеливо говоря исключительно приятности). Достаточное усердие и терпение опытных феминисток должно стать залогом «пробуждения», а требование «не распугивать женщин» подозрительно напоминает набивший оскомину «имидж феминизма».
Спасительницы спящих красавиц не хотят видеть, что абсолютное большинство женщин приходит в феминизм из абьюза, и что для очень многих женщин феминизм слишком часто означает территорию, пригодную для выстраивания новых трофических цепочек, актуализируемых в виде иерархий.
Хотя группы роста и этап пересоциализации являются частью процесса самосознания, собственно феминистская деятельность базируется на идеологической солидарности, а структуры феминистских групп не тождественны властным иерархиям, щедро проецируемым на радфем красавицами, которые на поверку вовсе не спят, а подробно надиктовывают свои пожелания по «пробуждению».
Неспящие красавицы регулярно стонут, что от феминизма их отвращает «недостаток мотивации», который предлагается восполнить одобрением, принятием, дружбой, поддержкой, терапией и др. со стороны других феминисток. Они утверждают, что женское освобождение само по себе не может быть мотивацией, обнаруживая полное отсутствие классового сознания и понимания политической составляющей женского освободительного движения.
***
Все проявления внутреннего саботажа в женском движении не просто попадают в схему антифеминистского backlash, они занимают место в общей парадигме социальной активности угнетенных, т.е. аутосаботажа. Для нас, женщин, эта парадигма обуславливается все тем же явлением, по причине которого «мы все еще тут», - социальным стокгольмским синдромом.
Сторонние и не очень наблюдательницы обычно бывают сильно и неприятно удивлены всплесками социального стокгольмского синдрома среди феминисток. Хотя где еще актуализироваться стремлению поддерживать патриархатный статус-кво, как не среди них? Психология заложника именно об этом: поддерживать статус-кво и незаметно задабривать агрессора. В этом смысле вопрошения в стиле «а что вы предлагаете?», «вы ничего не предлагаете!» обретают совсем иное значение (это приказ не предлагать, не будить лихо, пока оно тихо).
Ибо на самом деле предложения радикального феминизма известны не первый день: это упразднение патриархатного мужского права на сексуальный доступ к женщинам и упразднение «прав отцов», иначе ситуация социального заложничества для женщин неразрешима. И то, что такое упразднение возможно только средствами государственной власти - известно. И то, что попытка такого упразднения вызовет эскалацию фемицида - известно. Известно и то, что масштабы подобной эскалации непредсказуемы. Понятно и то, что любое действие в этом направлении должно быть продуманным, а продуманность - следствие всестороннего анализа… И вот тут начинается основной вопрос феминизма: анализ кого-чего? Уж не обычного ли, бытового моегонетакого собрались вы тут анализировать? Смеете рассказывать, что из милого мальчика вырастет насильник? Лодку раскачиваете?
Эту истинную причину (ССС) со всеми ее неприглядными следствиями обсуждать не положено. Ее замещает благообразная идея самостоятельности («агентства») женщины - основное орудие беспощадной и безостановочной backlash-критики идей радикального феминизма со стороны как внешней, так и внутренней оппозиции.
В то время как радикальный феминизм четко указывает, что женщина до сих пор не является полноценным гражданским субъектом и действует в контексте социального опекунства со стороны мужчин как группы и со стороны патриархатных государств (см. соответствующие политические, правовые и экономические последствия для женщин), backlash твердит о том, что именно радикальный феминизм, а не патриархат «виктимизирует женщин» и отказывает им в «агентстве».
Внутренняя критика радикального феминизма имеет то же самое backlash-содержание. В ход идут индивидуализм, «свобода воли» и автономность вне структурных ограничений, а также скрытый или явный виктимблейминг. А грезы о добрых надзирательницах (персонификациях хороших отцов), в роли которых одни представляют сами себя, пока другие мечтают о покровительстве, рождают мечты об успехе женщин внутри системы и воскрешают договорную риторику либерального феминизма.
В чем же, по мнению backlash’a, проявляется женское «агентство» и самостоятельность? Главным образом, в «свободе распоряжаться собственным телом» - то есть в свободе извлекать из него прибыль через проституцию (в секс-индустрии или в законном браке). Самостоятельные женщины, менеджерки собственного тела и «сексуальности» также могут свободно и самостоятельно решать, как правильно «осуществлять феминизм на практике», как распоряжаться гендером (!), к какому мировоззрению себя относить.
Таким образом, на самом деле, backlash утверждает - хотя будет отрицать это с пеной у рта, что женщина «самостоятельно и свободно» выбирает как ей адаптироваться к патриархату, что эта адаптация правильна, и что вот эта рабская изворотливость и есть свобода для женщин.
Крайний индивидуализм концепции «агентства» логически несовместим со смиренной идеей «адаптации к неизбежному», однако это никого не смущает. «Агентство» встречает горячую поддержку со стороны женской публики, так как эта публика очень тонко воспринимает социальное одобрение и всегда стремится оказаться там, где это одобрение (обещание личной безопасности) можно получить. Одобрение же идеи женского «агенства» всеобще, как «справа», так и «слева».
Ведь идея женского «агентства» идеально подходит как неолибералам, так и социалистам в деле отрицания, замалчивания, снятия с повестки дня проблемы непрерывного ужесточения гендерного насилия и фемицида под соусом «женщина-менеджер себя-собственный агент сама делает выбор, удачный или неудачный, но нельзя лишать ее свободы выбора и снимать с нее ответственность за последствия». А радикальные феминистки со своим протекционизмом якобы унижают женщин, стирают их индивидуальность и культурные особенности, нивелируют, запрещают и лишают - не иначе желают сделать женщин орудием своей ненависти к мужчинам.
Социалисты, конечно, будут до изнеможения отрицать, что они целиком находятся внутри либеральной концептуальной модели личного «агенства» и отношений власти, но шило из мешка обязательно вылезет, стоит эту модель поколебать. Социалисты всегда выступят единым фронтом с самыми оголтелыми неолибералами, если это выступление - против радфема, который прямо призывает женщин рассматривать отношения власти, индивидуальной самостоятельности и выбора вне этой модели. Одним словом, против тех, кто призывает к анализу и критике «теории общественного договора».
Идея «агентства» опирается на отрицание факта, что женщины являются угнетенным классом (кастой), что принадлежность к этому классу определяется на основании биологических признаков при рождении (и даже до него: политика пола применяется к человеку еще в фазе эмбриона) и не меняется в течение жизни ни при каких обстоятельствах. Идея «самоуправления» означает отрицание существования мужского господства и патриархата в принципе, хотя можно наблюдать их удивительное сосуществование в умах «агенток» - патриархат вроде бы есть, но женщины при этом всячески «могут, имеют, умеют и владеют».
Женщинам - негласно - внушается мысль о том, что самостоятельность, «агенство», «выбор» позволяют лично им ускользнуть от угнетения; при этом всячески замалчивается (под всеобщее женское одобрение), что «выбор» и «свобода» - это не возможность минимизировать вред в рамках его неизбежности, а возможность радикально трансформировать ситуацию и активно ее определять (Kathy Miriam).
Радикальные феминистки открыто говорят: все, что сейчас выдают за выбор, власть и свободу - это новые виды потребления женского труда: не только на кухне, но и в мэрии, не только в спальне, но и в науке, не только с коляской, но и в армии. Можно до мозолей на языке рассуждать о том, как «мы уже чего-то добились», но эти рассуждения так и останутся жалким свистом на задворках истории. Потому что нигде в мире женщины до сих пор не обладают в полной мере правами человека (даже на собственное тело: вспомнить хотя бы о повсеместных ограничениях права на аборт). До тех пор, пока у нас нет этих элементарных прав и свобод, нелепо говорить о какой-либо политической или экономической власти в руках женщин, или о «разрушении системы изнутри». Вот это несокрытие очевидного - есть самое страшное преступление радфема, истинная подоплека всех обвинений и главная причина саботажа.
Первоисточник текста: Womenation.org
В последние годы в западном и русскоязычном киберпространствах растет и крепнет движение, которое настаивает на возвращении к классовому анализу патриархального угнетения и критически настроено по отношению к «феминизму третьей волны». Это направление как идейный преемник американского радикального феминизма 60-70-х годов называет себя «радфем».
Если внимательно, но «неполиткорректно» рассматривать дискурс «третьей волны», «пост-феминизма», множественных «феминизмов» (а в рунете - и множественных «радикальных феминизмов»), квир-рассуждений о множественности идентичностей, неолиберальной «индивидуальной свободы», «секс-позитивности как эмансипации», становится видно, что этот дискурс прекрасно вписывается в сценарий backlash (S. Faludi). Backlash - это реакция, это ответный удар патриархата, взорвавший женское освободительное движение изнутри (и именно так, а не «третьей волной феминизма» должно называться это явление).
Деятельность радфем в рунете регулярно сотрясают всплески внешней и внутренней backlash-критики. Вся эта критика, хотя и кажется разнообразной, проистекает из активного отрицания системного характера гендерного угнетения и является результатом сопротивления процессу самосознания, то есть осознания своего места и роли в этой системе.
Упорное противодействие феминисток радикально-феминистскому анализу (системы в целом либо отдельных ее сторон) является ничем иным как саботажем. Аутосаботаж - это парадигма социальной активности угнетенных, которые изо всех сил сопротивляются осознанию своего истинного положения, точному описанию системы угнетения (система не должна быть познана и описана, она должна оставаться в тени, в сфере «природного») и активно борются против выработки методов и институтов для радикального преобразования общественного строя.
Спектр проявлений внутреннего саботажа можно сгруппировать в несколько категорий:
1. «Упадничество» и «инфантильные революции»: две стороны медали отрицания
Отрицание системного характера угнетения, классовых связей между женщинами мира и возражения против описания системы, а также стратегического и тактического планирования социальных преобразований несовместимы с радфем-анализом. Неумеренное чтение текстов, описывающих «как все плохо», то есть освещающих реальное положение женщин в мире, приводит сразу к двум на первый взгляд полярным обвинениям - в «упадничестве» и «инфантильных революциях».
Оба обвинения запускаются в ход неудовлетворительным для спрашивающих ответом на вопрос «что делать?».
Обвинения в «упадничестве», то есть в подрыве движения, выученной беспомощности и виктимизации женщин вызываются ответом «сейчас мы не можем сделать многого». «Инфантильные революции» (поезда под откос, грудь на амбразуру) активизируются при помощи ответа «нас устроит только радикальное преобразование общества».
Еще один страх, близкий к означенным, - «сепарация как аутосегрегация», подача феминистской сепарации - инструмента самосознания и политического объединения - в виде жуткой перспективы «радфем предлагают уйти в леса».
2. Комфорт и успех в системе как выход из нее
Комфортное существование («выживание») и успешную деятельность (которая в том числе поддерживает и актуализирует систему) в патриархате пытаются трактовать как хитрый обман системы. Личное выживание преподносится как способ накопления ресурсов и героический труд на общеженское благо, а также как способ «пробиться в мужской иерархии и разрушить ее изнутри» (не превратившись при этом в надзирательницу). И «выживающим» неважно, как происходит аутсорсинг патриархата и как прочно связано положение женщин первого-второго и третьего миров.
За этим видом саботажа стоит более простая мотивация - оправдать свое неучастие ни в какой феминистской деятельности (начиная с самосознания, с изучения, с осмысления для себя). (Без)деятельницы желают добиться признания своей «феминистичности», просто предъявив свои жизненные обстоятельства (карьеру, незамужество, обогащение, лесбийство), даже если такие же обстоятельства еще у миллионов нефеминисток. Карьера превращается в «отжор ресурсов» у мужчин, а повседневное зарабатывание денег - в «будущую помощь будущим жертвам будущего насилия».
Сюда же относятся попытки измыслить способы победы над патриархатом в обход идеологии и политики. Тут «ключами к феминизму» становятся воспитание мальчиков, правильный подбор мужей, списки «навыков феминистки» и т. д.
3. Либеральный феминизм как «умеренная радикальность»: новая жизнь теории договора
Либеральные методы - продвижение женщин в политику, квотирование, накопление капитала, косметический ремонт законодательства и бесконечная борьба с последствиями предлагаются как «временное решение» для радфем. Это следует из полного непонимания (отрицания) того, как работает социоэкономическая система патриархата. А вкупе с полным незнанием истории феминистского движения это позволяет «забыть», что либеральные методы не работают для женщин как класса, хотя могут улучшить жизнь одних женщин, подставляя под удар других.
И, кстати, почему-то никто не сомневается в самой возможности договора между угнетенными и угнетателями.
«Умеренный радикальный феминизм» - бастард теории договора с агрессором и страха «инфантильных революций». Крутящий момент этой внезапной теории - непонимание (притворное) значения слова «радикальный», за которым чудится не radix (т.е. «смотреть в корень», «коренные причины»,«коренное преобразование»), а партизанская война, поджоги, подкопы и подрывы.
4. Спящая красавица, бегущая с волками: новый эссенциализм
В этом подходе каждая женщина считается стихийной феминисткой, спящей красавицей, которую более опытной феминистке полагается что есть силы будить (не задевая при этом красавициных «идентичности», «свободы» и «выбора», а терпеливо говоря исключительно приятности). Достаточное усердие и терпение опытных феминисток должно стать залогом «пробуждения», а требование «не распугивать женщин» подозрительно напоминает набивший оскомину «имидж феминизма».
Спасительницы спящих красавиц не хотят видеть, что абсолютное большинство женщин приходит в феминизм из абьюза, и что для очень многих женщин феминизм слишком часто означает территорию, пригодную для выстраивания новых трофических цепочек, актуализируемых в виде иерархий.
Хотя группы роста и этап пересоциализации являются частью процесса самосознания, собственно феминистская деятельность базируется на идеологической солидарности, а структуры феминистских групп не тождественны властным иерархиям, щедро проецируемым на радфем красавицами, которые на поверку вовсе не спят, а подробно надиктовывают свои пожелания по «пробуждению».
Неспящие красавицы регулярно стонут, что от феминизма их отвращает «недостаток мотивации», который предлагается восполнить одобрением, принятием, дружбой, поддержкой, терапией и др. со стороны других феминисток. Они утверждают, что женское освобождение само по себе не может быть мотивацией, обнаруживая полное отсутствие классового сознания и понимания политической составляющей женского освободительного движения.
***
Все проявления внутреннего саботажа в женском движении не просто попадают в схему антифеминистского backlash, они занимают место в общей парадигме социальной активности угнетенных, т.е. аутосаботажа. Для нас, женщин, эта парадигма обуславливается все тем же явлением, по причине которого «мы все еще тут», - социальным стокгольмским синдромом.
Сторонние и не очень наблюдательницы обычно бывают сильно и неприятно удивлены всплесками социального стокгольмского синдрома среди феминисток. Хотя где еще актуализироваться стремлению поддерживать патриархатный статус-кво, как не среди них? Психология заложника именно об этом: поддерживать статус-кво и незаметно задабривать агрессора. В этом смысле вопрошения в стиле «а что вы предлагаете?», «вы ничего не предлагаете!» обретают совсем иное значение (это приказ не предлагать, не будить лихо, пока оно тихо).
Ибо на самом деле предложения радикального феминизма известны не первый день: это упразднение патриархатного мужского права на сексуальный доступ к женщинам и упразднение «прав отцов», иначе ситуация социального заложничества для женщин неразрешима. И то, что такое упразднение возможно только средствами государственной власти - известно. И то, что попытка такого упразднения вызовет эскалацию фемицида - известно. Известно и то, что масштабы подобной эскалации непредсказуемы. Понятно и то, что любое действие в этом направлении должно быть продуманным, а продуманность - следствие всестороннего анализа… И вот тут начинается основной вопрос феминизма: анализ кого-чего? Уж не обычного ли, бытового моегонетакого собрались вы тут анализировать? Смеете рассказывать, что из милого мальчика вырастет насильник? Лодку раскачиваете?
Эту истинную причину (ССС) со всеми ее неприглядными следствиями обсуждать не положено. Ее замещает благообразная идея самостоятельности («агентства») женщины - основное орудие беспощадной и безостановочной backlash-критики идей радикального феминизма со стороны как внешней, так и внутренней оппозиции.
В то время как радикальный феминизм четко указывает, что женщина до сих пор не является полноценным гражданским субъектом и действует в контексте социального опекунства со стороны мужчин как группы и со стороны патриархатных государств (см. соответствующие политические, правовые и экономические последствия для женщин), backlash твердит о том, что именно радикальный феминизм, а не патриархат «виктимизирует женщин» и отказывает им в «агентстве».
Внутренняя критика радикального феминизма имеет то же самое backlash-содержание. В ход идут индивидуализм, «свобода воли» и автономность вне структурных ограничений, а также скрытый или явный виктимблейминг. А грезы о добрых надзирательницах (персонификациях хороших отцов), в роли которых одни представляют сами себя, пока другие мечтают о покровительстве, рождают мечты об успехе женщин внутри системы и воскрешают договорную риторику либерального феминизма.
В чем же, по мнению backlash’a, проявляется женское «агентство» и самостоятельность? Главным образом, в «свободе распоряжаться собственным телом» - то есть в свободе извлекать из него прибыль через проституцию (в секс-индустрии или в законном браке). Самостоятельные женщины, менеджерки собственного тела и «сексуальности» также могут свободно и самостоятельно решать, как правильно «осуществлять феминизм на практике», как распоряжаться гендером (!), к какому мировоззрению себя относить.
Таким образом, на самом деле, backlash утверждает - хотя будет отрицать это с пеной у рта, что женщина «самостоятельно и свободно» выбирает как ей адаптироваться к патриархату, что эта адаптация правильна, и что вот эта рабская изворотливость и есть свобода для женщин.
Крайний индивидуализм концепции «агентства» логически несовместим со смиренной идеей «адаптации к неизбежному», однако это никого не смущает. «Агентство» встречает горячую поддержку со стороны женской публики, так как эта публика очень тонко воспринимает социальное одобрение и всегда стремится оказаться там, где это одобрение (обещание личной безопасности) можно получить. Одобрение же идеи женского «агенства» всеобще, как «справа», так и «слева».
Ведь идея женского «агентства» идеально подходит как неолибералам, так и социалистам в деле отрицания, замалчивания, снятия с повестки дня проблемы непрерывного ужесточения гендерного насилия и фемицида под соусом «женщина-менеджер себя-собственный агент сама делает выбор, удачный или неудачный, но нельзя лишать ее свободы выбора и снимать с нее ответственность за последствия». А радикальные феминистки со своим протекционизмом якобы унижают женщин, стирают их индивидуальность и культурные особенности, нивелируют, запрещают и лишают - не иначе желают сделать женщин орудием своей ненависти к мужчинам.
Социалисты, конечно, будут до изнеможения отрицать, что они целиком находятся внутри либеральной концептуальной модели личного «агенства» и отношений власти, но шило из мешка обязательно вылезет, стоит эту модель поколебать. Социалисты всегда выступят единым фронтом с самыми оголтелыми неолибералами, если это выступление - против радфема, который прямо призывает женщин рассматривать отношения власти, индивидуальной самостоятельности и выбора вне этой модели. Одним словом, против тех, кто призывает к анализу и критике «теории общественного договора».
Идея «агентства» опирается на отрицание факта, что женщины являются угнетенным классом (кастой), что принадлежность к этому классу определяется на основании биологических признаков при рождении (и даже до него: политика пола применяется к человеку еще в фазе эмбриона) и не меняется в течение жизни ни при каких обстоятельствах. Идея «самоуправления» означает отрицание существования мужского господства и патриархата в принципе, хотя можно наблюдать их удивительное сосуществование в умах «агенток» - патриархат вроде бы есть, но женщины при этом всячески «могут, имеют, умеют и владеют».
Женщинам - негласно - внушается мысль о том, что самостоятельность, «агенство», «выбор» позволяют лично им ускользнуть от угнетения; при этом всячески замалчивается (под всеобщее женское одобрение), что «выбор» и «свобода» - это не возможность минимизировать вред в рамках его неизбежности, а возможность радикально трансформировать ситуацию и активно ее определять (Kathy Miriam).
Радикальные феминистки открыто говорят: все, что сейчас выдают за выбор, власть и свободу - это новые виды потребления женского труда: не только на кухне, но и в мэрии, не только в спальне, но и в науке, не только с коляской, но и в армии. Можно до мозолей на языке рассуждать о том, как «мы уже чего-то добились», но эти рассуждения так и останутся жалким свистом на задворках истории. Потому что нигде в мире женщины до сих пор не обладают в полной мере правами человека (даже на собственное тело: вспомнить хотя бы о повсеместных ограничениях права на аборт). До тех пор, пока у нас нет этих элементарных прав и свобод, нелепо говорить о какой-либо политической или экономической власти в руках женщин, или о «разрушении системы изнутри». Вот это несокрытие очевидного - есть самое страшное преступление радфема, истинная подоплека всех обвинений и главная причина саботажа.
