Нина Садур: Чудная баба и другие
Двенадцатого ноября в Москве умерла после продолжительной и тяжёлой болезни Нина Николаевна Садур. Не сомневаюсь, что все, кто в девяностые посещали театр, это имя знают и помнят: «Чудная баба», «Уличённая ласточка», страшная «Панночка» по мотивам гоголевского «Вия», «Брат Чичиков»... Не на се эти спектакли меня пропускали по малолетству, но помню их и я. Сейчас, оказывается, в петербургском театре ЦЕХЪ идёт постановка по прозе Садур и стихами А. Башлачёва, с которым она была дружна. Называется «Когда наступит ночь».
Те, кто смотрит телевизор, тоже знакомы с творчеством Н.Н. Садур: здесь и телефильмы «Мужчины его женщины» и «Я - это ты», и сериал Кирилла Серебренникова «Ласточка», только почему-то не уличённая, эпитет решили убрать, и сериалы «Таксистка» и «Ростов-Папа». Абсурдистка? Постмодернистка? Магическая реалистка? Нина Садур называла себя самым консервативным писателем России. В детстве она мечтала стать энтомологом, зачитывалась «Моей охотой за бабочками» Эжена Ле Мульта. Только убивать насекомых не хотела: так и жили дома в специальных насекомниках жуки, тысяченожки и другие создания. Потом мыла полы в театре и записывала суеверные истории, которые ей рассказывали сотрудницы. Когда-нибудь из этого выйдет книга! И вышла книга мистических новелл. Было дело, на Садур завели уголовное дело за хулиганство. Потом закрыли, конечно. Ну, и много всего было. Нине Николаевне Садур было семьдесят три года. Хотелось бы знать, писала ли она мемуары.
Если взять «Чудную бабу», первую и, наверное, самую популярную пьесу Садур, - ведь её вполне допустимо прочитать как комедию. Сотрудница НИИ, такая классическая учёная дама не первой молодости, поехала с коллегами на картошку и заблудилась в картофельном поле... Уже смешно. Представьте себе размокшие, раздрягшие борозды, по которым идёт почтенная научная сотрудница столичного НИИ, встречает хихикающую, бормочущую старушенцию в лохмотьях, невыразимо бы комичную, но не в этих же обстоятельствах, не в этом заунывном поле!..
А старушенция говорит: Я есмь зло мира сего. Лови меня.
И Лидия Петровна начинает её ловить. Ловила, но не поймала.
Неузнавание знакомых и родных, отказ воспринимать их как тех же самых людей, кто были с человеком раньше, потеря эмоционального отклика на близкого человека, ощущение двойника: этому есть название в психиатрической клинике, синдром Капгра. У Набокова было: как я могу веровать в бессмертие, в рай, если я знаю, на что способен ад, и не обратятся ли милые лица моих близких после радостной встречи за гробом когда-нибудь в хохочущие рожи бесов? Обманули! Обманули! Всех обманываем, и тебя обманули. Благо у Лидии Петровны научный склад ума, она и старуху по имени (кличке?) Убиенька, и гипотетические личины , то есть сотоварищей по картошке, начинает проверять. Они, сами с с научным складом ума, начинают ей доказывать.
Гена. Эти подобия запрограммированы так, чтоб повторять нас во всех подробностях, так?
Лидия Петровна. Так, Гена, так! Осторожно! Думайте! Не спугните мысль! Геночка!
Гена (светло улыбаясь). Тут нечего спугивать, Лидия Петровна. Вы знаете меня два года. Так?
Лидия Петровна. Так.
Гена. Я хороший молодой человек. Так?
Лидия Петровна. Несомненно.
Гена. Полгода назад у вас пропал кошелёк. Вы помните?
Лидия Петровна. Да.
Гена. Этот кошелёк украл я.
Пауза.
Лидия Петровна. Я не понимаю.
Гена. Лидия Петровна, ни одна сила на свете не заставила бы меня признаться в этом. Даже если бы живьём зарезали мою мать. Лидия Петровна, тот, кто "создавал" подобия, муляжи, так бы и создал меня, понимаете? Муляж не признался бы вам, он бы стыдился. Он бы стыдился по логике моего характера. Только живой я могу выскочить из себя.
Пауза.
Лидия Петровна. Кошелёк?
Гена. Кошелёк.
Лидия Петровна. Вы?
Гена. Я.
Елена Максимовна. Но зачем?
Лидия Петровна. Гена. Гена. Гена. Простите меня, Гена. Милый, Гена, милый. Простите меня. Но это не доказательство.
Всеобщее движение протеста.
Гена. Это доказательство, Лидия Петровна, потому что теперь я не смогу жить. Ни как муляж, ни как натуральный Гена Ескин. Я разрушил себя этим признанием. (Хочет уйти.)
Лидия Петровна. Стойте! Если... если вы муляж, вам должно быть всё равно.
Гена. А мне не всё равно.
Встреча с жуткой старухой в лиминальном пространстве - частый сюжет быличек о предсказании войны. В образе шмыгающей и хохочущей Убиеньки в восемьдесят первом, заметьте, году по страницам плясали и трагедия Нагорного Карабаха, и приднестровские события, и то, что тактично называется грузино-абхазским конфликтом, и Чечня, и Таджикистан... и так далее по новостям до самого сегодняшнего дня.
Из интервью:
- Вам хочется остаться в памяти народной?
- Да. Народ будет ходить и говорить: Нина Садур! Как с Пушкиным: «Что я тебе, Пушкин?!» Имя классика всегда на устах. Народная память - неверное понятие. Это какое-то другое оставание с народом - через след в культуре. То есть народ может поплёвывать на меня, но я всё равно уже буду, уже осталась…
Те, кто смотрит телевизор, тоже знакомы с творчеством Н.Н. Садур: здесь и телефильмы «Мужчины его женщины» и «Я - это ты», и сериал Кирилла Серебренникова «Ласточка», только почему-то не уличённая, эпитет решили убрать, и сериалы «Таксистка» и «Ростов-Папа». Абсурдистка? Постмодернистка? Магическая реалистка? Нина Садур называла себя самым консервативным писателем России. В детстве она мечтала стать энтомологом, зачитывалась «Моей охотой за бабочками» Эжена Ле Мульта. Только убивать насекомых не хотела: так и жили дома в специальных насекомниках жуки, тысяченожки и другие создания. Потом мыла полы в театре и записывала суеверные истории, которые ей рассказывали сотрудницы. Когда-нибудь из этого выйдет книга! И вышла книга мистических новелл. Было дело, на Садур завели уголовное дело за хулиганство. Потом закрыли, конечно. Ну, и много всего было. Нине Николаевне Садур было семьдесят три года. Хотелось бы знать, писала ли она мемуары.
Если взять «Чудную бабу», первую и, наверное, самую популярную пьесу Садур, - ведь её вполне допустимо прочитать как комедию. Сотрудница НИИ, такая классическая учёная дама не первой молодости, поехала с коллегами на картошку и заблудилась в картофельном поле... Уже смешно. Представьте себе размокшие, раздрягшие борозды, по которым идёт почтенная научная сотрудница столичного НИИ, встречает хихикающую, бормочущую старушенцию в лохмотьях, невыразимо бы комичную, но не в этих же обстоятельствах, не в этом заунывном поле!..
А старушенция говорит: Я есмь зло мира сего. Лови меня.
И Лидия Петровна начинает её ловить. Ловила, но не поймала.
Неузнавание знакомых и родных, отказ воспринимать их как тех же самых людей, кто были с человеком раньше, потеря эмоционального отклика на близкого человека, ощущение двойника: этому есть название в психиатрической клинике, синдром Капгра. У Набокова было: как я могу веровать в бессмертие, в рай, если я знаю, на что способен ад, и не обратятся ли милые лица моих близких после радостной встречи за гробом когда-нибудь в хохочущие рожи бесов? Обманули! Обманули! Всех обманываем, и тебя обманули. Благо у Лидии Петровны научный склад ума, она и старуху по имени (кличке?) Убиенька, и гипотетические личины , то есть сотоварищей по картошке, начинает проверять. Они, сами с с научным складом ума, начинают ей доказывать.
Гена. Эти подобия запрограммированы так, чтоб повторять нас во всех подробностях, так?
Лидия Петровна. Так, Гена, так! Осторожно! Думайте! Не спугните мысль! Геночка!
Гена (светло улыбаясь). Тут нечего спугивать, Лидия Петровна. Вы знаете меня два года. Так?
Лидия Петровна. Так.
Гена. Я хороший молодой человек. Так?
Лидия Петровна. Несомненно.
Гена. Полгода назад у вас пропал кошелёк. Вы помните?
Лидия Петровна. Да.
Гена. Этот кошелёк украл я.
Пауза.
Лидия Петровна. Я не понимаю.
Гена. Лидия Петровна, ни одна сила на свете не заставила бы меня признаться в этом. Даже если бы живьём зарезали мою мать. Лидия Петровна, тот, кто "создавал" подобия, муляжи, так бы и создал меня, понимаете? Муляж не признался бы вам, он бы стыдился. Он бы стыдился по логике моего характера. Только живой я могу выскочить из себя.
Пауза.
Лидия Петровна. Кошелёк?
Гена. Кошелёк.
Лидия Петровна. Вы?
Гена. Я.
Елена Максимовна. Но зачем?
Лидия Петровна. Гена. Гена. Гена. Простите меня, Гена. Милый, Гена, милый. Простите меня. Но это не доказательство.
Всеобщее движение протеста.
Гена. Это доказательство, Лидия Петровна, потому что теперь я не смогу жить. Ни как муляж, ни как натуральный Гена Ескин. Я разрушил себя этим признанием. (Хочет уйти.)
Лидия Петровна. Стойте! Если... если вы муляж, вам должно быть всё равно.
Гена. А мне не всё равно.
Встреча с жуткой старухой в лиминальном пространстве - частый сюжет быличек о предсказании войны. В образе шмыгающей и хохочущей Убиеньки в восемьдесят первом, заметьте, году по страницам плясали и трагедия Нагорного Карабаха, и приднестровские события, и то, что тактично называется грузино-абхазским конфликтом, и Чечня, и Таджикистан... и так далее по новостям до самого сегодняшнего дня.
Из интервью:
- Вам хочется остаться в памяти народной?
- Да. Народ будет ходить и говорить: Нина Садур! Как с Пушкиным: «Что я тебе, Пушкин?!» Имя классика всегда на устах. Народная память - неверное понятие. Это какое-то другое оставание с народом - через след в культуре. То есть народ может поплёвывать на меня, но я всё равно уже буду, уже осталась…