10 лет со дня смерти Эдриенн Рич
Будущие эмигранты, возьмите, пожалуйста, на заметку
Вы либо войдёте
в эту дверь,
либо нет.
Если войдёте,
вы всегда рискуете
имя своё запомнить.
Двойственен взгляд вещей,
и вы должны оглянуться
и дать им возможность свершиться.
Если же не войдёте,
у вас остается возможность
жить, как подобает,
оставаться при своём мненье,
сохранить своё положенье
и мужественно умереть.
Но многое будет вас ослеплять,
многое ускользнёт от вниманья,
и кто знает, какой ценой?
Дверь сама по себе
не сулит ничего -
это дверь, да и только.
Быть вот так вместе
А. Х. С.
1
Ветер раскачивает машину,
В которой мы сидим у реки,
Молчанье застряло меж наших зубов.
Птицы разбросаны по островкам
Битого льда. В другое время
Я бы сказала: «Канадские гуси»,
Зная, что ты их любишь.
Через год и через десять лет
Я буду помнить, как мы сидели,
Точно прибалдевшие птицы
В стеклянной клетке:
Без особых причин, а просто
потому, что вот так
Здесь оказались вместе.
2.
Они раздирают, крушат
этот город - квартал за кварталом.
Комнаты, разрубленные пополам,
висят, как ободранные каркасы;
их старые розы в лохмотьях,
знаменитые улицы позабыли,
куда вели. Только явь
может быть столь иллюзорной.
Они раздирают на части дома,
в которых мы встречались и жили, -
скоро от всей этой эпохи
останутся лишь наши тела.
3.
У нас, как говорится,
есть кое-что общее,
я имею в виду
вид из окна ванной на
крышу, крытую шифером, где
голуби каждое утро
застывают нахохленной грудой; вкус
воды из нашего крана, когда
ты глядишь зачарованно,
как она льётся в стакан.
благодаря тебе замечаю
вкус воды - роскошь,
которую могла бы и пропустить.
4
Наши слова не понимают нас.
Иногда по ночам ты - моя мама:
во снах вижу, как старые беды,
зримые до мельчайших деталей,
бьются в конвульсиях, и я
подползаю к тебе, пытаясь
укрыться в тебе, как в пещере.
Порой ты, как предродовая волна,
топишь меня в первом кошмаре. Я хватаю воздух ртом. (впиваюсь в)
выкидыш-знанье скручивает нас, (недошенное)
как горячие простыни, косо наброшенные друг на друга.
5
Мёртвая зима не умирает -
она изнашивается, кусок падали,
обглоданный наконец добела,
промытый дождями или обожжённый.
Не заблуждайся - причина
в нашем желанье, констатирую факт:
мы избежали бы этого
обычным безразличьем.
Лишь яростная наша забота
рождает гиацинты из этих тугих
церебральных сгустков,
раскрывая влажные почки
на всём стебельке.
После того, как стемнело
Ты засыпаешь, и я сижу, глядя на тебя,
старое древо жизни,
старик, чьей смерти желала,
а сейчас не могу тебя будоражить.
Приглушённо игла граммофона
дребезжит на последней бороздке,
в пыль стирая сердце моё.
Ужасная эта пластинка! Как крутилась она
сквозь годы, пока я жила
в чужих языках - по кругу
снова и снова - Я знаю тебя
лучше, чем ты сама Я знаю
тебя лучше, чем ты сама
себя знаешь Я знаю
тебя - пока, изувечив себя,
не ковыляю прочь, разодранная до корней,
перестав петь на целый год,
чтоб обрести новую плоть, дыхание новое,
обзавелась детьми, ради слов убивалась,
забывала слушать
или читать твои мене текел, меркнущие на стене,
но проснулась однажды утром
и поняла, что я твоя дочь.
Кровь - это священный яд.
Теперь, когда не просят тебя, ты даёшь объяснения.
Мы лишь хотим задушить
То, что самих нас душит.
Теперь, когда я ожила от корней до крон, я б отдала
ах - все, что угодно, чтобы не знать,
что отныне наша борьба уже завершилась.
Кажется, я держу тебя в руках,
как чашку, из которой ты вытекаешь.
Когда тебе изменяет память,
ты не в силах уже бичевать мою непоследовательность, -
разболтались оконные рамы мира.
Вдруг окно с грохотом
падает. Я подхожу к коробке с инструментами (?)
и беру планку,
чтоб починить раму.
Я начинаю заботиться о мире.
II
Теперь прочь из тюрьмы -
От судорог подземелья!
Я жила, сжавшись в могиле -
ради тебя буду рыть землю,
прикусив язык из страха, что он пролепечет:
«Родной» -
казалось, меня там однажды найдут
сморщенной, но прямо сидящей,
мои волосы, словно корни, а на коленях -
груда глиняных черепков -
Растраченное возлиянье (веселье) -
и ты набальзамированный рядом со мной.
Теперь пойдем прочь отсюда. Даже сейчас
можно пройти меж обречёнными вязами
(недолго осталось нам любоваться подобными им)
и чем-то вроде трав и воды -
фотографией давней мечты.
Сяду на берегу и начну подначивать тебя
показать свою мудрость, если угодно,
ожидая пока тупорылая баржа
проползёт вдоль берега.
Маки горят в сумраке,
Как раскалённые горшки.
Думаю, ты едва видишь меня,
но - ведь это мечта -
страхи твои улетучились
прочь - над водою взлетели.
Твоя рука тверда наконец.
Предыдущие посты о поэтессе:
https://fem-books.livejournal.com/1461198.html
https://fem-books.livejournal.com/1373122.html
Вы либо войдёте
в эту дверь,
либо нет.
Если войдёте,
вы всегда рискуете
имя своё запомнить.
Двойственен взгляд вещей,
и вы должны оглянуться
и дать им возможность свершиться.
Если же не войдёте,
у вас остается возможность
жить, как подобает,
оставаться при своём мненье,
сохранить своё положенье
и мужественно умереть.
Но многое будет вас ослеплять,
многое ускользнёт от вниманья,
и кто знает, какой ценой?
Дверь сама по себе
не сулит ничего -
это дверь, да и только.
Быть вот так вместе
А. Х. С.
1
Ветер раскачивает машину,
В которой мы сидим у реки,
Молчанье застряло меж наших зубов.
Птицы разбросаны по островкам
Битого льда. В другое время
Я бы сказала: «Канадские гуси»,
Зная, что ты их любишь.
Через год и через десять лет
Я буду помнить, как мы сидели,
Точно прибалдевшие птицы
В стеклянной клетке:
Без особых причин, а просто
потому, что вот так
Здесь оказались вместе.
2.
Они раздирают, крушат
этот город - квартал за кварталом.
Комнаты, разрубленные пополам,
висят, как ободранные каркасы;
их старые розы в лохмотьях,
знаменитые улицы позабыли,
куда вели. Только явь
может быть столь иллюзорной.
Они раздирают на части дома,
в которых мы встречались и жили, -
скоро от всей этой эпохи
останутся лишь наши тела.
3.
У нас, как говорится,
есть кое-что общее,
я имею в виду
вид из окна ванной на
крышу, крытую шифером, где
голуби каждое утро
застывают нахохленной грудой; вкус
воды из нашего крана, когда
ты глядишь зачарованно,
как она льётся в стакан.
благодаря тебе замечаю
вкус воды - роскошь,
которую могла бы и пропустить.
4
Наши слова не понимают нас.
Иногда по ночам ты - моя мама:
во снах вижу, как старые беды,
зримые до мельчайших деталей,
бьются в конвульсиях, и я
подползаю к тебе, пытаясь
укрыться в тебе, как в пещере.
Порой ты, как предродовая волна,
топишь меня в первом кошмаре. Я хватаю воздух ртом. (впиваюсь в)
выкидыш-знанье скручивает нас, (недошенное)
как горячие простыни, косо наброшенные друг на друга.
5
Мёртвая зима не умирает -
она изнашивается, кусок падали,
обглоданный наконец добела,
промытый дождями или обожжённый.
Не заблуждайся - причина
в нашем желанье, констатирую факт:
мы избежали бы этого
обычным безразличьем.
Лишь яростная наша забота
рождает гиацинты из этих тугих
церебральных сгустков,
раскрывая влажные почки
на всём стебельке.
После того, как стемнело
Ты засыпаешь, и я сижу, глядя на тебя,
старое древо жизни,
старик, чьей смерти желала,
а сейчас не могу тебя будоражить.
Приглушённо игла граммофона
дребезжит на последней бороздке,
в пыль стирая сердце моё.
Ужасная эта пластинка! Как крутилась она
сквозь годы, пока я жила
в чужих языках - по кругу
снова и снова - Я знаю тебя
лучше, чем ты сама Я знаю
тебя лучше, чем ты сама
себя знаешь Я знаю
тебя - пока, изувечив себя,
не ковыляю прочь, разодранная до корней,
перестав петь на целый год,
чтоб обрести новую плоть, дыхание новое,
обзавелась детьми, ради слов убивалась,
забывала слушать
или читать твои мене текел, меркнущие на стене,
но проснулась однажды утром
и поняла, что я твоя дочь.
Кровь - это священный яд.
Теперь, когда не просят тебя, ты даёшь объяснения.
Мы лишь хотим задушить
То, что самих нас душит.
Теперь, когда я ожила от корней до крон, я б отдала
ах - все, что угодно, чтобы не знать,
что отныне наша борьба уже завершилась.
Кажется, я держу тебя в руках,
как чашку, из которой ты вытекаешь.
Когда тебе изменяет память,
ты не в силах уже бичевать мою непоследовательность, -
разболтались оконные рамы мира.
Вдруг окно с грохотом
падает. Я подхожу к коробке с инструментами (?)
и беру планку,
чтоб починить раму.
Я начинаю заботиться о мире.
II
Теперь прочь из тюрьмы -
От судорог подземелья!
Я жила, сжавшись в могиле -
ради тебя буду рыть землю,
прикусив язык из страха, что он пролепечет:
«Родной» -
казалось, меня там однажды найдут
сморщенной, но прямо сидящей,
мои волосы, словно корни, а на коленях -
груда глиняных черепков -
Растраченное возлиянье (веселье) -
и ты набальзамированный рядом со мной.
Теперь пойдем прочь отсюда. Даже сейчас
можно пройти меж обречёнными вязами
(недолго осталось нам любоваться подобными им)
и чем-то вроде трав и воды -
фотографией давней мечты.
Сяду на берегу и начну подначивать тебя
показать свою мудрость, если угодно,
ожидая пока тупорылая баржа
проползёт вдоль берега.
Маки горят в сумраке,
Как раскалённые горшки.
Думаю, ты едва видишь меня,
но - ведь это мечта -
страхи твои улетучились
прочь - над водою взлетели.
Твоя рука тверда наконец.
Предыдущие посты о поэтессе:
https://fem-books.livejournal.com/1461198.html
https://fem-books.livejournal.com/1373122.html