Анна Свирщиньская. Из сборника «Я строила баррикаду» (1974)
Мы строили баррикаду
Нам было страшно,
когда мы строили под немецким обстрелом
баррикаду.
Владелец пивной, парикмахер, невеста ювелира,
все из трусливого десятка.
Упала на землю горничная,
которая тащила булыжник, нам было очень страшно,
все из трусливого десятка,
дворник, базарная торговка, пенсионер.
Упал на землю аптекарь,
тащивший дверь от уборной.
Нам было всё страшнее,
спекулянтка, портниха, кондуктор трамвая,
все из трусливого десятка.
Упал мальчишка из исправительной колонии,
тащивший мешок с песком,
теперь уж нам было страшно
по-настоящему.
Никто нас не заставлял,
но мы построили баррикаду
под обстрелом.
Стрелять в глаза человека
(памяти Весека Росиньского)
Ему было пятнадцать лет,
он был первый ученик на уроках польского.
Он бежал с пистолетом
на врага.
Он увидел глаза человека,
он должен был выстрелить в эти глаза.
Заколебался.
Лежит на мостовой.
Не научили его
на уроках польского
стрелять в глаза человека.
Девушки с носилками
(Маруте Стобецкой)
Через груды развалин,
сквозь горящие арки ворот,
по мостовой, расстреливаемой пулями,
они бегут и несут на носилках
человеческие тела.
Их бессонные очи
ищут на баррикадах
тех, что пали.
Исхудавшие пальцы
поднимают из лужи крови умирающие головы.
А когда в них самих попадут,
умирая,
они будут с отчаяньем думать,
кто же дальше понесёт носилки
под пулями.
Ребёнок боится
Съёжившись в подворотне
с той стороны, где тень,
в ужасе, что не может
стать тенью,
затаив дыхание, слушает,
как приближаются
два грохочущих по мостовой сапога
немецкого солдата.
Щенок
Когда утром он стал расставлять в подворотне
бутылки с бензином,
дворник ругался как бешеный.
Щенок
показал ему длинный язык.
Вечером принесли его солдаты.
Он поджёг танк.
Дворник, ругаясь потише, копал во дворе
небольшую яму для щенка.
Крик из-под земли
Когда налёт прекратился
люди прибежали вопили
там погребённые заживо
слышно их крики
на этот подвал
обрушились три этажа
Люди копали руками
три этажа разгрести пытались
лопатами, руками,
пятью своими пальцами.
Копали день и ночь.
Утром был новый налёт.
Убили тех что копали
уже никто не слышал
крик из-под земли.
После налёта
Из груды рухнувших стен
торчит в небо
серая как стена
рука с пятью пальцами.
Господь Бог её спас
Женщина умирала во дворе на матрасе,
в матрасе были спрятаны доллары.
Другая женщина сидела рядом,
ждала, когда же умрёт.
Потом бежала с долларами по улице,
падали бомбы.
Она молилась: спаси меня, Господи Боже.
И Господь Бог её спас.
Победа
Солдаты отбили важное здание,
люди целуют солдат,
победа.
Дворничиха бежит со знаменем
на пятый этаж к окну.
Её настигает пуля.
Когда её несут, её глаза
ещё не знают,
что она умерла.
Потом
глаза её начинают удивляться.
И умирают её глаза от удивленья,
что она уже умерла.
Моё смирение
Я падала на землю смирения
столь смиренная что невидимая
столь смиренная что меня не было
перед мученичеством
несоразмерным
которого не чувствовала себя достойной
даже быть очевидцем.
Я разговариваю с мёртвыми
Я спала под одним одеялом с мёртвыми,
я просила прощенья у мёртвых,
что ещё жива.
Это была бестактность. Они прощали мне.
Это была неосторожность. Они прощали мне.
Жить
было тогда весьма небезопасно.
Двадцать моих сыновей
В моей палате -
двадцать солдатских животов.
Рваные, окровавленные,
они отчаянно бьются
за жизнь.
Я знаю их все наизусть,
днём я приношу им судно, отмываю от кала.
Ночью мне снится,
что я приношу им судно,
отмываю от кала.
Когда какой-нибудь из животов
умирает в моём сне,
вскакиваю
и на цыпочках подхожу к кровати.
В моей палате
яростно бьются с небытием
двадцать моих сыновей.
Исповедь на улице
- Это за грехи мои, - выла женщина.
- Это Божья кара, - выла женщина.
Я брала золотое кольцо за буханку хлеба,
золотые часы за молоко для ребёнка,
умоляли продать лекарство,
не продала,
дать йод, не дала.
Это за страшные грехи мои, Боже,
так меня страшно караешь, Боже
справедливый.
Женщина выла, валясь на колени,
падая на мостовую,
колотясь головою о мостовую,
у мёртвого тела
ребёнка.
Сказал: не плачь
Вошел с винтовкой
чтобы выгнать ее из дому.
Дом сожгут
её в лагерь.
Ждал пока она застегнёт
ремень рюкзака
смотрел как плачет
сказал: не плачь
молоденький немецкий солдат.
Удалось ему
(Проф. Владиславу Татаркевичу)
Старый человек
покидает дом, уносит книги.
Немецкий солдат вырывает книги,
швыряет в грязь.
Старый человек подымает,
солдат его бьёт в лицо.
Старый человек падает,
солдат пинает его и уходит.
Старый человек
лежит в грязи и крови.
Чувствует под собой
книги.
Как кровь из артерий
Идут
улицами дорогами
везут раненых
ведут стариков
несут узлы и детей.
Идут
изредка кто-то оглянется
за спиною пылают тучи.
Идут
вытекают как кровь из артерий города.
Натюрморт
В луже грязи и крови,
между полуобугленным телом лошади
и полуобугленным телом человека,
рядом с оторванной водосточной трубой, креслом, чайником,
осколками оконных стёкол
лежит обгоревший обрывок
любовного письма:
Я такая счастливая.
Все переводы Н. Астафьевой
Другие стихотворения А. Свирщиньской: https://fem-books.livejournal.com/1999217.html
https://fem-books.livejournal.com/1870181.html
Нам было страшно,
когда мы строили под немецким обстрелом
баррикаду.
Владелец пивной, парикмахер, невеста ювелира,
все из трусливого десятка.
Упала на землю горничная,
которая тащила булыжник, нам было очень страшно,
все из трусливого десятка,
дворник, базарная торговка, пенсионер.
Упал на землю аптекарь,
тащивший дверь от уборной.
Нам было всё страшнее,
спекулянтка, портниха, кондуктор трамвая,
все из трусливого десятка.
Упал мальчишка из исправительной колонии,
тащивший мешок с песком,
теперь уж нам было страшно
по-настоящему.
Никто нас не заставлял,
но мы построили баррикаду
под обстрелом.
Стрелять в глаза человека
(памяти Весека Росиньского)
Ему было пятнадцать лет,
он был первый ученик на уроках польского.
Он бежал с пистолетом
на врага.
Он увидел глаза человека,
он должен был выстрелить в эти глаза.
Заколебался.
Лежит на мостовой.
Не научили его
на уроках польского
стрелять в глаза человека.
Девушки с носилками
(Маруте Стобецкой)
Через груды развалин,
сквозь горящие арки ворот,
по мостовой, расстреливаемой пулями,
они бегут и несут на носилках
человеческие тела.
Их бессонные очи
ищут на баррикадах
тех, что пали.
Исхудавшие пальцы
поднимают из лужи крови умирающие головы.
А когда в них самих попадут,
умирая,
они будут с отчаяньем думать,
кто же дальше понесёт носилки
под пулями.
Ребёнок боится
Съёжившись в подворотне
с той стороны, где тень,
в ужасе, что не может
стать тенью,
затаив дыхание, слушает,
как приближаются
два грохочущих по мостовой сапога
немецкого солдата.
Щенок
Когда утром он стал расставлять в подворотне
бутылки с бензином,
дворник ругался как бешеный.
Щенок
показал ему длинный язык.
Вечером принесли его солдаты.
Он поджёг танк.
Дворник, ругаясь потише, копал во дворе
небольшую яму для щенка.
Крик из-под земли
Когда налёт прекратился
люди прибежали вопили
там погребённые заживо
слышно их крики
на этот подвал
обрушились три этажа
Люди копали руками
три этажа разгрести пытались
лопатами, руками,
пятью своими пальцами.
Копали день и ночь.
Утром был новый налёт.
Убили тех что копали
уже никто не слышал
крик из-под земли.
После налёта
Из груды рухнувших стен
торчит в небо
серая как стена
рука с пятью пальцами.
Господь Бог её спас
Женщина умирала во дворе на матрасе,
в матрасе были спрятаны доллары.
Другая женщина сидела рядом,
ждала, когда же умрёт.
Потом бежала с долларами по улице,
падали бомбы.
Она молилась: спаси меня, Господи Боже.
И Господь Бог её спас.
Победа
Солдаты отбили важное здание,
люди целуют солдат,
победа.
Дворничиха бежит со знаменем
на пятый этаж к окну.
Её настигает пуля.
Когда её несут, её глаза
ещё не знают,
что она умерла.
Потом
глаза её начинают удивляться.
И умирают её глаза от удивленья,
что она уже умерла.
Моё смирение
Я падала на землю смирения
столь смиренная что невидимая
столь смиренная что меня не было
перед мученичеством
несоразмерным
которого не чувствовала себя достойной
даже быть очевидцем.
Я разговариваю с мёртвыми
Я спала под одним одеялом с мёртвыми,
я просила прощенья у мёртвых,
что ещё жива.
Это была бестактность. Они прощали мне.
Это была неосторожность. Они прощали мне.
Жить
было тогда весьма небезопасно.
Двадцать моих сыновей
В моей палате -
двадцать солдатских животов.
Рваные, окровавленные,
они отчаянно бьются
за жизнь.
Я знаю их все наизусть,
днём я приношу им судно, отмываю от кала.
Ночью мне снится,
что я приношу им судно,
отмываю от кала.
Когда какой-нибудь из животов
умирает в моём сне,
вскакиваю
и на цыпочках подхожу к кровати.
В моей палате
яростно бьются с небытием
двадцать моих сыновей.
Исповедь на улице
- Это за грехи мои, - выла женщина.
- Это Божья кара, - выла женщина.
Я брала золотое кольцо за буханку хлеба,
золотые часы за молоко для ребёнка,
умоляли продать лекарство,
не продала,
дать йод, не дала.
Это за страшные грехи мои, Боже,
так меня страшно караешь, Боже
справедливый.
Женщина выла, валясь на колени,
падая на мостовую,
колотясь головою о мостовую,
у мёртвого тела
ребёнка.
Сказал: не плачь
Вошел с винтовкой
чтобы выгнать ее из дому.
Дом сожгут
её в лагерь.
Ждал пока она застегнёт
ремень рюкзака
смотрел как плачет
сказал: не плачь
молоденький немецкий солдат.
Удалось ему
(Проф. Владиславу Татаркевичу)
Старый человек
покидает дом, уносит книги.
Немецкий солдат вырывает книги,
швыряет в грязь.
Старый человек подымает,
солдат его бьёт в лицо.
Старый человек падает,
солдат пинает его и уходит.
Старый человек
лежит в грязи и крови.
Чувствует под собой
книги.
Как кровь из артерий
Идут
улицами дорогами
везут раненых
ведут стариков
несут узлы и детей.
Идут
изредка кто-то оглянется
за спиною пылают тучи.
Идут
вытекают как кровь из артерий города.
Натюрморт
В луже грязи и крови,
между полуобугленным телом лошади
и полуобугленным телом человека,
рядом с оторванной водосточной трубой, креслом, чайником,
осколками оконных стёкол
лежит обгоревший обрывок
любовного письма:
Я такая счастливая.
Все переводы Н. Астафьевой
Другие стихотворения А. Свирщиньской: https://fem-books.livejournal.com/1999217.html
https://fem-books.livejournal.com/1870181.html