Вера Панова "Моё и только моё"
Мемуары известной советской писательницы, в этом издании (2005) впервые опубликованы полностью, без цензурных купюр.
Мне понравились больше всего воспоминания про дореволюционое детство. Ростов, южная свобода и красота, отец - банковский служащий и одновременно основатель яхт-клуба. С иронией иногда описывается и ограниченность этой среды, но в чеховскую безнадегу никогда не переходит (как вообще такой унылый Чехов мог вырасти на юге???).
Еще мне понравилось, что это скорее художественное произведение, а не мемуары. Нет, выдумки там нет, но все описывается очень сжато и выразительно. Часто свои мемуары даже очень талантливые литераторы пишут без особых изысков...конечно, в этом есть своя прелесть, но когда десятками страниц перечисляются бесконечные предки, родственники и в придачу еще друзья и знакомые, с тоской думается: "Кто все эти люди и почему я должна тратить на них время?" У Пановой не так, очень интересные и выразительные портреты, сценки, детали.
Почти все коты, встречавшиеся мне на моем жизненном пути, назывались Зайками, уж не знаю, почему так вышло. Этот Зайка был первым - кажется, он появился в доме вскоре после моего рождения, во всяком случае, я его помню всегда, как только мне удается оглянуться на годы раннего детства.
Он сидит около папы, притворяясь, что у него нет никаких желаний.
Но долго не выдерживает. Вот он поднял лапу и положил ее на стол. Посреди стола стоит большое блюдо с вареной говядиной - душистый пар высоко поднимается над блюдом. В конце обеда мама отрежет кусок говядины и накрошит в Зайкину миску, но Зайке было бы куда приятней самому дотянуться до говядины и хотя бы на миг запустить когти в душистый сочный кусок, для того он и тянет лапу. Но раздается короткий окрик отца: «Зайка!» - и кот беспрекословно убирает лапу и снова сидит на стуле кувшинчиком, олицетворение чинности и безынициативности.
Потрясают описания бесконечных загадочных болезней, своих и детских. И чудесные исцеления благодаря чудесно встреченным врачам. Исцеления большей частью происходят от смены диеты или климата. Да уж, без современной диагностики, антибиотиков, стероидов и т.д. медицина была чем-то вроде алхимии.
Вере вообще, судя по всему, везло по жизни. Каким-то чудом удалось получить свидание с мужем в лагере, незадолго до его расстрела.
Конвойные сделали попытку не дать нам приблизиться друг к другу, но тотчас же, без наших просьб, отказались от этой попытки. Даже не помешали мне идти рядом с ним до ворот Кемского лагеря.
У этих ворот нам пришлось расстаться до следующего дня. Мы уговорились, что предоставленные нам 10 часов распределим так: три дня по два часа и четыре дня по часу.
Тогда, в начале, нам показалось, что это поистине безбрежное время, что мы - обладатели несметного богатства, и мы были счастливы - в последний раз!
На другой день в полдень я пришла к этим воротам одна. Я принесла все, что могла, - всяческую снедь из «Гастронома», жареную картошку, глиняный кувшин с вишневым вареньем, несколько буханок хлеба. Часовой указал на избу неподалеку от ворот. Я вошла в большую комнату. И когда, мой ушедший невозвратно, я вспоминаю места наших свиданий, я прежде всех светлых мест, украшенных зеленью садов и лазурью моря, вижу эту комнату в нищей избе на территории концлагеря. У двери ее сидел и рисовал тот самый комендант, перед окном сидели две женщины и мужчина, на полу - цыгане, а на деревянном диване - мой Борис в своем кожаном пальто.
Не удалось выехать из Пушкина в Ленинград в сорок первом. Удалось пережить оккупацию в Пушкине (жуткие сцены, которые снова стали актуальными). Удалось во время войны с подругой и дочкой добраться до Украины и воссоединиться там с матерью и сыновьями. Вот это странствие очень во мне отозвалось. Моя прабабушка с двумя тетями (тогда маленькими девочками) тоже скитались тогда по стране, оказались в Литве, голодали. В итоге воссоединились в Украине с бабушкой. Но я ничего про это не знаю кроме самого факта, они никогда про это не говорили. Как и про другие страшные страницы семейной истории. Молчали, молчали, молчали.
Удалась литературная карьера. Но с неба ничего не падало, Вера первые пьесы писала в деревне, в тесноте, загруженная бытом и безо всяких перспектив. А потом отважно поехала в Москву "за Синей птицей". Свой первый коммерчески успешный сценарий (для ёлки) написала за два дня! И дальше она дерзала, и все у нее получилось.
Читать здесь: https://knigogid.ru/books/713860-o-moey-zhizni-knigah-i-chitatelyah/toread?update_page
Мне понравились больше всего воспоминания про дореволюционое детство. Ростов, южная свобода и красота, отец - банковский служащий и одновременно основатель яхт-клуба. С иронией иногда описывается и ограниченность этой среды, но в чеховскую безнадегу никогда не переходит (как вообще такой унылый Чехов мог вырасти на юге???).
Еще мне понравилось, что это скорее художественное произведение, а не мемуары. Нет, выдумки там нет, но все описывается очень сжато и выразительно. Часто свои мемуары даже очень талантливые литераторы пишут без особых изысков...конечно, в этом есть своя прелесть, но когда десятками страниц перечисляются бесконечные предки, родственники и в придачу еще друзья и знакомые, с тоской думается: "Кто все эти люди и почему я должна тратить на них время?" У Пановой не так, очень интересные и выразительные портреты, сценки, детали.
Почти все коты, встречавшиеся мне на моем жизненном пути, назывались Зайками, уж не знаю, почему так вышло. Этот Зайка был первым - кажется, он появился в доме вскоре после моего рождения, во всяком случае, я его помню всегда, как только мне удается оглянуться на годы раннего детства.
Он сидит около папы, притворяясь, что у него нет никаких желаний.
Но долго не выдерживает. Вот он поднял лапу и положил ее на стол. Посреди стола стоит большое блюдо с вареной говядиной - душистый пар высоко поднимается над блюдом. В конце обеда мама отрежет кусок говядины и накрошит в Зайкину миску, но Зайке было бы куда приятней самому дотянуться до говядины и хотя бы на миг запустить когти в душистый сочный кусок, для того он и тянет лапу. Но раздается короткий окрик отца: «Зайка!» - и кот беспрекословно убирает лапу и снова сидит на стуле кувшинчиком, олицетворение чинности и безынициативности.
Потрясают описания бесконечных загадочных болезней, своих и детских. И чудесные исцеления благодаря чудесно встреченным врачам. Исцеления большей частью происходят от смены диеты или климата. Да уж, без современной диагностики, антибиотиков, стероидов и т.д. медицина была чем-то вроде алхимии.
Вере вообще, судя по всему, везло по жизни. Каким-то чудом удалось получить свидание с мужем в лагере, незадолго до его расстрела.
Конвойные сделали попытку не дать нам приблизиться друг к другу, но тотчас же, без наших просьб, отказались от этой попытки. Даже не помешали мне идти рядом с ним до ворот Кемского лагеря.
У этих ворот нам пришлось расстаться до следующего дня. Мы уговорились, что предоставленные нам 10 часов распределим так: три дня по два часа и четыре дня по часу.
Тогда, в начале, нам показалось, что это поистине безбрежное время, что мы - обладатели несметного богатства, и мы были счастливы - в последний раз!
На другой день в полдень я пришла к этим воротам одна. Я принесла все, что могла, - всяческую снедь из «Гастронома», жареную картошку, глиняный кувшин с вишневым вареньем, несколько буханок хлеба. Часовой указал на избу неподалеку от ворот. Я вошла в большую комнату. И когда, мой ушедший невозвратно, я вспоминаю места наших свиданий, я прежде всех светлых мест, украшенных зеленью садов и лазурью моря, вижу эту комнату в нищей избе на территории концлагеря. У двери ее сидел и рисовал тот самый комендант, перед окном сидели две женщины и мужчина, на полу - цыгане, а на деревянном диване - мой Борис в своем кожаном пальто.
Не удалось выехать из Пушкина в Ленинград в сорок первом. Удалось пережить оккупацию в Пушкине (жуткие сцены, которые снова стали актуальными). Удалось во время войны с подругой и дочкой добраться до Украины и воссоединиться там с матерью и сыновьями. Вот это странствие очень во мне отозвалось. Моя прабабушка с двумя тетями (тогда маленькими девочками) тоже скитались тогда по стране, оказались в Литве, голодали. В итоге воссоединились в Украине с бабушкой. Но я ничего про это не знаю кроме самого факта, они никогда про это не говорили. Как и про другие страшные страницы семейной истории. Молчали, молчали, молчали.
Удалась литературная карьера. Но с неба ничего не падало, Вера первые пьесы писала в деревне, в тесноте, загруженная бытом и безо всяких перспектив. А потом отважно поехала в Москву "за Синей птицей". Свой первый коммерчески успешный сценарий (для ёлки) написала за два дня! И дальше она дерзала, и все у нее получилось.
Читать здесь: https://knigogid.ru/books/713860-o-moey-zhizni-knigah-i-chitatelyah/toread?update_page