Новинка: Аделаида Герцык, «Неразумная»

Jan 26, 2024 21:58

Имя Аделаиды Казимировны Герцык (1874―1925) для современной читательницы и родное-знакомое, и почти совершенно забытое. Интересуясь Серебряным веком, невозможно пройти мимо Аделаиды и Евгении, сестёр поэтесс из обедневшего шляхетского рода Лубны-Герцык:

Ох, как трудно обновить это «я» для нашего избалованного вкуса! Аделаиды Герцык её «я» - само в осеннем саду, оно - в уборе осеннего сада, а не напротив, не осенний сад, не тайна осеннего сада у ней в её «я». И то же, да не то. В том-то и горе, что миф слишком любит и ценит все внешнее. Что для него наши случайные мелькания, наша неумелость, наше растерявшееся в мире «я»?

Иннокентий Анненский, «О современном лиризме»

Г-жа Герцык в искусстве ищет своего пути. Своеобразны се ритмы, ее язык, ее образы. Ей больше нравится искать музыкальности стиха в его свободе, чем в механическом подсчете ударений. Она охотно обогащает свой словарь неологизмами, словами старинными, областными, малоупотребительными (в этом - она верная ученица Вяч. Иванова). Она предпочитает отваживаться на новые словосочетания, чем пользоваться уже признанно "поэтическими" эпитетами и сравнениями. Однако очень часто средства г-жи Герцык, как поэта, оказываются ниже ее замыслов. Многие ее стихотворения производят впечатление смелого взлета и плачевного падения. Решительно в упрек г-же Герцык должны мы поставить оторванность ее поэзии от жизни. Ко всему в мире г-жа Герцык относится с какой-то гиератичностью, во всем ей хочется увидеть глубокий, символический смысл, но это стремление порой ведёт лишь к излишней велеречивости.

Валерий Брюсов, из рецензии

Возвратимся к Аделаиде Герцык. В первую горячую голову нашего с ним схождения он [М.А. Волошин] живописал мне её: глухая, некрасивая, немолодая, неотразимая. Любит мои стихи, ждёт меня к себе. Пришла и увидела - только неотразимую. Подружились страстно. Кстати, одна опечатка - и везло же на них Максу! В статье обо мне, говоря о моих старших предшественницах: “древние заплатки Аделаиды Герцык”… “Но, М. А., я не совсем понимаю, почему у этой поэтессы - заплатки? И почему еще и древние?” Макс, сияя: “А это не заплатки, это заплачки, женские народные песни такие, от плача”. А потом А. Герцык мне, философски:
“Милая, в опечатках иногда глубокая мудрость: каждые стихи в конце концов - заплата на прорехах жизни. Особенно - мои. Слава Богу ещё, что древние! Ничего нет плачевнее - новых заплат!”

Марина Цветаева, «Живое о живом»

И как водится, за обаянием личности (неотразимая - это не фигура речи) творчество несколько потерялось. Нашему поколению предстоит ещё открыть прозу А.К. Герцык: зыбкие, полные тайны воспоминания о Пелагее Стрепетовой, суровые «Подвальные очерки», посвящённые аресту и тюремному заключению, подчёркнуто не-трогательные, не-сусальные эссе о детях и собственном детстве. Помню, как первый раз читала «Ненаказуемость Котика» и поначалу улыбалась формулировке названия а потом вздыхая: вот ведь, какими путями приходит понимание ходы мысли, и главное, хода чувства, казалось бы, самого близкого человека:

Наступает вечер. Гостей нет, и могла бы быть радостная игра вдвоём, но я не смею даже пройтись весело по комнате, и с отвратительным, деланным равнодушием ложусь с книгой под лампой на диван.
Котик не уходит больше - он садится недалеко и смотрит на меня, как бы желая наблюдать, как выражается нелюбовь в человеке, как он живёт при этом. Похоже, что ему жаль меня.

И как не хватает этого понимания в педагогике, слишком фребелевской, слишком замороченной знаниями-умениями-навыками, сокращённо ЗУНами... Сюжет маленькой повести «Неразумная» - противостояние молодой матери четырёхлетнего Кости и практичной, властной няни Анны Игнатьевны. В «Неразумной» нет устрашающего антуража, это не хоррор по жанровым признакам, и всё же подавляющая воля чужого, чуждого человека, разлучающая маму с малышом, жутче любого Дракулы и любого доктора Калигари. Робкая, безвредная, инфантильная Ольга - тот самый зверь, бегущий на ловца, на любого ловца, которому взбредёт в голову снять с этого зверя драгоценную золотую шкуру.

Ваш муж, уезжая, поручил мне вас...
У нас всех детей так пеленали и выросли не хуже ваших!
Ну, что? В чём дело? Вы из меня негодяя делаете…

Книгу эту «Из круга женского: Стихотворения, эссе Аделаиды Герцык» [Аграф, 2004] уже найти сложно, не совсем библиографическая редкость, но почти. Зато издательство «Носорог» переиздало «Неразумную» отдельной книгой, открывающей новую серию забытых шедевров русской прозы.




Прототип Кости и Котика, сын поэтессы Даниил Дмитриевич Жуковский, стал математиком, в случайном разговоре обмолвился о голоде в Украине, при обыске нашли стихи Волошина, был расстрелян двадцати восьми лет от роду, в день рождения матери. О нём есть книга: Дмитрий Быков, «Остромов, или Ученик чародея».
Второй сын Никита стал врачом, прожил долгую жизнь.

И еще тоже припомнилось, как мы в Судаке искали могилу Аделаиды Герцык. Она ведь умерла в Симферополе, а похоронена была в Судаке. Ходим-ходим, ни-че-го, кроме надвигающегося солнечного удара, поскольку головной платок я все-таки посеяла. Спрашиваем у сторожа:
- А где старая часть-то у кладбища?
- О-о, старая часть! Старую часть когда ещё срыли...

Предыдущий пост о поэтессе: https://fem-books.livejournal.com/1880616.html

2023, материнство, 21 век, серия, русский язык, повесть, детство, 20 век, Россия, новинка, 19 век

Previous post Next post
Up