Оксана Забужко "Український палімпсест"
"Украинский палимпсест" - книга-интервью, книга-диалог. В 2013 году Оксана Забужко, одна из самых влиятельных украинских интеллектуалок, и польская журналистка Иза Хрусьлинская в течение недели по 7-8 часов говорили на самые разные темы. В результате получилась книга, изначально предназначенная для польских читателей (вышла в Польше под названием "Ukraiński palimpsest. Oksana Zabużko w rozmowie z Izą Chruślińską"). Любопытно, что разговаривали по-украински, книга сперва вышла на польском, а потом переведена Дзвениславой Матияш на украинский.
Иза Хрусьлинская - варшавянка, много лет прожившая во Франции, известная своими статьями и книгами, посвященными Украине и украинско-польским отношениям, активная деятельница польско-украинского диалога. Это не первая ее книга в таком формате, до того вышли ее книги-интервью с другими украинскими интеллектуалами, Ярославом Грыцаком и Иосифом Зисельсом. Кстати, в Польше такой жанр называется очень красиво - "интервью-река".
Забужко рассказывает о своей семейной истории, о среде, в которой она выросла, о том, что сформировало ее как писательницу и мыслительницу, о своих книгах и истории их написания, об украинской литературе, современной и классической, о своем видении истории Украины и ее нынешней постколониальной ситуации.
Говоря о своей "литературной родословной", Оксана Забужко упоминает о большом влиянии на нее Леси Украинки (которой она посвятила отдельное литературно-философское исследование), Сильвии Плат, Ирины Вильде. Важной для формирования феминистских взглядов стала для Забужко дружба с Соломией Павлычко.
Переведу несколько цитат о женском писательстве:
"Когда я уже нашла собственный голос, то осознала, что всегда отождествляла себя - как читательница - с такими литературными фигурами, как Гамлет, а не Офелия или Гертруда. Это следствие того, что мы, женщины, являемся продуктами доминантной мужской культуры, постоянно находимся в диалоге с ней. Парадокс, однако, заключался в том, что, как я обнаружила, моя собственная стилистика, язык, художественная "группа крови" связывают меня не с писателями-мужчинами, а с женщинами-писательницами, которые творили до меня. Вспомнилось, что когда я начала в юности писать рассказы, мой отец, прочитав, сказал маме: "Легко читается", - имея в виду их энергетику. И добавил: "По стилю похоже на Ирину Вильде", авторку романа "Сестры Ричинские". Думаю, что это была очень точная оценка."
"...сколько бы нас, женщин-писательниц, ни было, и хотя каждая идет собственным путем, однако вместе мы создаем мир женской литературы. Именно в этом смысле мы можем говорить о существовании отдельного женского литературного пути. И речь не о гендерных маркерах литературы, а собственно создании отдельного мира и способа его моделирования. И этот способ женского моделирования мира в литературе - по крайней мере, европейской - очень молод. Сколько, в самом деле, лет женской прозе? Поэзию женщины всегда писали, вся народная песенная лирика преимущественно женская, но прозу начали писать намного позже. Разумеется, имею в виду письмо, моделирующее мир с женской точки зрения, с позиции "аутсайдера" в доминантной культуре, с позиции "другого". В таком контексте женская проза - относительно молодое явление. Она начинается с мадам де Сталь, сестер Бронте, Мэри Шелли, Джейн Остен.
В украинской литературе этому явлению всего 150 лет, начиная от прозы Марко Вовчок. Она была первым женским голосом в украинской литературе, создавала прозу с выразительными феминистскими акцентами. С исторической точки зрения, европейской женской литературной традиции приблизительно двести лет. За это время женскую прозу периодически высмеивали, преуменьшали ее значение, неправильно интерпретировали. Каждое новое поколение писательниц должно было, и раньше, и сейчас, снова возвращать к жизни своих предшественниц. Потому что у нас одинаковая родословная, мы объединены духовным родством.
В Украине в моем и немного младшем поколениях было немало авторок, которым удалось только дебютировать. И таких однодневок было значительно больше, чем в среде авторов-мужчин. Эти женщины не решились приложить усилия к творческим поискам, к восстановлению своей женской литературной родословной. Вместо этого осуществляли над собой что-то наподобие литературной кастрации, приспосабливаясь к требованиям доминантной патриархальной культуры. И исчезали из литературной среды, а позднее выяснялось, что повыходили замуж, родили детей, перестали бороться за себя и т.д. Я считаю, что это культурно детерминированное явление, которое показывает, что женщина-писательница, чтобы состояться в литературе, должна действительно бороться за себя."
Что касается названия книги. Палимпсест - рукопись, написанная на пергаменте, уже бывшем в употреблении. Старый текст соскабливался, поверх него писался новый (поскольку пергамент был чрезвычайно дорог). При помощи современных технических средств предыдущие записи иногда удаётся прочесть. Как говорит Забужко в предисловии: "Приходят времена, когда всё скрытое должно проявиться, - и на палимпсестах проступают затертые знаки." Проявление сокрытого - важный аспект творчества Забужко. Вот что, например, она говорит о своем романе "Музей заброшенных секретов":
"Сам роман начался для меня, собственно, с этого образа: маленькая девочка в какой-то момент понимает, что потеряла "след", "дорогу" к "секрету", который закопала вместе с подружкой, и что этот "секрет" уже навсегда останется под землей, и никто больше не сможет его увидеть... Эта метафора стала сквозным нарративом романа, его скрытой основой, на которую опирается вся структура произведения. "Секреты" - это как сундучок с множеством скрытых донышек. Во-первых, это детская игра, когда в выкопанную в земле ямку клали цветные аппликации, цветы и т.д.; накрывали стеклышком и засыпали землей. С этой игрой связана линия приятельницы героини, Влады - художницы, трагически погибшей в автокатастрофе. Она прославилась благодаря циклу полотен под названием "Секреты", выполненных в технике, напоминавшей детские коллажи. И эта женская линия, которая идет от Влады, все время будто комментирует, "подсвечивает" снизу центральную линию - историю любви, которая развивается в трех поколениях таким образом, что сама в себе также содержит закопанный "секрет". И все эти тайны из прошлого, которые выходят на свет дня, выявляет главная героиня, Дарина, которая проводит журналистское расследование. Они также оказываются такими "заброшенными секретами", уже в прямом смысле этого слова. А ключ к их прочтению дает, снова-таки, Влада, когда в предсмертном интервью пересказывает свою собственную версию того, откуда взялась эта игра в "секреты". По ее мнению, эта игра родом из времен, когда в Украину пришли большевики и наши бабушки вынуждены были закапывать в землю семейные иконы, которые в украинской традиции играют роль "домашних богов", охраняющих жилье. Предостерегаю, что это версия, полностью мною выдуманная для нужд романа. Антропологи считают, что эта игра происходит еще из языческих времен, из эпохи женских магических культов, и была распространена по всей славянской и прибалтийской территории.
Благодаря этому тема памяти, которую пестуют и охраняют женщины, составляет женскую, "невидимую" в учебниках версию истории, упорно вылепливаемую женщинами и передающуюся из поколения в поколение, от бабушки к внучке. Ведь пока мужчины занимаются "созданием" событий, принадлежащих к "большому нарративу", то есть, войнами, политикой, финансами, женщины берут на себя "незаметный" труд поддерживания самой материи жизни, обеспечения ее преемственности и сохранения фактуры. И тут уже можно говорить о самой женской истории, she-story, как об огромном "заброшенном секрете" в нашей культуре и цивилизации. На этом я хотела бы остановиться, потому что не хочу опережать события и отнимать хлеб у критиков."