Наталья Евгеньевна Горбаневская (26 мая 1936 - 29 ноября 2013) - поэтесса и переводчица, диссидентка.
Участвовала в демонстрации 25 августа 1968 года против оккупации Чехословакии. Горбаневская принесла с собой самодельный чехословацкий флаг и два рукописных плаката: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!» (на чешском языке) и «За вашу и нашу свободу!» (на русском языке).
Была задержана вместе с другими демонстрантами, но в тот же день освобождена; ей предъявили обвинение в «групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Не была тогда осуждена вместе с остальными, так как кормила грудного ребёнка (коляску с малышом взяла с собой на демонстрацию). По заключению психиатрической экспертизы о том, что у неё «не исключена возможность вялотекущей шизофрении», была признана невменяемой, но передана на поруки матери.
До следующего ареста успела составить документальную книгу о демонстрации «Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади» (опубликова во Франкфурте-на-Майне, 1970). В книге воссоздана хроника событий того дня и собраны все материалы, относящиеся к ходу следствия и вынесению приговора по этому политическому процессу. Книга-документ была переведена на основные европейские языки, в СССР издавалась в самиздате в 1969 году.
Была арестована 24 декабря 1969 года по обвинению в «распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». В вину ей ставили участие в демонстрации 25 августа 1968 года, написание и распространение письма об этой демонстрации, очерк «Бесплатная медицинская помощь» (о советской карательной психиатрии), подписи под документами Инициативной группы, участие в издании «Хроники текущих событий».
В апреле 1970 года в Институте судебной психиатрии имени В. П. Сербского ей был поставлен диагноз «вялотекущая шизофрения». С января 1971 по февраль 1972 года находилась на принудительном лечении в Казанской спецпсихбольнице и в институте им. Сербского.
17 декабря 1975 года Горбаневская вместе с детьми эмигрировала. Жила в Париже. У нее много стихов о Париже, пожалуй, не знаю других русских, которые писали бы о Париже так много, как она.
Горбаневская много путешествовала, в том числе автостопом, и по СССР, и потом по Европе, немало стихов посвящены этим поездкам.
Несколько стихотворений из сборника "Города и дороги":
***
Это я не спасла ни Варшаву тогда и ни Прагу потом,
это я, это я, и вине моей нет искупленья,
будет наглухо заперт и проклят да будет мой дом,
дом зла, дом греха, дом обмана и дом преступленья.
И, прикована вечной незримою цепью к нему,
я усладу найду и отраду найду в этом страшном дому,
в закопчённом углу, где темно, и пьяно, и убого,
где живёт мой народ без вины и без Господа Бога.
1973
Авторское примечание:
"Тогда" - в 1944, когда во время Варшавского восстания Красная армия стояла на правом берегу Вислы, "потом" - в 1968."
***
охотники рыщут
по темным борам
меня зайца ищут
по рвам по буграм
а я заинька
а я серенький
в лощинку забьюсь
в щели́ схоронюсь
вымерзаю как
цветик синенький
в осеннем бору
на зимнем ветру
охотники рыщут
трубят в рога
меня зайца ищут
своего врага
***
Какая безлунной, бессолнечной ночью тоска подступает,
но храм Покрова за моею спиною крыла распускает,
и к белому лбу прислоняется белое Лобное место,
и кто-то в слезах улыбнулся - тебе ль, над тобой, неизвестно.
Наполнивши временем имя, как ковшик водой на пожаре,
пожалуй что ты угадаешь, о ком же деревья дрожали,
о ком? - но смеясь, но тоскуя, однако отгадку припомня,
начерпаешь полною горстью и мрака, и ливня, и полдня,
и звездного неба… Какая тоска по решеткам шныряет,
как будто на темные тесные скалы скорлупку швыряет,
и кормщик погиб, и пловец, а певец - это ты или кто-то ?
Летят, облетят, разлетелись по ветру листки из блокнота».
(Это стихотворение датировано так: «осень 1968- весна 1970, начато на воле, закончено в Институте Сербского. Храм Покрова (Василия Блаженного), Лобное место - это как раз место августовской демонстрации 1968-го.)
***
Москва моя, дощечка восковая,
стихи идут по первому снежку,
тоска моя, которой не скрываю,
но не приставлю к бледному виску.
И проступают водяные знаки,
и просыхает ото слез листок,
и что ни ночь уходят вагонзаки
с Казанского вокзала на восток.
(С Казанского вокзала и Горбаневскую везли в Казань.)
* * *
Одна, одна в совсем пустом Париже,
одна, одна в совсем пустой вселенной,
совсем одна, и ни на шаг не ближе
к разгадке вечности, где держат меня пленной.
Совсем одна, в метелочки полыни,
пробившейся сквозь трещинки в панели,
как в полынью ныряю или в пламя,
как из огня да в полымя метели.
Здесь молонья вчера прогрохотала,
и я одна, совсем одна отныне,
и пустота Латинского квартала
не пуще нутряной моей пустыни.
Пустынножительница, полонянка
камней, уже не видных под вьюнками,
как просто было дожидаться танка,
идя навстречу с голыми руками.
Но этот грохот не артиллерийский,
зачем он мне одной принес пощаду?
Отсюда и до островов Курильских
какой игре расчистил он площадку?
Совсем одна, мала, слаба, глупе́нька,
заполонённая умом позавчерашним,
зачем так стало, что последняя ступенька -
я, а не кто-то мудрый и бесстрашный?
Не кто-то праведный, кто, запросто ответы
на все найдя, век дожил бы в блаженстве...
И плачу я щекой к щеке планеты,
мы с нею две равны в несовершенстве.
"на годовщину 18 декабря"
Я тебя усыновила,
ты меня удочерил,
мои синие чернила
расписал по мостовым,
мои чуждые реченья
набережными вдыхал,
веемое вдохновенье,
приставаемый причал.
Чаемый, нечаянный,
обопри гранит
о стишок случайный мой,
жар моих ланит.
(Стихотворение обращено к Парижу. 18 декабря - день отъезда Горбаневской в Европу.)
***
Вот мы и дожили - но до чего?
Вот добежали - к чему?
Спросим прохожего, спросим его,
морщащего по привычке чело,
жуя на ходу ветчину.
Ничего не ответит прохожий,
у виска лишь покрутит перстом,
затемнеется день непогожий,
и река зарябит под мостом.
Вот мы и дожили - дальше живи.
Вот добежали - беги.
Кровь на любви и любовь на крови
круто замешены, но не соври,
досюда считая шаги.