Один день в течение сорока лет
Сейчас, наверное, и не вспомнит никто, кроме профессиональных литературоведов, что это было за мероприятие -- «День мира». Идея принадлежала Максиму Горькому и Михаилу Кольцову: предложить советским мастерам пера и сочувствующим зарубежным авторам во всех возможных подробностях описать свой день. Произвольно выбрали дату 27 сентября 1935 года. Почему? Никто не знает. Фолиант получился удивительно красивый, в букинистических сейчас заоблачных денег стоит. Не все ограничились простым описанием своих будней. Кому-то пришло в голову проанализировать телеграммы в одном произвольно выбранном почтовом отделении (с согласия отправителей и отправительниц, естественно), другие представили фоторепортажи: в Японии сушились зонтики после ливня, в Голливуде проводили смотр актрис, в Москве передовички производства примеряли модные платья...
Книга «День мира» затеяна для того, чтоб показать читателю нашему, чем наполнен день мещанства, и противопоставить картине этой содержание нашего советского дня. Зачем это нужно? Мы пишем, что буржуазия гниёт, разлагается и т.д. Это звучит голословно, ибо не подтверждается фактами, - в нашей прессе нет места для бытового материала, который дал бы наглядное, ясное представление о том, как именно разлагается дряхлый, отживший мир мещанства, -- писал Горький Кольцову. До выхода книги в тридцать седьмом году тяжело больной писатель не дожил, да и Кольцову, в то время цветущему мужчине под сорок, оставалось всего несколько лет жизни: в начале 1940 года журналист был расстрелян. Дряхлый разлагающийся мир мещанства пережил обоих своих могильщиков. Но и идея «Дня мира» не угасла. В 1960 году, четверть века спустя, на призыв Союза писателей СССР откликнулись по всему миру. В числе отозвавшихся была молодая литераторша из ГДР Криста Вольф [Christa Wolf]. Накануне дня рождения младшей дочери она собирает в школу старшую, успевая обсудить с мужем статью Ленина, ведёт больную младшенькую к хирургу, общается с женщинами в зале ожидания, проверяет школьные сочинения на тему «Мой самый лучший день», посещает вагоностроительный завод, покупает муку и масло для праздничного пирога, вспоминает ночь родов, печёт пирог, просматривает свою рукопись, ложится спать и видит в полудрёме местность, которую я так хорошо знаю, хотя ни разу её не видела: холм со старым деревом, склон, полого нисходящий к потоку, луговые угодья и на горизонте лес. О том, что нельзя в полной пере пережить секунды перед погружением в сон -- иначе не заснуть -- я всегда буду жалеть.
Десять лет спустя, в 1970 году, Криста Вольф идёт с младшей дочерью, уже четырнадцатилетней, в школу: у девочки праздник югендвайе, посвящение в юность. Там слушает скрипки (довольно жалкие), хор, двадцатипятиминутную речь оратора, её хорошего знакомого, по всем правилам соцреалистической риторики, опять скрипки, опять хор. Обсуждает с оратором и мужем, как пропихнуть в печать рассказ про кота: «Житейские воззрения кота в новом варианте»? Тоскует о собственном коте, который неделю назад умер от панлейкопении. Разбирает дочкины вещи, рассортировывает для четырёх семей с детьми: кому что пригодится.
Двадцать лет спустя, в 1980 году,Криста Вольф просыпается с тоскливой мыслью об операции на щитовидке, обсуждает с мужем Франкфуртские политические лекции Уве Йонсона, которые на самом деле называются Франкфуртские поэтические лекции, укладывается досыпать. Потом они едут на велосипедах в гости. Мужчины идут по грибы, дамы пьют кофе. Потом определяют добычу по грибному атласу и выбрасывают подозрительные экзепляры. Вокруг водят хоровод четыре кошки. Непонятно, на что рассчитывают. Потом Вольф снова засыпает, потом собирает опавшие яблоки, месит тесто, готовит салат, принимает гостей, размышляет о книгах, посвящённых онкозаболеваниям, пьёт с гостями вино, обсуждает политическую ситуацию в Иране и Ираке и литпроцесс в ГДР. Рассказывает сама себе про Кассандру. В постели читает без особого удовольствия Патрицию Хайсмит. Впервые за долгое время засыпает без снотворного.
Почему, собственно, мы желаем себе долгой жизни? Я обманываю себя тем, что мне бы ещё хотелось написать свою «Кассандру», этого никто не может сделать, кроме меня. Всё верно, но даже если она не будет написана, от этого ровным счётом ничего не изменится.
Тридцать лет спустя, в 1990 году, Криста Вольф обдумывает, бросать или не бросать этот надоевший проект, и обсуждает его с дочерью, работающей в статс-секретариате по вопросам равенства женщин и мужчин. Дочь предлагает вспомнить год в целом, что произошло хорошего: Ну, например, комиссия по расследованию! Имеется в виду комиссия по расследованию насильственных действий госбезопасности ГДР, о которой Вольф немного расскажет нам. Но, конечно, ничего хорошего, тяжкий это был труд. А ещё она работала над преамбулой новой конституции! Пожалуй, ещё ни разу в немецкой истории не было потрачено так много энергии на невозможное, как в этом году. Идёт за покупками. Универсам собирается покупать сеть супермаркетов из ФРГ. Едят спагетти в томате, салат. Обсуждают недавнюю поездку в Нормандию. Читает Макса Фриша, недавно отказавшегося от химиотерапии, вспоминает, как навестила его в онкологическом отделении. На могиле Брехта и Елены Вайгель намалёвано «Жидовские морды». Достаточно ли прекрасного, Тинка?
Сорок лет спустя, в 2000 году, Криста Вольф ночью смотрит по телевизору японский фильм «Последний танец», размышляя о похоронах подруги, которая моложе её. Потом читает «Пассажи Беньямина» Парини, делает упражнение ци-гун, засыпает, просыпается, прочитывает ещё главу, засыпает, просыпается, слушает новости (все сплошь плохие: затонул паром, грядет пенсионная реформа, зелёную зону по-за домом собираются застраивать), пьёт чай, ест мюсли и гренки. Сделав самое необходимое по дому, пишет письма, готовит речь о Зегерс. Торопится за покупками. Дозванивается старой подруге, с увлечением вспоминающей дела давно минувших дней. Опять читает про Беньямина, приходит к заключению, что Парини как романист -- барахло. Засыпает. Видит во сне родителей и брата. Просыпается с чувством сожаления. Обедает в ресторане с мужем и издателем. Из-за сильных судорог в ногах некоторое время гуляет вокруг ресторана. Молча едут домой, перед сном смотрят телевизор: новости, сатирическая программа «Стеклоочиститель», детективный сериал, который Криста Вольф досматривает уже без мужа. Читает Парини, выключает свет.
...ведь я вообще ежедневно живу с мыслью о смерти, часто занимаясь повседневными делами, спрашиваю себя: сколько раз я ещё сделаю это? Сколько раз я ещё увижу, переживу, подумаю об этом?
Больше записей в не будет. Первого декабря 2001 года Криста Вольф умрёт в Берлине. Сегодня двадцать лет со дня её смерти.
«Один день года. 1960-2000» Кристы Вольф с примечаниями Герхарда Вольфа вышел на русском языке (перевод Олега Мичковского) в издательстве «Кабинетный учёный» (2019).
Книга «День мира» затеяна для того, чтоб показать читателю нашему, чем наполнен день мещанства, и противопоставить картине этой содержание нашего советского дня. Зачем это нужно? Мы пишем, что буржуазия гниёт, разлагается и т.д. Это звучит голословно, ибо не подтверждается фактами, - в нашей прессе нет места для бытового материала, который дал бы наглядное, ясное представление о том, как именно разлагается дряхлый, отживший мир мещанства, -- писал Горький Кольцову. До выхода книги в тридцать седьмом году тяжело больной писатель не дожил, да и Кольцову, в то время цветущему мужчине под сорок, оставалось всего несколько лет жизни: в начале 1940 года журналист был расстрелян. Дряхлый разлагающийся мир мещанства пережил обоих своих могильщиков. Но и идея «Дня мира» не угасла. В 1960 году, четверть века спустя, на призыв Союза писателей СССР откликнулись по всему миру. В числе отозвавшихся была молодая литераторша из ГДР Криста Вольф [Christa Wolf]. Накануне дня рождения младшей дочери она собирает в школу старшую, успевая обсудить с мужем статью Ленина, ведёт больную младшенькую к хирургу, общается с женщинами в зале ожидания, проверяет школьные сочинения на тему «Мой самый лучший день», посещает вагоностроительный завод, покупает муку и масло для праздничного пирога, вспоминает ночь родов, печёт пирог, просматривает свою рукопись, ложится спать и видит в полудрёме местность, которую я так хорошо знаю, хотя ни разу её не видела: холм со старым деревом, склон, полого нисходящий к потоку, луговые угодья и на горизонте лес. О том, что нельзя в полной пере пережить секунды перед погружением в сон -- иначе не заснуть -- я всегда буду жалеть.
Десять лет спустя, в 1970 году, Криста Вольф идёт с младшей дочерью, уже четырнадцатилетней, в школу: у девочки праздник югендвайе, посвящение в юность. Там слушает скрипки (довольно жалкие), хор, двадцатипятиминутную речь оратора, её хорошего знакомого, по всем правилам соцреалистической риторики, опять скрипки, опять хор. Обсуждает с оратором и мужем, как пропихнуть в печать рассказ про кота: «Житейские воззрения кота в новом варианте»? Тоскует о собственном коте, который неделю назад умер от панлейкопении. Разбирает дочкины вещи, рассортировывает для четырёх семей с детьми: кому что пригодится.
Двадцать лет спустя, в 1980 году,Криста Вольф просыпается с тоскливой мыслью об операции на щитовидке, обсуждает с мужем Франкфуртские политические лекции Уве Йонсона, которые на самом деле называются Франкфуртские поэтические лекции, укладывается досыпать. Потом они едут на велосипедах в гости. Мужчины идут по грибы, дамы пьют кофе. Потом определяют добычу по грибному атласу и выбрасывают подозрительные экзепляры. Вокруг водят хоровод четыре кошки. Непонятно, на что рассчитывают. Потом Вольф снова засыпает, потом собирает опавшие яблоки, месит тесто, готовит салат, принимает гостей, размышляет о книгах, посвящённых онкозаболеваниям, пьёт с гостями вино, обсуждает политическую ситуацию в Иране и Ираке и литпроцесс в ГДР. Рассказывает сама себе про Кассандру. В постели читает без особого удовольствия Патрицию Хайсмит. Впервые за долгое время засыпает без снотворного.
Почему, собственно, мы желаем себе долгой жизни? Я обманываю себя тем, что мне бы ещё хотелось написать свою «Кассандру», этого никто не может сделать, кроме меня. Всё верно, но даже если она не будет написана, от этого ровным счётом ничего не изменится.
Тридцать лет спустя, в 1990 году, Криста Вольф обдумывает, бросать или не бросать этот надоевший проект, и обсуждает его с дочерью, работающей в статс-секретариате по вопросам равенства женщин и мужчин. Дочь предлагает вспомнить год в целом, что произошло хорошего: Ну, например, комиссия по расследованию! Имеется в виду комиссия по расследованию насильственных действий госбезопасности ГДР, о которой Вольф немного расскажет нам. Но, конечно, ничего хорошего, тяжкий это был труд. А ещё она работала над преамбулой новой конституции! Пожалуй, ещё ни разу в немецкой истории не было потрачено так много энергии на невозможное, как в этом году. Идёт за покупками. Универсам собирается покупать сеть супермаркетов из ФРГ. Едят спагетти в томате, салат. Обсуждают недавнюю поездку в Нормандию. Читает Макса Фриша, недавно отказавшегося от химиотерапии, вспоминает, как навестила его в онкологическом отделении. На могиле Брехта и Елены Вайгель намалёвано «Жидовские морды». Достаточно ли прекрасного, Тинка?
Сорок лет спустя, в 2000 году, Криста Вольф ночью смотрит по телевизору японский фильм «Последний танец», размышляя о похоронах подруги, которая моложе её. Потом читает «Пассажи Беньямина» Парини, делает упражнение ци-гун, засыпает, просыпается, прочитывает ещё главу, засыпает, просыпается, слушает новости (все сплошь плохие: затонул паром, грядет пенсионная реформа, зелёную зону по-за домом собираются застраивать), пьёт чай, ест мюсли и гренки. Сделав самое необходимое по дому, пишет письма, готовит речь о Зегерс. Торопится за покупками. Дозванивается старой подруге, с увлечением вспоминающей дела давно минувших дней. Опять читает про Беньямина, приходит к заключению, что Парини как романист -- барахло. Засыпает. Видит во сне родителей и брата. Просыпается с чувством сожаления. Обедает в ресторане с мужем и издателем. Из-за сильных судорог в ногах некоторое время гуляет вокруг ресторана. Молча едут домой, перед сном смотрят телевизор: новости, сатирическая программа «Стеклоочиститель», детективный сериал, который Криста Вольф досматривает уже без мужа. Читает Парини, выключает свет.
...ведь я вообще ежедневно живу с мыслью о смерти, часто занимаясь повседневными делами, спрашиваю себя: сколько раз я ещё сделаю это? Сколько раз я ещё увижу, переживу, подумаю об этом?
Больше записей в не будет. Первого декабря 2001 года Криста Вольф умрёт в Берлине. Сегодня двадцать лет со дня её смерти.
«Один день года. 1960-2000» Кристы Вольф с примечаниями Герхарда Вольфа вышел на русском языке (перевод Олега Мичковского) в издательстве «Кабинетный учёный» (2019).