Гроздана Олуич "Голоса на ветру"
Год издания: 2013
Издательство: Лемакс
Аннотация: "В поисках пропавшего брата психиатр Данило Арацки пересекает страны и континенты. И везде, куда бы он ни направился, за ним следуют души усопших предков. Бессонными ночами они рассказывают Даниле о том, что тот, пожалуй, предпочел бы забыть. Дороги семейства затеряны во времени и пространстве: от лесов Закарпатья - до салонов Парижа, от детских приютов - до психиатрических клиник и концлагерей. В таинственной «Карановской летописи», обнаруженной случайно в антикварной лавке у берегов Балтийского моря, говорится обо всем, что было, есть и будет с родом Арацких. Но не сказано главного: где разыскать Даниле исчезнувшего брата? Как разгадать загадку мистической «болезни забвения»?"
Рецензии:
"Гроздана Олуич - новое имя для русскоязычной читательницы в ряду самобытных сербских писателей: Горан Петрович, Милорад Павич, Иво Андрич, Добрица Чосич, Милош Црнянский и другие. Однако у себя на родине Гроздана Олуич является одной из самых значительных писательниц современной сербской литературы; она лауреат самых престижных литературных наград Сербии и Югославии, в том числе за роман ''Голоса на ветру'' Олуич была удостоена премии журнала НИН - самая престижная литературная награда Сербии (ранее - Югославии), присуждается ежегодно за лучший роман на сербском языке (основана в 1954 году общественно-политическим еженедельником НИН). Романы Грозданы Олуич переведены на 28 языков, кроме того она является почетным гражданином города Осло и почетным профессором Университета штата Айова. На русский язык в далеком 1985 году был переведен сборник сказок ''Волшебная метла'', а вот с серьезной работой романиста русскоязычному читателю только предстоит знакомство. Псковское издательство ''Лемакс'' сделало читателям невероятный подарок, издав роман ''Голоса на ветру'' (2009) на русском языке, в блистательном переводе Ларисы Савельевой, которая перевела на русский практически всего Павича и волшебные книги Петровича.
''Голоса на ветру'' роман, с одной стороны уникальный и самобытный, как и вся сербская литература, со своими традициями и историческими духовными корнями, а с другой - этот роман вместил в себя практически все мировые литературные традиции: от стилистики до героев, где узнаются и герои Маркеса, и герои Джойса, и герои Рильке - представители небольших национальных культур, чьи герои оказываются развеяны по миру, как белые прозрачные бабочки, чье прошлое говорит с нами ''голосами на ветру''. В этом романе через историю одной семьи, сквозь несколько поколений этой семьи Олуич создает волшебную ткань текста развития европейского романа: семейной саги и эмигрантского романа на рубеже девятнадцатого и двадцатого века - от модернизма к реализму, от реализма к модернизму и такое чередование стилей придает истории семьи Арацких соединение прошлого, настоящего и возможного будущего. Сны, воспоминания, реальность и голоса мертвых предков, судьбы людей и небольших городков в бесконечных войнах на Балканах, блуждание по миру, бегство из страны, от строя, от себя, от внутренних и внешних ран, нанесенных войной и самими людьми друг другу - создают психологические и исторические предпосылки современной Сербии. Данило Арацкий, отправившись на поиски пропавшего брата Петра, читая ''Карановскую летопись'' семьи Арацких, возвращается в далекое прошлое своих предков, где перед ним проходит череда роковых красавиц, мужественных героев, русалок в женском обличии, множество потерянных душ - живых и ставших голосами на ветру. Сквозь боль и забвение - к себе, к своему роду. Возможно ли возвращение? Или забвение будет вечным? Как у девушки Ружи Рашулы, ищущей дерево, взявшее в рабство ее душу и забравшее у нее имя.
Так что, пока она не найдет свое имя, ей придется быть тем же, что и камешек на дорожке, или снежинка, которую первый же луч солнца превратит в каплю воды или во что-то ещё менее важное, безымянное.
И сколько их скитается по всему миру тех, кого бесконечные войны согнали с родных земель…
Рекомендую всем поклонникам уникальной самобытной сербской культуры. Ну и поклонникам творчества Маркеса, и вообще всем, кому по душе нелинейная, мудрая, отличная европейская проза."
"Театр начинается с вешалки, а книга с обложки. На обложке мы видим Женщину, которая выпускает голубя, предположительно Columbia livia (точно и не определишь, так как изображение голубя немного размыто). Как сказала моя подруга: "Это что, женский романчик?". Еще настораживает вынесенная на обложку цитата критика Дины Катан "Теперь у сербской литературы есть свои "Сто лет одиночества". Эта цитата позже сыграет со мной и с процессом прочтения книги злую шутку: моё подсознание постоянно будет к ней возвращаться и сравнивать: "Тут похоже, а вот тут - нет". Это чтению, естественно мешает. Поэтому, может я и лицемерю, но все же контраст между обложкой женского романа и сравнения с Маркесом не дает высокого уровня ожидания качества содержания."
"Книга Грозданы Олуич у меня упорно боролась за звания "открытие года" и "облом года" и по-своему получила каждое из них.
"Голоса на ветру" - это не столько "Сто лет одиночества" Маркеса, сколько бесконечная песнь плакальщицы по ушедшим временам, по ушедшим героям, по наступающей тьме и безвременью в легком антураже прозы Павича.
Семья Арацких вплетенная, впаянная в историю Сербии, Югославии, снова Сербии - вновь и вновь переживает страшный ХХ век во снах и наяву одного из последних отпрысков значительной некогда семьи.
Первые 2\3 романа просто восхитительны: мозаичность и закольцованность событий кидают нас от прошлого в настоящее, от одного члена семьи к другому, трепетно возрождая ту самую родовою память, которая спасала и вела множество поколений людей, но которая одновременно становилась и их проклятием.
Образы нарастают, картинка все четче обрисовывается, и тут нужен лишь маленький знак, жест, событие - что-то, чтобы она собралась воедино, проявилась с ужасающей четкостью.
Вот тут-то для меня и случился облом. Потому что мне кажется, что этого просто не происходит: сюжет уходит в сторону в какие-то непонятные любовные отношения, в препирательства с друзьями, и ожиданием - кого? - Годо, что ли? - я понять не смог.
Конец книги получился скомканным, непонятным: будто бы собирающуюся картинку хорошенько потрясли - что-то отвалилось, что-то осталось - некоторые, знаки, герои и события не получают никакого объяснения и просто исчезают. Зато появляется надежда на лучшее будущее, на пресловутый happy-end, когда все освободятся от бремени памяти, от своих голосов на ветру, которые не дают им спать по ночам, и пойдут строить новый, лучший мир.
Я могу понять и принять такую позицию от пожилой женщины, пережившей множество невзгод в страшное время в сложной стране, но от писателя такую беспомощную с литературной точки зрения концовку я принять не могу."