Норвегия: Хербьёрг Вассму
Пробст считал, что людей в Нурланде надо принимать, как принимают времена года. Ну а если они тебя раздражают, сиди дома.
Осень? Зима? Чётко помню, что день был холодный. Я сидела дома в свитере, в рейтузах и, кажется, даже в шапке, всё равно простуженная, осипшая, с насморком и очередным бронхитом. Свеженький журнал «Иностранная литература» лежал на комоде. Незнакомое женское имя - посвящение - цитата из Притчей Соломоновых - Я Дина, я вижу сани и на них человека, сани кувыркаясь летят по крутому склону.
Сперва мне кажется, что это я сама привязана к саням. Мне больно, я никогда не испытывала такой боли.
Сквозь прозрачную действительность, но за пределами времени и пространства я вижу лицо привязанного к саням. Сейчас оно разобьется о заледенелый камень.
Лошадь вырвала оглобли, и сани не увлекли ее за собой. Все случилось мгновенно.
Кажется, сейчас поздняя осень. Поздняя? В каком смысле?
Мне не хватает лошади.
По существу, «Книга Дины» [Dinas Bok] не была мне близка. Не назвала бы её и интересной - мне казалось неправильным записывать в «интересные» истории то, что полно такой зашкаливающей боли, аж буквы визжат и корчатся под читающим взглядом. Захватывающая - вот точное слово. Я Дина. Ертрюд бросила мне пуговку со своего плаща. Раньше ей не нравилось, что я хожу с черными ногтями. Теперь она больше не вспоминает про это. Не всё было понятно, но всё захватывало и куда-то тащило, куда-то влекло. До сих пор помню, как умерла одна из героинь второго плана - наклонилась в саду погладить чёрную кошку и упала, покатившись, как спелое яблоко. Я всё думала, испугалась ли чёрная кошка. Следующая часть, «Сын счастья» - избранные главы публиковались в той же «Иностранке» - уже не произвела такого впечатления, а до третьей я и не дошла. Впрочем, это дело времени.
В сообществе есть отзыв о «Книге Дины», под которым я готова подписаться: https://fem-books.livejournal.com/343167.html
Если за рубежом наиболее известна историческая трилогия о Дине, то в самой Норвегии славится литературный дебют Хербьёрг Вассму [Herbjørg Wassmo] “Тора”, также состоящий из трёх частей. Первый том, «Дом с застеклённой верандой» [Huset med den blinde glassveranda] (1981) описывал замкнутую, закрытую жизнь девушки в северной деревне. Жизнь, полную издевательств, насилия, в том числе сексуального, и нищеты. Несмотря на крайний пессимизм, а не удивлюсь, если и благодаря ему, «Дом» номинировали на литературную премию Северного совета, так называемый «Нобель Скандинавии». Не премировали только лишь потому, что согласно уставу, эта награда не должна вручаться за дебютное произведение. В полном смысле «новенькой» скромная учительница, конечно не была, в студенческие годы успела издать два небольших поэтических сборника, но в части прозы могла предъявить разве что собственные школьные сочинения, написанные с массой синтаксических ошибок, но очень живо и ярко... Уже в 1987 году несправедливость исправили, и Вассму получила свою премию Северного совета за заключительную книгу трилогии. Бедность, северная сельская глушь, домогательства отчима - это всё было из её собственной судьбы, судьбы дитяти военного сорок второго года. Героиня, хрупкая Тора, уставала бороться, впадала в безумие и гибла. Свою стойкую, решительную, резкую Дину, («настоящая капиталистка» думала я про неё) Хербьёрг Вассму писала как бы в противовес Торе. Поэтому будет полезным делом издать и первую трилогию в переводе, чтобы аудитория могла сравнить два необычных характера.
Тора одарена поэтически, она в полной мере человек слова, человек книги. Дина, легко перемножающая в уме шестизначные числа, и есть человек числа (помните: «потому что все оттенки смысла умное число передаёт»). Руфь Нессет из «Седьмой встречи» [Det sjuende møte, 2001] - человек художественного образа. Вассму сама с детства мечтала стать художницей, прекрасно и увлечённо рисовала... «Седьмую встречу» как-то вписали у нас в круг любовной, романтической прозы, а мне думается, она не только и не столько о поиске «своих», ведь раз за разом Руфь и Горм встречаются и расходятся, не опознав «родную душу». Это про другое. Про то, что и без родной души можно делать своё дело и гнуть свою линию. Руфь феминистка, кстати.
- Лучше бы ты сохранила эти деньги для себя, мама, - сказала тетя Рутта. - Девочки так или иначе все равно выйдут замуж. Мои вот вышли, выйдет и Руфь. Тратиться на них, все равно что бросать деньги в окно. С природой не поспоришь.
Руфь подумала об Эли, которая вышла замуж еще до того, как Руфь конфирмовалась. Теперь она жила где-то в Мере и изредка писала матери о погоде и о том, что дома у нее холодно. Брит вышла замуж совсем недавно и жила на втором этаже в доме родителей мужа в Берете. Она ждала первого ребенка и не участвовала в нынешнем сборе яиц. Сейчас она сидела на табуретке и вязала что-то светло-зеленое. Так что тетя Рутта была права. С природой не поспоришь.
Все женщины на Острове после конфирмации сидели и чего-то ждали. Ждали лета и танцев в клубе. Ждали попутного транспорта, ждали, когда они выйдут замуж, ждали ребенка. Ждали посылки или письма. Потом они ждали, чтобы прошло Рождество или стих ветер.
Особняком стоит «Бегство от Франка» (Flukten fra Frank, 2003), текст сложно построенный, с массой лирических отступлений, флэшбэков и забеганий вперёд. Банальнейший из банальных - богатый антиквар, его супруга, его любовница - вылился в форменный трагифарс, где слились тревога, тоска, нервный смех и тягостное недоумение. Из одной сцены «Бегства» - девочки-проститутки в Чехии (кукольный макияж, мини-юбочки, сложные причёски) мёрзнут на обочине, протягивая руки к проезжающим машинам - вырос целый роман «Стакан молока, пожалуйста» [Et glass melk takk, 2006] о торговле женщинами в Норвегии. Я его терпеть не могу, солидарна с рецензией https://fem-books.livejournal.com/1530984.html. Нагромождение сплошных нестыковок и несуразиц. Как хотелось вздохнуть: ну почему бы не писать о чём-то знакомом? Материал сопротивляется.
В общем, ни о чём для меня этот «Стакан молока». Зато последний на сегодня роман Хербьёрг Вассму, «Сто лет» [Hundre år, 2009] - наверное, самый любимый. Написан он на автобиографическом семейном материале. Три поколения. Три женщины. Прабабушка, Сара Сусанне, чей облик, образ ангела, хранится в главном соборе Лофотенских островов за алтарём. Бабушка, Элида, думавшая, что у неё всё будет по-другому, не так, как у Сары Сусанне. И да, она вышла замуж по любви, а не по договорённости, как мать. Но от считания грошей, беспомощности и бесконечных беременностей любовь Элиду не спасла. Мать, Йордис, волевая и самостоятельная «младшая девочка». Знала ли она, что творится у неё в доме, с её девочкой?
- Мы сидели за этим столом и ели холодного палтуса, - простонала Йордис и хотела засмеяться, но снова начались потуги. Теперь ей было уже не до смеха.
- Но то было прошлой зимой. А теперь на этом столе лежишь ты. Так что давай! Кончай с этим делом. Между прочим, это была твоя выдумка с формой Гражданской обороны. Признайся. Это тебе пришло в голову! - сказала Хельга, она тоже как будто тужилась.
- Осталось совсем чуть-чуть, Йордис. Будь паинькой! А что бы вы стали делать, если бы вас забрали немцы? - спросила повитуха, проверяя, насколько уже вышла головка ребенка.
- Ничего. Мы сделали то, что хотели, - сказала Хельга и стиснула руки Йордис.
- Мужчины, особенно немцы, - глупые создания, - сказала повитуха и застонала из-за своей проклятой спины. Йордис тоже застонала.
- Женщины тоже не намного умнее, - сказала Хельга, поглядев сначала на одну, потом на другую.
Младенческий крик и вальс в финале. Играет счастливый отец, тётушка и повивальная бабка вальсируют, а мать баюкает малышку и ничего ещё не знает. Круг, начатый «Торой», замкнулся. Что-то будет дальше?
Осень? Зима? Чётко помню, что день был холодный. Я сидела дома в свитере, в рейтузах и, кажется, даже в шапке, всё равно простуженная, осипшая, с насморком и очередным бронхитом. Свеженький журнал «Иностранная литература» лежал на комоде. Незнакомое женское имя - посвящение - цитата из Притчей Соломоновых - Я Дина, я вижу сани и на них человека, сани кувыркаясь летят по крутому склону.
Сперва мне кажется, что это я сама привязана к саням. Мне больно, я никогда не испытывала такой боли.
Сквозь прозрачную действительность, но за пределами времени и пространства я вижу лицо привязанного к саням. Сейчас оно разобьется о заледенелый камень.
Лошадь вырвала оглобли, и сани не увлекли ее за собой. Все случилось мгновенно.
Кажется, сейчас поздняя осень. Поздняя? В каком смысле?
Мне не хватает лошади.
По существу, «Книга Дины» [Dinas Bok] не была мне близка. Не назвала бы её и интересной - мне казалось неправильным записывать в «интересные» истории то, что полно такой зашкаливающей боли, аж буквы визжат и корчатся под читающим взглядом. Захватывающая - вот точное слово. Я Дина. Ертрюд бросила мне пуговку со своего плаща. Раньше ей не нравилось, что я хожу с черными ногтями. Теперь она больше не вспоминает про это. Не всё было понятно, но всё захватывало и куда-то тащило, куда-то влекло. До сих пор помню, как умерла одна из героинь второго плана - наклонилась в саду погладить чёрную кошку и упала, покатившись, как спелое яблоко. Я всё думала, испугалась ли чёрная кошка. Следующая часть, «Сын счастья» - избранные главы публиковались в той же «Иностранке» - уже не произвела такого впечатления, а до третьей я и не дошла. Впрочем, это дело времени.
В сообществе есть отзыв о «Книге Дины», под которым я готова подписаться: https://fem-books.livejournal.com/343167.html
Если за рубежом наиболее известна историческая трилогия о Дине, то в самой Норвегии славится литературный дебют Хербьёрг Вассму [Herbjørg Wassmo] “Тора”, также состоящий из трёх частей. Первый том, «Дом с застеклённой верандой» [Huset med den blinde glassveranda] (1981) описывал замкнутую, закрытую жизнь девушки в северной деревне. Жизнь, полную издевательств, насилия, в том числе сексуального, и нищеты. Несмотря на крайний пессимизм, а не удивлюсь, если и благодаря ему, «Дом» номинировали на литературную премию Северного совета, так называемый «Нобель Скандинавии». Не премировали только лишь потому, что согласно уставу, эта награда не должна вручаться за дебютное произведение. В полном смысле «новенькой» скромная учительница, конечно не была, в студенческие годы успела издать два небольших поэтических сборника, но в части прозы могла предъявить разве что собственные школьные сочинения, написанные с массой синтаксических ошибок, но очень живо и ярко... Уже в 1987 году несправедливость исправили, и Вассму получила свою премию Северного совета за заключительную книгу трилогии. Бедность, северная сельская глушь, домогательства отчима - это всё было из её собственной судьбы, судьбы дитяти военного сорок второго года. Героиня, хрупкая Тора, уставала бороться, впадала в безумие и гибла. Свою стойкую, решительную, резкую Дину, («настоящая капиталистка» думала я про неё) Хербьёрг Вассму писала как бы в противовес Торе. Поэтому будет полезным делом издать и первую трилогию в переводе, чтобы аудитория могла сравнить два необычных характера.
Тора одарена поэтически, она в полной мере человек слова, человек книги. Дина, легко перемножающая в уме шестизначные числа, и есть человек числа (помните: «потому что все оттенки смысла умное число передаёт»). Руфь Нессет из «Седьмой встречи» [Det sjuende møte, 2001] - человек художественного образа. Вассму сама с детства мечтала стать художницей, прекрасно и увлечённо рисовала... «Седьмую встречу» как-то вписали у нас в круг любовной, романтической прозы, а мне думается, она не только и не столько о поиске «своих», ведь раз за разом Руфь и Горм встречаются и расходятся, не опознав «родную душу». Это про другое. Про то, что и без родной души можно делать своё дело и гнуть свою линию. Руфь феминистка, кстати.
- Лучше бы ты сохранила эти деньги для себя, мама, - сказала тетя Рутта. - Девочки так или иначе все равно выйдут замуж. Мои вот вышли, выйдет и Руфь. Тратиться на них, все равно что бросать деньги в окно. С природой не поспоришь.
Руфь подумала об Эли, которая вышла замуж еще до того, как Руфь конфирмовалась. Теперь она жила где-то в Мере и изредка писала матери о погоде и о том, что дома у нее холодно. Брит вышла замуж совсем недавно и жила на втором этаже в доме родителей мужа в Берете. Она ждала первого ребенка и не участвовала в нынешнем сборе яиц. Сейчас она сидела на табуретке и вязала что-то светло-зеленое. Так что тетя Рутта была права. С природой не поспоришь.
Все женщины на Острове после конфирмации сидели и чего-то ждали. Ждали лета и танцев в клубе. Ждали попутного транспорта, ждали, когда они выйдут замуж, ждали ребенка. Ждали посылки или письма. Потом они ждали, чтобы прошло Рождество или стих ветер.
Особняком стоит «Бегство от Франка» (Flukten fra Frank, 2003), текст сложно построенный, с массой лирических отступлений, флэшбэков и забеганий вперёд. Банальнейший из банальных - богатый антиквар, его супруга, его любовница - вылился в форменный трагифарс, где слились тревога, тоска, нервный смех и тягостное недоумение. Из одной сцены «Бегства» - девочки-проститутки в Чехии (кукольный макияж, мини-юбочки, сложные причёски) мёрзнут на обочине, протягивая руки к проезжающим машинам - вырос целый роман «Стакан молока, пожалуйста» [Et glass melk takk, 2006] о торговле женщинами в Норвегии. Я его терпеть не могу, солидарна с рецензией https://fem-books.livejournal.com/1530984.html. Нагромождение сплошных нестыковок и несуразиц. Как хотелось вздохнуть: ну почему бы не писать о чём-то знакомом? Материал сопротивляется.
В общем, ни о чём для меня этот «Стакан молока». Зато последний на сегодня роман Хербьёрг Вассму, «Сто лет» [Hundre år, 2009] - наверное, самый любимый. Написан он на автобиографическом семейном материале. Три поколения. Три женщины. Прабабушка, Сара Сусанне, чей облик, образ ангела, хранится в главном соборе Лофотенских островов за алтарём. Бабушка, Элида, думавшая, что у неё всё будет по-другому, не так, как у Сары Сусанне. И да, она вышла замуж по любви, а не по договорённости, как мать. Но от считания грошей, беспомощности и бесконечных беременностей любовь Элиду не спасла. Мать, Йордис, волевая и самостоятельная «младшая девочка». Знала ли она, что творится у неё в доме, с её девочкой?
- Мы сидели за этим столом и ели холодного палтуса, - простонала Йордис и хотела засмеяться, но снова начались потуги. Теперь ей было уже не до смеха.
- Но то было прошлой зимой. А теперь на этом столе лежишь ты. Так что давай! Кончай с этим делом. Между прочим, это была твоя выдумка с формой Гражданской обороны. Признайся. Это тебе пришло в голову! - сказала Хельга, она тоже как будто тужилась.
- Осталось совсем чуть-чуть, Йордис. Будь паинькой! А что бы вы стали делать, если бы вас забрали немцы? - спросила повитуха, проверяя, насколько уже вышла головка ребенка.
- Ничего. Мы сделали то, что хотели, - сказала Хельга и стиснула руки Йордис.
- Мужчины, особенно немцы, - глупые создания, - сказала повитуха и застонала из-за своей проклятой спины. Йордис тоже застонала.
- Женщины тоже не намного умнее, - сказала Хельга, поглядев сначала на одну, потом на другую.
Младенческий крик и вальс в финале. Играет счастливый отец, тётушка и повивальная бабка вальсируют, а мать баюкает малышку и ничего ещё не знает. Круг, начатый «Торой», замкнулся. Что-то будет дальше?