Истина существует
Наверняка все интересующиеся эту книгу давно приобрели, прочли и перечитали. Те, кто интересуются, но менее выраженно, обратили внимание на то, что эта биографическая повесть в прошлом году была включена в краткий список «Большой книги» и прошла в финал другой известной литературной премии: НОС, наряду с такими произведениями женского авторства, как «Седьмая щелочь» Полины Барсковой, «Сестромам» Евгении Некрасовой и «Конец света, моя любовь» Аллы Горбуновой (этот роман лауреатом и стал). Но, даже если вы совершенно не интересуетесь лингвистикой, не слышали славных имён Андрея Зализняка и Елены Падучевой, никогда в жизни не искали слов в этом толстом словаре:
- не откажите себе в удовольствии, прочтите «Истина существует». Хотя бы просто послушать их речь. О, как они говорят!
Итак, первая биография Зализняка на русском языке построена по такому же принципу, как «Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса, рассказанная его друзьями...» Сильваны Патерностро. Только колумбийская журналистка разобрала интервью на хлёсткие цитаты, а Мария Бурас, лингвистка и писательница, такой вольности позволить себе не могла. Монологи в «Истина существует» льются вольно, не наталкиваясь на лезвия редакторских ножниц. Недаром подзаголовок - «Жизнь Андрея Зализняка в рассказах её участников». Кто же они, участники и участницы этой удивительной судьбы?
Это коллеги и ученики, друзья, в том числе одноклассники - школьную дружбу учёный пронёс через всю жизнь, мать Татьяна Константиновна Крапивина, жена и соавторка Елена Викторовна Падучева, дочь Анна Андреевна Зализняк, и, конечно, сам Андрей Анатольевич. И вот его рассказы я рекомендовала бы почитать в первую очередь.
А дальше было то, что в какой-то непрекрасный день загорелись провода. В доме был один я. Загорелась стена около поводов. Ну, таким ещё не бурным пламенем, но активным. Я совершенно отчётливо помню, что у меня был страх, но совершенно не тот, что можно предположить. Этот страх был таким, что хозяин узнает. Всё остальное мне было совершенно... Поэтому я должен был не просто гасить это, а гасить таким образом, чтобы наружу не выходило никаких признаков гашения. Мне удалась эта задача. Помню, что я горд был собой необыкновенно. Необычайно был доволен собой, что я тяжёлое испытание выдержал правильно: никому не стало известно, что был пожар. Это очень хорошо я запомнил. Потом мне стали объяснять, что я мальчик молодец, всё погасил. Это мне не приходило в голову - ничего, кроме того, что я правильно соблюл конспирацию. Воды ведь тоже не было, надо было идти куда-то за водой. Это я помню так живо, как будто это было несколько дней назад. Вот эту стену, залитую не пламенем ещё живым, а таким красным калением, которое поднимается по проводам кверху. И ведь всё деревянное ж было, и дом деревянный.
При знакомстве с жизнеописаниями людей старшего поколения часто возникает один и тот же вопрос: как же они выжить-то умудрились? И речь не только о военных испытаниях. Так, в ранней юности будущий академик, играя в футбол, получил тяжёлую черепно-мозговую травму и двое суток пролежал без сознания. Он выздоровел, хотя осложнения впоследствии не позволяли ему летать на самолёте. На самом деле, удивительно, что выздоровел, но вдвойне удивительно, что когда его призвали, его призвали в... парашютно-десантные войска. Не стоит объяснять злой волей то, что можно объяснить недалёкостью, однако в данном случае недалёкость хуже злой воли. Рассказывает Владимир Успенский:
Ну и как мы наивно решили с Добрушиным? Что нам сейчас выдадут бумагу, где будет написано, там, на основании решения Совета министров, бе-бе-бе-бе, включить Зализняка в полпроцента не подлежащих призыву по медицинским причинам. Ни хрена! Вместо этого нас послали во второй отдел Академии наук. [...] Через некоторое время вышел такой небольшого роста еврей по имени Давид Абрамович Кузинец - я запомнил его на всю жизнь - и тот сказал: „Вот Давид Абрамович Кузинец, он будет заниматься вашим делом. Сотрудник второго отдела”. Ну, я решил - и Добрушин решил, - что Кузинец сейчас позвонит там в какие-нибудь инстанции, я не знаю какие, и начнется какая-то деятельность по этому вопросу. Ни хера себе, прошу прощения! Кузинец вынул такую огромную простыню, такое расписание всяких мероприятий, спросил, какой военкомат у Зализняка, узнал, какой военкомат Красной Пресни. „Вот, это хорошо, это хороший военкомат, - начал смотреть, по этой бумаге шаря пальцем, всякие даты и сказал: - Ну, значит, теперь я знаю свою задачу: я должен пойти - когда там ближайший банкет краснопресненского военкомата?” Ну, допустим, пятого марта, не знаю, это я придумал дату из головы. А там банкеты все время происходят, потому что какой-нибудь День полярного летчика или еще что-нибудь такое. „Я должен пойти на ближайший банкет, который будет тогда-то, сесть рядом с военкомом и напоить его вдребезги”. Это, надо сказать, произвело впечатление. Мы увидели настоящее действие, то, что происходит в недрах Академии наук. Бумаги, бумаги, печати, академики, члены ЦК, там, то и сё, а кончается тем, что нужно пойти и напиться. Вот это произвело на нас тогда фундаментальное впечатление.
Так что простите мне километровые цитаты, на меня фундаментальное впечатление произвёл вообще весь текст. Из небольшой по объёму - всего-то триста пятьдесят страниц - книги можно вычитать бездну информации не только о том, что творится в недрах Академии или на семинарах в МГУ, но и о повседневной жизни учёных, о так всеми любимой истории быта: походах, путешествиях, свадьбе, на которую друзья написали целую эпиталаму, семейных конфликтах... О гендерном вопросе, наконец! Рассказывает Анна Зализняк:
Ещё было одно преступление - это была тоже чудовищная история. Роман тот закончился, это было, наверное, через год. Я была уже в девятом классе, и мы уже "как друзья" встретились, пошли в Парк культуры. Мне было пятнадцать лет. Немножко смешно это сейчас вспоминать: моей дочери рассказать - она просто вообще не поймёт, о чём это. Ну, и как-то мы гуляли, гуляли, было лето, и он мне сказал: пойдём ко мне! А у него в тот момент не было никого дома. Ну, пойдём, так пойдём! А у меня не было двушки на телефон-автомат, что-то такое. В общем, я как-то родителям не позвонила, ничего не сказала. Что я иду с приятелем в Парк культуры, я сказала, а что я потом была у него дома, я сказала, только уже когда вечером вернулась домой. И оказалось, что мои родители считают, что это абсолютно недопустимое неприличие для молодой девицы - идти к мужчине в пустую квартиру. Был чудовищный скандал. Потому что я таким образом даю понять, что я, может быть, готова даже на что-то ещё. И тогда даже, мне кажется, папа был в большей степени возмущён и гневен по этому поводу.
Как быстро наша обычная жизнь стала историей, которую рассказать - не поверят.
Главы из книги: https://polit.ru/article/2019/08/15/ps_buras/
https://www.kommersant.ru/doc/4067023
https://arzamas.academy/mag/713-zalizniak
https://gorky.media/context/gramotnaya-zhizn-10-faktov-iz-knigi-ob-andree-zaliznyake/
Интервью с Марией Михайловной Бурас:
- не откажите себе в удовольствии, прочтите «Истина существует». Хотя бы просто послушать их речь. О, как они говорят!
Итак, первая биография Зализняка на русском языке построена по такому же принципу, как «Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса, рассказанная его друзьями...» Сильваны Патерностро. Только колумбийская журналистка разобрала интервью на хлёсткие цитаты, а Мария Бурас, лингвистка и писательница, такой вольности позволить себе не могла. Монологи в «Истина существует» льются вольно, не наталкиваясь на лезвия редакторских ножниц. Недаром подзаголовок - «Жизнь Андрея Зализняка в рассказах её участников». Кто же они, участники и участницы этой удивительной судьбы?
Это коллеги и ученики, друзья, в том числе одноклассники - школьную дружбу учёный пронёс через всю жизнь, мать Татьяна Константиновна Крапивина, жена и соавторка Елена Викторовна Падучева, дочь Анна Андреевна Зализняк, и, конечно, сам Андрей Анатольевич. И вот его рассказы я рекомендовала бы почитать в первую очередь.
А дальше было то, что в какой-то непрекрасный день загорелись провода. В доме был один я. Загорелась стена около поводов. Ну, таким ещё не бурным пламенем, но активным. Я совершенно отчётливо помню, что у меня был страх, но совершенно не тот, что можно предположить. Этот страх был таким, что хозяин узнает. Всё остальное мне было совершенно... Поэтому я должен был не просто гасить это, а гасить таким образом, чтобы наружу не выходило никаких признаков гашения. Мне удалась эта задача. Помню, что я горд был собой необыкновенно. Необычайно был доволен собой, что я тяжёлое испытание выдержал правильно: никому не стало известно, что был пожар. Это очень хорошо я запомнил. Потом мне стали объяснять, что я мальчик молодец, всё погасил. Это мне не приходило в голову - ничего, кроме того, что я правильно соблюл конспирацию. Воды ведь тоже не было, надо было идти куда-то за водой. Это я помню так живо, как будто это было несколько дней назад. Вот эту стену, залитую не пламенем ещё живым, а таким красным калением, которое поднимается по проводам кверху. И ведь всё деревянное ж было, и дом деревянный.
При знакомстве с жизнеописаниями людей старшего поколения часто возникает один и тот же вопрос: как же они выжить-то умудрились? И речь не только о военных испытаниях. Так, в ранней юности будущий академик, играя в футбол, получил тяжёлую черепно-мозговую травму и двое суток пролежал без сознания. Он выздоровел, хотя осложнения впоследствии не позволяли ему летать на самолёте. На самом деле, удивительно, что выздоровел, но вдвойне удивительно, что когда его призвали, его призвали в... парашютно-десантные войска. Не стоит объяснять злой волей то, что можно объяснить недалёкостью, однако в данном случае недалёкость хуже злой воли. Рассказывает Владимир Успенский:
Ну и как мы наивно решили с Добрушиным? Что нам сейчас выдадут бумагу, где будет написано, там, на основании решения Совета министров, бе-бе-бе-бе, включить Зализняка в полпроцента не подлежащих призыву по медицинским причинам. Ни хрена! Вместо этого нас послали во второй отдел Академии наук. [...] Через некоторое время вышел такой небольшого роста еврей по имени Давид Абрамович Кузинец - я запомнил его на всю жизнь - и тот сказал: „Вот Давид Абрамович Кузинец, он будет заниматься вашим делом. Сотрудник второго отдела”. Ну, я решил - и Добрушин решил, - что Кузинец сейчас позвонит там в какие-нибудь инстанции, я не знаю какие, и начнется какая-то деятельность по этому вопросу. Ни хера себе, прошу прощения! Кузинец вынул такую огромную простыню, такое расписание всяких мероприятий, спросил, какой военкомат у Зализняка, узнал, какой военкомат Красной Пресни. „Вот, это хорошо, это хороший военкомат, - начал смотреть, по этой бумаге шаря пальцем, всякие даты и сказал: - Ну, значит, теперь я знаю свою задачу: я должен пойти - когда там ближайший банкет краснопресненского военкомата?” Ну, допустим, пятого марта, не знаю, это я придумал дату из головы. А там банкеты все время происходят, потому что какой-нибудь День полярного летчика или еще что-нибудь такое. „Я должен пойти на ближайший банкет, который будет тогда-то, сесть рядом с военкомом и напоить его вдребезги”. Это, надо сказать, произвело впечатление. Мы увидели настоящее действие, то, что происходит в недрах Академии наук. Бумаги, бумаги, печати, академики, члены ЦК, там, то и сё, а кончается тем, что нужно пойти и напиться. Вот это произвело на нас тогда фундаментальное впечатление.
Так что простите мне километровые цитаты, на меня фундаментальное впечатление произвёл вообще весь текст. Из небольшой по объёму - всего-то триста пятьдесят страниц - книги можно вычитать бездну информации не только о том, что творится в недрах Академии или на семинарах в МГУ, но и о повседневной жизни учёных, о так всеми любимой истории быта: походах, путешествиях, свадьбе, на которую друзья написали целую эпиталаму, семейных конфликтах... О гендерном вопросе, наконец! Рассказывает Анна Зализняк:
Ещё было одно преступление - это была тоже чудовищная история. Роман тот закончился, это было, наверное, через год. Я была уже в девятом классе, и мы уже "как друзья" встретились, пошли в Парк культуры. Мне было пятнадцать лет. Немножко смешно это сейчас вспоминать: моей дочери рассказать - она просто вообще не поймёт, о чём это. Ну, и как-то мы гуляли, гуляли, было лето, и он мне сказал: пойдём ко мне! А у него в тот момент не было никого дома. Ну, пойдём, так пойдём! А у меня не было двушки на телефон-автомат, что-то такое. В общем, я как-то родителям не позвонила, ничего не сказала. Что я иду с приятелем в Парк культуры, я сказала, а что я потом была у него дома, я сказала, только уже когда вечером вернулась домой. И оказалось, что мои родители считают, что это абсолютно недопустимое неприличие для молодой девицы - идти к мужчине в пустую квартиру. Был чудовищный скандал. Потому что я таким образом даю понять, что я, может быть, готова даже на что-то ещё. И тогда даже, мне кажется, папа был в большей степени возмущён и гневен по этому поводу.
Как быстро наша обычная жизнь стала историей, которую рассказать - не поверят.
Главы из книги: https://polit.ru/article/2019/08/15/ps_buras/
https://www.kommersant.ru/doc/4067023
https://arzamas.academy/mag/713-zalizniak
https://gorky.media/context/gramotnaya-zhizn-10-faktov-iz-knigi-ob-andree-zaliznyake/
Интервью с Марией Михайловной Бурас:
Click to view