Литература женского авторства, советская и не только
В сообществе объявляется пятиминутка разнузданной рекламы. Случайно, как на ноже карманном находят пылинку дальних стран, натолкнулась на сайт avtorsha.com, или «Неизвестная Женская Библиотека». Сложилось впечатление, что это индивидуальный проект: оцифровываются и выкладываются в сеть книги малоизвестных писательниц и поэтесс. Основную массу библиотеки (поправьте меня, если я ошибаюсь) составляют советские произведения шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых годов XX века - как подчёркивает вступительное слово к сайту, произведения, которые мы почему-то никогда не проходили в школе. Даже на внеклассном чтении. Найдя несколько старых добрых знакомых, я наугад кликаю по первому попавшемуся имени: Любовь Миронихина - и в моей жизни появляется писательница-деревенщица, которую я так долго и безуспешно искала. Правда, совсем не представительница консервативной идеологии.
«Август - месяц рыбный», северная деревня Трусово. Мать Агафья вызывает дочку Ленку «с острова»: необходимо срочно наловить немного сёмги, местной валюты, которой и с печниками расплачиваться, и на чёрный день запасти. Проблема в том, что ловля сёмги незаконна. Свирепствует рыбнадзор. Если ему попасться, неминуем крупный штраф. А ещё рыбнадзорщики стреляют из ракетницы, так и убить недолго, и одежду пожечь.
- Нет! - рассуждала Ленка. - С мужиками плавать не буду, лучше с мамашей.
Агафья стоит на своем любимом месте у печки и тихо учит Ленку:
- С мужиками только ли и плавать тебе. Их запишут, тебя нет.
Ленка крепко задумывается, положив на ладонь подбородок, но думай не думай - мать всегда права.
Агафья учит, всё больше воодушевляясь:
- Ты у них за бригадира теперь. Сетку береги, береги пуще глаза.
- Береги-береги, что ж я сделаю, если поймают?
- Как что? Да я бы ни за что не отдала, ей-богу не отдам. Меня берите - скажу, а сетку не дам. Вот так лягу, руки-ноги раскину на этой сетке, и хоть что делайте, не отымете.
Агафья даже уши прикрыла ладонями, такой грянул хохот.
- Нужна ты им, старуха, - давится от смеха Ленка.
- Нет, ты им так скажи, - на ходу думает Агафья. - Боженые! Простите меня грешную, больше не буду, ей-богу. В первый раз и в последний. Как ни выйду поплавать, рыбы не имаю, только вы меня имаете.
Кухня снова загремела от хохота.
Агафья с Ленкой обе любят побалагурить, повеселить честной народ. Хотя самим им, может быть, и совсем не весело на душе, когда они разыгрывают напоказ соседям очередную комедию, помогая им снять стресс и тревогу после очередной ночной вылазки. Ловит сёмгу вся деревня. Ведут рыбные разговоры. По ночам видят рыбные сны. Рыба, рыба, рыба. Не везёт на рыбу, не помогает твой Бог, - и дочь снимает через голову нательный крест. А сетку на забор посушить не повесишь, тут же свой односельчанин заберёт, и жди штрафа. Каждый вечер как воровать ходят. Хотя почему «как»? По закону это и есть воровство, но без сёмги долго не протянешь. Старшая сестра Валя, прижившаяся в городе, замечает походя:
- Как будто гражданская война у вас идёт, - и сама не догадывается, до какой степени права. Действительно, настоящая гражданская война между правоохранительными органами и населением. Исключительно сильная иллюстрация к социологическим выкладкам о насущности промыслов в сельской жизни.
«Семейная повесть», возможно, имеет автобиографические коннотации. И Миронихина, и её героиня обе профессиональные фольклористки, беззаветно любящие поле, работу с людьми, практику в противовес сухой теории, в особенности же структурализму. А между тем у неё в семье разыгрывается нешуточная драма: муж, человек типично городской, с характерно городскими предрасудками, никак не может принять сельскую родню жены. Больше скажу, он и жену не может принять, считает, что продешевил себя, связавшись с особой такого низкого происхождения. Некоторые цитаты:
* - Андрюша! - взмолилась я. - Скажи, почему вы, современные молодые мужики, делитесь только на два типа: больно шустрые и такие, как ты, зануды и мизантропы, все ноете-ноете и всегда предполагаете только самое худшее?
- Я всегда был убеждён, - парирует Андрюша, - что женщины, даже так называемые образованные, это авангард мещанства, косности, равнодушия к большим проблемам и высоким идеалам. Это предопределено самой их природой. Я даже с Сувориным часто спорил об этом, единственно, в чём я с ним никак не соглашался...
* - Варвара Егоровна, а там так и не побывали с тех пор? Вспоминали, жалели?
- Нет! - сказала она твердо, и лицо ее снова посуровело. - Мать, когда умирала, все жаловалась: «Господи! Хоть бы одним глазком! Если б зна́то было раньше, что придется умирать на чужбине!» А мне так и не хотелось тогда. И над матерью посмеивалась: «Что, говорю, зна́то было, что б ты сделала, кабы знала заранее». Обидно было. Они еще при нас, мы уехать не успели, все добро наше, какое было, - тряпки, холсты, полушубки, - все повыволокли из избы и между собой поделили. Активисты наши, пьяницы и лодыри. Для того и кулачили, чтоб пожиться, у самих же ничего не было.
* Когда стемнело и мы прибежали с улицы, на захламленном столе мигала лампа, бабушка уже была сердитой, а дед с лётчиками, раскисшие, шумливые, то задушевно беседовали, то кричали и спорили. Бабушка выгнала их в сени, но и там они шумели и не давали нам спать всю ночь. То и дело бабушка выходила ругаться с дедом. Он нашёл запрятанную в подпол бутылку с самогоном, потом они все вместо пошли будить продавщицу и требовать вина. Угомонились только под утро.
Мы встали поздно, в девятом часу. Деда не было слышно и видно. Бабушка гремела в сенях чугунами и вёдрами. С сеновала опустились понурые, распоясанные лётчики, виновато прятали глаза и спешили уйти. От хлеба они отказались и только руками замахали - какой тут хлеб!
- Что? Лихо? - с сердитым сочувствием спросила бабушка.
Они так спускались с крыльца, как будто ноги у них плохо гнулись в коленях, и тяжело, вразнобой побрели по дороге. Я смотрела им вслед, пока они не скрылись за баней, и думала, что люди, которые так ходят, никуда не дойдут. Было чуть грустно по моей, так быстро погибшей мечте - замуж за лётчика уже не хотелось. Бабушка с тетей Варей тоже смотрели летчикам вслед из окна и смеялись:
- Куда им, зюзям, хлеб, себя б донесли...
- Завалятся сейчас где-нибудь в кустах и проспят до вечера, им что, - зевнула тетя Варя.
Они повздыхали и решили всё-таки прилечь на часок, доспать недоспанное, благо все дела сделаны, скотина накормлена, корова в поле. И в нашем доме средь белого дня наступила сонная тишина.
Дед долго-долго лежал на печке без всяких признаков жизни. Грудь его не дышала, я специально прикладывала ладонь и ничего не слышала. На лице не было спокойно-расслабленного выражения, какое бывает у спящих здоровых людей, оно было осунувшимся и бледным, как побелённая печка и его рубаха. Я часто влезала к нему, трогала осторожно его лицо, чтобы проверить, жив ли он, но не могла понять, жив или нет. Вечером дед вдруг неожиданно открыл глаза.
- Баб! - закричала я радостно с печки. - А дедушка проглянул!
- Чтоб он вообще бельмы свои пьяные не раскрывал, - забурчала бабушка и так злобно сунула ухват за печку, что он, столкнувшись с другими ухватами, заскрежетал и загрохал.
От этих звуков у деда появилось обиженное страдание на лице. Он глянул на меня и без слов пожаловался: «Ты видишь, как мне плохо, а она...»
- ...ички, - зашептал дед, но я ничего не поняла, - Во...ички. - И голубые тени вдруг побежали по его лицу.
- Водички! - зарыдала я в голос от страха и жалости и слетела с печки на полок. Теперь мы с бабушкой были одного роста. Я, захлебываясь в слезах, спрашивала с мольбой: - Баб! Он не помрет?
- Сто раз бы уже помер твой дед, если б суждено ему было подохнуть от водки. Сколько он, гад, выпил её! - сказала, смеясь над моим горем, бабушка, сунула мне кружку и заспешила к плите, потому что та, разгораясь, шумно потрескивала.
Совершенно успокоенная этими словами, я полезла к деду. Он долго лежал с открытыми глазами, собираясь с силами, потом приподнялся на локте, а выпив воду, тут же бессильно опрокинулся на спину.
Потом дед рассказывал, что один раз в жизни он так напился, что лежал без памяти три дня. На самом деле он уже на второй день к вечеру слез с печки.
* Кот вдруг скакнул на крышу, а оттуда через мою голову птицей перелетел на забор и засеменил по тонким, частым жёрдочкам. Я ахнула от зависти:
- Ну, котище, счастливое ты создание!
- Глупости, я не счастлив и не несчастлив, я выше этого, - на ходу бросал мне кот, весело перебирая лапами. - Что за эгоистическая потребность - счастья им, видите ли, подавай! А что это такое, сами не знают. Согласен, с некоторыми оговорками, что есть на свете любовь, дружба, всякие идеалы и добродетели и поныне существуют, как это ни удивительно, но счастья никакого нет, нечего себе голову морочить. Ну-ка объясни мне, что ты под этим понимаешь?
«Ну, поехал...» - подумала я. Зачем объяснять, зачем придираться к словам. Счастье или не счастье, но все к чему-то стремятся. Одни суетно жаждут телесного благополучия, другие - душевного комфорта, третьи сами не знают, чего хотят.
Кот добрался до столба, на котором с грехом пополам держалась жёрдочная сеть заборчика, и уселся на нём, захлестнув лапы хвостом.
- Какое там счастье, - все больше воодушевлялся он. - Если у тебя самой обыкновенной свободы нет: разве ты можешь жить где хочешь и как хочешь. Ты даже в мелких желаниях своих не вольна. Вот сейчас тебе очень хочется на крышу...
https://avtorsha.com/author_Mironihina.html