Рассказ об акушерке-самоучке
Джойс Маршалл [Joyce Marshall] - канадская писательница (1913-2005), уроженка Монреаля. Закончила университет МакГилла, стала первой женщиной в редактуре знаменитой студенческой газеты "МакГилл'с Дейли". Опубликовала два романа и несколько сборников рассказов. Известна также как переводчица произведений Габриэль Руа и другой классики франко-канадской литературы на английский язык. Вниманию сообщества предлагается единственный рассказ Маршалл, изданный на русском в переводе Ю. Родман.
Старушка
Он изменился, подумала Молли, едва увидела мужа на вокзале в Монреале. Он изменился… Эти два слова глухо стучали у неё в мозгу долгие часы, пока поезд увозил их на север Квебека.
На нём не было формы, но изменилась не только одежда. Его лицо словно одеревенело, а уголки рта безвольно опустились. Изредка Молли оборачивалась и видела, что он не спускает с неё насторожённых глаз.
- Я рад, что ты здесь, - твердил он. - Я боялся, Молли, что ты никогда не решишься.
- Я знаю, - сказала Молли. - Что поделаешь, я не могла уехать, пока мама не станет на ноги… Три долгих года прошло, даже не верится, правда?
Он без конца повторял, что рад её видеть, но больше ему, казалось, нечего было сказать. Он просто отвык от меня, мысленно успокаивала себя Молли. Они были знакомы меньше года перед тем, как поженились в Англии во время войны, и вскоре после свадьбы он вернулся в Канаду. Он, конечно, плохо представлял себе её жизнь в Англии, а она плохо представляла себе его жизнь здесь. Когда они доберутся до дома - каким бы ни оказался этот чужой дом в таинственной северной стране, куда увозил их поезд, - он снова станет прежним Тодди.
Розовые блики чуть оживили серый рассвет, когда они приехали в Миссавани, - единственные пассажиры, сошедшие с поезда в этом маленьком городке, приткнувшемся на самом берегу озера Сент-Джон. Увидав название города на посеревшей доске, Молли слегка приободрилась. Как часто выводила она это странное сочетание букв на письмах к Тодди: два «с» и неожиданно одно «н». Она знала, что где-то там, за теснившимися друг к другу приземистыми одноэтажными домишками стояла большая бумажная фабрика Мейзона, а милях в тридцати от неё - электрическая станция Тодди, одна из многих, снабжавших фабрику электричеством. Тодди рассказывал ей, что от фабрики до электростанции проложена дорога, зимой непроезжая.
Позади вокзала их ждал угрюмый подросток с собаками. С великолепными собаками; чёрные в кремовых пятнах, они, как показалось Молли, радостно приветствовали её, широко разинув пасти. Молли протянула руку к носу вожака, но собака рванулась из постромок, и Тодди оттащил Молли назад.
- Она злая, - сказал Тодди. - Здесь все собаки злые, как волки.
Для Молли это было непривычно долгое путешествие: сначала по серому снегу, расчерченному розовыми полосами, потом под таким ярким, слепящим солнцем, что у неё разболелись глаза.
Из-под ног собак летели твёрдые, обжигающие комья снега, по сторонам мелькали чёрные ломкие ели и поблескивали стволы берёз, будто обтянутые белым шёлком. В полной тишине слышалось только тяжёлое дыхание собак, назойливый скрип снега под полозьями саней и голос Тодди, изредка бросавшего одно-два слова по-французски, направляя собак.
Наконец Тодди молча похлопал Молли по спине и протянул руку в варежке вперёд, через её плечо. Перед глазами Молли, будто из воздуха, возникла картина: квадратный красный дом на вершине голого холма, плотина той же высоты, что холм, водопад в клубах пара, низвергающийся в водоворот белых бурунов, и серый со вздутыми боками цилиндр электростанции у подножья холма.
- Моя старушка! - крикнул Тодди, и Молли увидела, что он указывает не на дом наверху холма, где им предстояло жить, а вниз, на электростанцию.
В Англии привычка Тодди говорить об электростанции как о живом существе казалась Молли милой и приятной, она вполне совпадала с её представлением о своеобразии северной Канады. Но сейчас от слов Тодди ей стало не по себе. Дом выглядел удручающе мрачным, а грохот падающей воды оглушал, убивал всё вокруг.
В кухне красного дома стоял запах бедности, как отметила про себя Молли. Впрочем, разве можно ожидать, что мужчина справится с домашним хозяйством. Надо закрыть дверь, тогда шум падающей воды перестанет терзать уши и сразу станет легче, уговаривала себя Молли. Она торопливо оглянулась, но Тодди уже закрыл дверь. Наверное, где-то открыто окно. Так не бывает, люди всё-таки не живут в одном доме с водопадом. Так не бывает.
- Бодрящий звук, - сказал Тодди.
Молли бросила на него отсутствующий взгляд, едва расслышав, что он сказал. Где-то открыто окно, где-то наверняка открыто окно.
Тодди торопливо показал Молли дом, прекрасно обставленный и щедро натопленный благодаря электричеству. Потом обернулся к ней и сказал, почти извиняясь:
- Надеюсь, ты не обидишься, если я спущусь вниз. Мне хочется посмотреть, как там моя старушка.
В его глазах светилось радостное нетерпение, и Молли улыбнулась.
- Разумеется, иди, - сказала она. - Я прекрасно обойдусь без тебя.
Тодди ушёл, Молли распаковала чемоданы и спустилась в гостиную. Из широкого окна были видны электростанция, буруны и заснеженная равнина, исчезающая на горизонте в чёрной чаще соснового леса. Снег, подумала Молли. Я всегда думала, что снег белый, а здесь он голубой. Голубой и коварный: снег-капкан. И Молли вдруг отчётливо поняла, что они с Тодди полностью отрезаны от остального мира - отрезаны даже от ближайшего города более чем тридцатью милями снежной равнины, непроходимой лесной чащей и бездорожьем.
Молли нашла ведро со шваброй и принялась за уборку кухни. Ей хотелось, чтобы к приходу Тодди всё блестело. У неё просто не останется времени, чтобы смотреть на сверкающий снег, отчего почти тут же слепнут глаза. К грохоту воды, наверное, можно привыкнуть. Ей предстоит подолгу оставаться одной в этом доме. Придётся научиться находить себе дело.
Тодди вернулся только вечером. Он сказал, что на электростанции творится чёрт знает что.
- Эти механики-французы со своими помощниками - лодыри и бездельники. Уму непостижимо, как они ухитрились запустить всё на свете за каких-то два дня.
Молли накрыла к обеду маленький стол в гостиной. Тодди жадно поглощал пищу, занятый своими мыслями.
Тодди действительно стал другим. Она не ошиблась. Молли надеялась, что здесь, в Канаде, они с Тодди сблизятся, но никогда ещё он не был так далёк от неё. Странно, но у Молли появилось ощущение, будто ничто вокруг для него просто не существует - и этот обед тоже, - ему нужны только турбины и генераторы электростанции там, внизу.
Ну что ж, решительно сказала она себе, ты вышла замуж за этого человека, потому что тебе исполнилось тридцать восемь, а он выглядел вполне привлекательно в офицерской форме. Ты приехала к нему сюда, потому что мечтала оказаться в новом, незнакомом месте. И ты начинаешь придумывать бог знает что только потому, что твой муж - занятой человек и почти не замечает твоего присутствия.
- Я хочу, чтобы в доме стало по-настоящему уютно, - произнесла она с такой настойчивостью, что с трудом узнала собственный голос.
- Что… ах да… конечно, очень хорошо. Переставь всё, как тебе нравится.
Тодди кончил есть и встал.
- А сейчас мне нужно вернуться назад.
- Назад? - На этот раз он уже не извинился, с грустью отметила Молли. - Неужели старушка не может отпустить тебя на один вечер, даже если твоя жена только что приехала из Старого Света?
- У меня есть ещё дела, - сказал Тодди. - Одиночество не должно тебя смущать. Включи радио, хотя боюсь, из-за электростанции могут быть сильные помехи. Я буду всего в пятидесяти футах от себя.
Прошла неделя, прежде чем Тодди решил, что электростанция в полном порядке и он может показать её жене.
Тодди с гордостью показывал Молли всё: манометры на стене, четыре широкобокие лоснящиеся турбины, припавшие к полу точно раскормленные ленивцы, одна из них специально разобранная, чтобы он мог объяснить, как устроен генератор.
- Это страшно интересно, дорогой, - повторяла Молли, пытаясь понять, почему он так любит безжизненное железо и светится от радости при виде сцепленных друг с другом колёсиков. - Сейчас здесь всё в прекрасном состоянии, - добавила она, - я надеюсь, тебе не придётся отдавать столько времени своей старушке.
- Ты не представляешь, как быстро она может разладиться, - буркнул Тодди.
Он по-прежнему оставался на электростанции с восьми утра до позднего вечера и заходил домой только поесть.
Молли трудилась не покладая рук, и скоро весь дом был в идеальном порядке. Ей стало труднее находить себе занятие. Она прочла все книги, привезённые из Англии, и даже старые журналы, которые нашлись у Тодди. Выйти из дому она не могла. Единственная расчищенная дорожка вела вниз на электростанцию. У неё не было ни лыж, ни снегоступов, а Тодди всё никак не мог выбрать время и научить её ездить на собаках. Соседей поблизости не было, телефон всегда молчал, ни молочник, ни булочник не звонили по утрам в дверь, и только раз в две недели один из рабочих электростанции доставлял продукты и почту из Миссавани.
Молли с нетерпением ждала этого дня: он нарушал монотонность её жизни, радовал письмами из дома. Все мужчины в округе жили в отдельных домах, разбросанных по нумерованным участкам, как это принято в Северном Квебеке, и ежедневно проезжали на собаках шесть, семь, а то и восемь миль до электростанции и обратно. Молли пыталась завязать с ними разговор об их жизни, об их семьях, но они отмалчивались, хотя соблюдали вежливость, и Молли чувствовала, что она для них - частичка красного дома, который они не любят.
Молли упорно стремилась создать хоть какое-то подобие общей жизни с Тодди. Но хотя в Англии он постоянно рассказывал ей что-нибудь занятное, здесь он становился всё менее разговорчивым и всё глубже погружался в заботы об электростанции. Тодди воспринимал присутствие жены как нечто приятное, но у него не было ни малейшего желания уделить ей хоть минуту своего времени.
- У меня к тебе просьба, Тодди, - сказала она однажды, - давай сегодня или завтра выйдем из дому, и ты научишь меня править собаками.
- Куда ты собираешься ездить? - спросил Тодди.
- Ах, Тодди, куда-нибудь, - ответила Молли. - Буду кататься по снегу.
- Но я очень занят, - заторопился Тодди, - У меня есть работа, прости, я очень занят.
И в эту минуту Молли снова увидела в его глазах то выражение, которое испугало её в первый день. Но теперь Молли знала, что оно означает. Он смотрел на неё недоверчивым, пронизывающим взглядом, будто перед ним была турбина.
- Неужели ты не можешь освободить один вечер? По-моему, твои машины прекрасно делают своё дело без посторонней помощи. Неужели, Тодди, ты не можешь расстаться с ними даже в воскресенье?
- А что, если в моё отсутствие что-нибудь случится?
- Ах, Тодди, нельзя же проводить на электростанции двадцать четыре часа в сутки. Я твоя жена, я тоже нуждаюсь в твоём внимании. Тебе так хотелось, чтобы я поскорее приехала сюда. Я прекрасно понимаю, как непереносимо жить здесь одному, постоянно слышать этот рёв воды и…
Внезапно Тодди обуял гнев, его лицо исказилось.
- Что ты хочешь сказать? - закричал он.
- Ничего особенного, я понимаю, ты жил здесь три года совсем один… - начала Молли.
- И, по-твоему, просто одичал, - в ярости прервал её Тодди. - Откуда ты взяла, что со мной может случиться что-либо подобное? Я прожил в этой стране двадцать лет, чёрт побери, безвыездно, если не считать войну.
Одичал. Он сам произнёс это слово, и на мгновение оно застряло у Молли в мозгу. Она знала, что за ним кроется. Тодди часто употреблял его, рассказывая о тех, кто приезжал на север и оставался здесь жить. Тодди привык к этим местам, но какое-то время он провёл в Англии. А потом вернулся один в этот дом, где каждый год зима на многие месяцы погребала его заживо, где за стенами лежал слепящий снег, а по ночам завывал ветер и круглые сутки грохотала вода.
- Тодди, - сказала она, прогоняя тревожные мысли, - давай заведём весной корову или даже двух коров. Я умею обращаться со скотом, не зря же я трудилась всю войну в сельскохозяйственном отряде. У меня будут какие-то интересы…
Тодди в изумлении посмотрел ей в лицо.
- Разве ты не моя жена? - спросил он.
- О чём ты? Конечно, я твоя жена.
- Почему ты тогда говоришь, что тебе нужны какие-то интересы? Тебе недостаточно быть моей женой?
- Но я… Я так много времени провожу одна. У тебя есть работа, а мне почти нечего делать.
Тодди резко повернулся, собираясь идти на электростанцию. В дверях он взглянул на Молли через плечо, но не произнёс ни слова, только бросил на неё пристальный взгляд.
Он не хочет, чтобы у меня появились какие-то интересы, подумала Молли с тоской и страхом. Он смотрит на меня с недоверием, как на свои машины. Может быть, это как раз то, что ему нужно: жена-машина, бессловесная, хорошо отлаженная машина, которая поджидает его дома и приходит в движение только по его приказанию.
А я из тех, кому нужно дело. Когда я не работаю, мой разум тоже перестаёт работать, всё плывёт у меня перед глазами. Нескончаемый летящий снег за окном заносит мои мысли, мой мозг пустеет и засыпает. Непрестанный грохот воды сплющивает меня и сводит с ума.
После этой размолвки Тодди старался проводить больше времени дома. Несколько раз он задерживался после обеда и рассказывал Молли, как шли дела на электростанции и какие несчастья он предотвратил в тот день. Но его глаза были постоянно устремлены за окно, где на снегу виднелось серое угрюмое здание.
- Ах, Тодди, спускайся вниз, - говорила обычно Молли. - По-моему, тебе не терпится увидеть свои машины.
А потом в один прекрасный день Молли нашла желанное дело.
Она подняла глаза от посуды и увидела Луи-Поля, одного из смазчиков электростанции, он стоял в дверях, и снег с его огромных валенок таял на полу.
- Ах, Луи, здравствуй! - сказала Молли с искренней радостью, этот худощавый белокурый юноша нравился ей больше всех рабочих Тодди.
Они с Луи-Полем вели длинные серьёзные разговоры: Молли практиковалась во французском языке, а он в английском. «Нашего священника надо называть кюре, - наставлял её Луи - Он не любит, когда говорят по-английски».
- Ты пришёл за списком покупок? - спросила Молли. - Собираешься в город?
- Нет, мадам, я имею… как это надо сказать? Я сегодня в больших волнениях. Моя Люсьена…
- Ах, ребёнок… Луи-Поль, у тебя уже родился ребёнок:
- Да, мадам.
В отчаянии всплеснув руками, Луи-Поль отказался от попыток говорить по-английски. Из стремительного потока сбивчивых французских фраз Молли поняла, что Люсьена почему-то не могла кормить ребёнка, а в эту зиму ни на одном участке ни у одной коровы не было молока.
- Если бы вы приехали, мадам, вы могли бы узнать… могли бы что-нибудь сделать.
Упряжка жёлтых собак была привязана к заднему крыльцу. Вместе с Луи-Полем Молли понеслась по снегу к его дому на первом участке, к совсем крохотному дому, который отец Луи-Поля построил шесть лет назад, когда разделил между сыновьями свою неплодородную землю и лесные делянки.
Тёмно-серая деревянная крыша дома, безжалостно изъеденная непогодой, так круто поднималась вверх, что напоминала крышу китайской пагоды.
В кухне громко всхлипывала мать Люсьены, её сёстры и тётки, все одетые в чёрное; кто-то держал на руках плачущего ребёнка. А в спальне обливалась слезами молоденькая Люсьена. Она знала, что родственники в чёрных платьях собрались у них в доме, потому что её ребёнка ждёт смерть.
Молли взглянула на Люсьену: широкие скулы, смуглая кожа и узкие глаза говорили о примеси индейской крови.
- Люсьена, ты не будешь меня стесняться? - осторожно спросила Молли. - Ты согласишься снять при мне ночную рубашку?
- Конечно, мадам, конечно, я не буду вас стесняться, - сказала Люсьена.
Тёплый комок подступил к горлу Молли, она спустила рубашку с плеч Люсьены и принесла из кухни ворох тряпок, горячую и холодную воду.
Молли осторожно погружала тяжёлые груди Люсьены попеременно в горячую и холодную воду и объясняла ей, что у неё плоские соски и от таких ванночек они выпятятся.
А когда Молли уходила, Люсьена, беззвучно всхлипывая, прижимала к груди темноволосую головку младенца, причитания на кухне стихли, и Луи-Поль щедро разливал виски и домашнее вино, снова и снова пуская стакан по кругу.
Только подъехав к красному дому, вернее, только стряхнув на заднем крыльце снег с валенок, Молли вспомнила, что сильно опоздала к обеду - Тодди любил обедать рано. Она поспешно открыла дверь.
Тодди стоял посреди комнаты, его руки висели вдоль тела точно чужие. Он смотрел на Молли пустыми растерянными глазами.
- Ты уходила? - спросил он.
- Да, - ответила Молли, всё ещё радуясь своему успеху. - Луи-Поль возил меня к себе домой. Его жена родила, и младенец…
- Он попросил тебя? - спросил Тодди.
- Да, - кивнула Молли. - Он был в отчаянии, бедняга, я просто не могла не предложить свою помощь.
Тодди боится, что я оставлю его, подумала Молли. Он пришёл домой, увидел холодную плиту и решил, что я больше не вернусь. Молли не знала, радоваться ей или огорчаться этой догадке. Тревога была естественным и обычным состоянием Тодди, но выражение его лица оставалось неестественным и необычным. Хотя Молли объяснила ему, что произошло, он по-прежнему не спускал с неё прищуренных глаз, полных страха и изумления.
- Прости, что так вышло с обедом, - сказала Молли, - я сейчас что-нибудь приготовлю на скорую руку. Ты покури, а я расскажу, как всё это было.
Молли рассказывала, но Тодди не разделял её радости.
- Подумаешь, ещё один франко-канадский щенок родился, - сказал он. - Молли, ты просто сошла с ума.
Прошло несколько недель, и Молли поняла, что она нашла своё место даже на этой бесплодной земле. Луи-Поль вновь появился у неё на кухне, на этот раз он держался смелее, потому что Молли была его другом.
У невестки Луи-Поля начались роды, только всё пошло как-то не так. Родные хотели отвезти её в Миссавани, но, по всей видимости, вот-вот поднимется буран. Мадам была так добра к Люсьене. Может быть, мадам не откажется помочь Мари-Клэр?
- Не знаю, что я смогу сделать, - сказала Молли. - Мне приходилось облегчать путь в этот мир маленьким телятам и поросятам, но младенцу…
- Она может умереть, - упрашивал Луи. - Женщины говорят, ребёнок лежит очень плохо. Мари-Клэр напоили кровью новорожденного телёнка, но...
- Хорошо, - сказала Молли, - поедем.
Она приготовила холодную еду для Тодди и оставила записку около его тарелки. Сани неслись по снегу к маленькому домику, а Молли терзали угрызения совести. Хотя она понимала, что для этого нет никаких оснований. Она отлучится всего на несколько часов. Тодди должен смириться с тем, что время от времени её не бывает дома. Он ведёт себя по отношению к ней несколько… Ну, скажем, эгоистически. Он должен смириться с её отлучками.
С помощью древней бабушки Молли приняла роды на кухонном столе в маленьком домике. Когда-то в Англии старый сельскохозяйственный рабочий из Корнуолла показал ей, как помочь корове, если телёнок лежит неправильно. Молли знала, что для спасения Мари-Клэр нужно то же самое: ловкость, смелость, твёрдая рука и согласованность её усилий с тяжёлыми схватками у женщины на столе.
Несколько часов Молли совсем не думала о Тодди, она вспомнила о нём только поздно вечером, когда вернулась домой.
На этот раз Тодди был вне себя, он что-то бормотал и трясся от возмущения.
- Молли, - закричал он, - ты должна прекратить эти бессмысленные…
- Но мои отлучки вовсе не бессмысленны, - спокойно прервала его Молли, всё ещё радуясь чудесному появлению нового существа, свершившемуся с её помощью. - Я подарила этому миру симпатичного маленького мальчика. Если бы не я, он, может быть, никогда бы не родился.
- Столько лет эти женщины рожали, как кошки, и прекрасно обходились без твоей помощи!
- Я знаю, - сказала Молли, - но иногда их младенцы погибали. И они такие… суеверные. Я могу помочь им, Тодди. Правда, могу.
Молли помолчала и спросила более мягко:
- В чём дело, Тодди? Почему ты не хочешь, чтобы я выходила из дому?
Вопрос Молли застал Тодди врасплох, его лицо разгладилось, на нём появилось другое выражение, будто Тодди внезапно понял бессмысленность своей ярости.
- Ты моя жена, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты была здесь.
- Вот и прекрасно, радуйся, - продолжала Молли с напускной веселостью, потому что вид Тодди внушал ей страх. - Я здесь, обычно я здесь.
С тех пор, как только у кого-либо из женщин в окрестных посёлках начинались роды, муж мчался на собаках к красному дому.
Слава Молли распространилась на много миль вокруг. Она приносила счастье роженицам, а если случалось что-то непредвиденное, ловко отводила беду. Ей нравились люди, живущие в этих местах, и она нравилась им. Даже кюре, который терпеть не мог электростанцию и всё, что с ней связано, кланялся и вежливо здоровался с Молли, когда они встречались у кого-нибудь на кухне.
Молли выписала несколько брошюр и пять-шесть учебников. Хотя Тодди сказал правду, и прежде местные женщины прекрасно рожали без её помощи, Молли радовалась, что новорожденные умирали теперь реже.
Каждая её поездка сопровождалась стычками с Тодди. Молли чувствовала, что у них в доме идёт борьба между её стремлением жить и работать и эгоизмом её мужа, всего лишь эгоизмом, как она пыталась убедить себя. Окрылённая успехом, Молли считала своим долгом пробудить у Тодди интерес к чему-нибудь, кроме электростанции. И терпела одно поражение за другим.
Когда сойдёт снег, всё, конечно, наладится. Она уговорит Тодди взять в гараже старый автомобиль и объехать с ней окрестности. Он просто немного одичал из-за долгой зимы. И хотя вначале мысль, что Тодди способен одичать, глубоко потрясла её, сейчас она всё чаще и всё настойчивее твердила себе, что дело только в этом.
Наконец, настала очередь Джо Бланшара приехать за Молли. Его жена ждала десятого ребёнка.
Весь день Молли беспокоилась, она то и дело подходила к окну и вглядывалась в слепящую снежную пустыню, надеясь увидеть, как могучие жёлтые собаки выносят из лесной чащи сани Джо. Солнце село, Молли поставила на стол обед, а Джо Бланшар всё не появлялся.
В середине обеда Молли подняла глаза от тарелки и увидела, что Тодди пристально смотрит ей в лицо и губы его как-то странно подрагивают.
- Что случилось? - спросила Молли.
- Ничего, - ответил Тодди. - Ничего.
Но губы его по-прежнему дрожали.
- Тодди, - ласково начала Молли, особенно ласково, потому что ей было страшно. - Сегодня вечером мне, возможно, придётся ненадолго уехать. Я обещала Джо Бланшару помочь Мариэтте.
Тодди взглянул на Молли, его лицо вспыхнуло.
- Нет, - выкрикнул он, - ни в коем случае, ты останешься здесь, твоё место здесь!
- Почему? - спросила Молли, как спрашивала уже не раз, - Почему ты не хочешь, чтобы я выходила из дому?
Тодди, казалось, задумался, с трудом подбирая слова.
- Потому что я не могу отпустить тебя поздно вечером с этим головорезом… Потому, чёрт побери, что это слишком опасно.
- Поедем тогда с нами, - сказала Молли. - Поедем.
- Не говори глупостей, - снова вспылил Тодди. - Как я могу поехать с вами?
- Если ты не можешь поехать, останься сегодня вечером дома, - сказала Молли. - Останься дома, тебе надо отдохнуть. Когда приедет Джо, мы решим, что делать.
- Отдохнуть… о чём ты говоришь?
- По-моему, ты… устал, - продолжала Молли. - По-моему, тебе нужно хотя бы один вечер провести дома.
- Не говори глупостей, Молли. Совершенно ясно, что это невозможно. Невозможно.
Тодди дошёл до двери и обернулся.
- Надеюсь застать тебя дома, когда я вернусь, - сказал он.
Весь вечер Молли терзалась от беспокойства: она не могла понять, почему не приезжает Джо, и настороженно прислушивалась, не раздаются ли шаги Тодди.
Приближалась ночь, но ни Тодди, ни Джо не появлялись. Никогда прежде Тодди не возвращался так поздно. Половина одиннадцатого, одиннадцать.
Задняя дверь хлопнула. Молли побежала в кухню. На пороге стоял Джо, его широкое лицо сияло.
- Вы готовы, мадам?
Молли торопливо надела тяжёлую шубу, натянула валенки. Тревога не покидала её. Был уже первый час ночи, а Тодди всё ещё не возвращался.
- Джо, - сказала она, - вы можете подождать минуту, пока я спущусь вниз и скажу два слова мужу?
Молли несколько раз поскользнулась на ледяных ступеньках, вырубленных на склоне холма по приказанию Тодди. Она спешила изо всех сил. Ей непременно нужно было увериться… Она только не могла понять, в чём.
Молли открыла дверь электростанции и снова поразилась, с какой быстротой оглушительный грохот сменился приглушённым монотонным гудением.
Сначала она не заметила Тодди. Луи-Поль дремал, сидя в кресле с прямой спинкой в другом конце зала. Потом она разглядела Тодди, он стоял, прислонившись спиной к одной из турбин. Молли не спускала с него глаз, вдруг Тодди, точно ужаленный, бросился к одному из приборов на стене. Тогда Молли увидела сбоку его лицо - ничто вокруг не существовало для Тодди, кроме этого прибора, он пожирал его глазами.
- Тодди! - крикнула Молли.
Он оглянулся, прошло несколько томительных секунд, и Молли поняла, что Тодди не узнаёт её. Он не произнёс ни слова.
- Я не хотела, чтобы ты беспокоился, - начала Молли. - За мной приехал Джо. Если я не вернусь к завтраку…
Молли остановилась, потому что Тодди её не слышал.
- Наверное, я всё-таки вернусь к завтраку, - продолжала она.
Тодди впился в неё глазами. Он шевелил губами, будто произносил какие-то слова. Потом его взгляд оторвался от Молли и вновь устремился к светящемуся прибору на стене.
И тогда Молли поняла. Борьба, которую она вела с безымянным противником, происходила между ней и электростанцией. Тодди, наверное, смутно догадывался об этом, поэтому он сказал тогда: «Я хочу, чтобы ты была здесь».
- Тодди! - крикнула Молли.
Он как-то неестественно, будто заводная кукла, повернулся к ней спиной, но Молли успела разглядеть пустое, бессмысленное лицо, освещённое странным светом, излучавшимся из его глаз. Тодди не ответил.
На мгновение Молли забыла, что они не одни, но тут же услышала, что Луи-Поль проснулся и встал около двери. Увидав дрожащее, перекошенное от ужаса лицо Тодди, Молли поняла, чего она боялась всё это время, не позволяя себе произнести запретное слово.
- Ах, Луи, - проговорила она.
- Пойдёмте, мадам, - сказал Луи. - Мы ничего не можем сделать. Утром я отвезу вас в Миссавани и привезу сюда доктора.
- С ним ничего не случится? - спросила Молли. - Он не… вдруг он испортит машины?
- Ну что вы! Он никогда не сделает ничего дурного электростанции. Сколько лет я смотрел, как он влюблялся в неё всё сильнее и сильнее. Теперь она не отдаст его никому.
Старушка
Он изменился, подумала Молли, едва увидела мужа на вокзале в Монреале. Он изменился… Эти два слова глухо стучали у неё в мозгу долгие часы, пока поезд увозил их на север Квебека.
На нём не было формы, но изменилась не только одежда. Его лицо словно одеревенело, а уголки рта безвольно опустились. Изредка Молли оборачивалась и видела, что он не спускает с неё насторожённых глаз.
- Я рад, что ты здесь, - твердил он. - Я боялся, Молли, что ты никогда не решишься.
- Я знаю, - сказала Молли. - Что поделаешь, я не могла уехать, пока мама не станет на ноги… Три долгих года прошло, даже не верится, правда?
Он без конца повторял, что рад её видеть, но больше ему, казалось, нечего было сказать. Он просто отвык от меня, мысленно успокаивала себя Молли. Они были знакомы меньше года перед тем, как поженились в Англии во время войны, и вскоре после свадьбы он вернулся в Канаду. Он, конечно, плохо представлял себе её жизнь в Англии, а она плохо представляла себе его жизнь здесь. Когда они доберутся до дома - каким бы ни оказался этот чужой дом в таинственной северной стране, куда увозил их поезд, - он снова станет прежним Тодди.
Розовые блики чуть оживили серый рассвет, когда они приехали в Миссавани, - единственные пассажиры, сошедшие с поезда в этом маленьком городке, приткнувшемся на самом берегу озера Сент-Джон. Увидав название города на посеревшей доске, Молли слегка приободрилась. Как часто выводила она это странное сочетание букв на письмах к Тодди: два «с» и неожиданно одно «н». Она знала, что где-то там, за теснившимися друг к другу приземистыми одноэтажными домишками стояла большая бумажная фабрика Мейзона, а милях в тридцати от неё - электрическая станция Тодди, одна из многих, снабжавших фабрику электричеством. Тодди рассказывал ей, что от фабрики до электростанции проложена дорога, зимой непроезжая.
Позади вокзала их ждал угрюмый подросток с собаками. С великолепными собаками; чёрные в кремовых пятнах, они, как показалось Молли, радостно приветствовали её, широко разинув пасти. Молли протянула руку к носу вожака, но собака рванулась из постромок, и Тодди оттащил Молли назад.
- Она злая, - сказал Тодди. - Здесь все собаки злые, как волки.
Для Молли это было непривычно долгое путешествие: сначала по серому снегу, расчерченному розовыми полосами, потом под таким ярким, слепящим солнцем, что у неё разболелись глаза.
Из-под ног собак летели твёрдые, обжигающие комья снега, по сторонам мелькали чёрные ломкие ели и поблескивали стволы берёз, будто обтянутые белым шёлком. В полной тишине слышалось только тяжёлое дыхание собак, назойливый скрип снега под полозьями саней и голос Тодди, изредка бросавшего одно-два слова по-французски, направляя собак.
Наконец Тодди молча похлопал Молли по спине и протянул руку в варежке вперёд, через её плечо. Перед глазами Молли, будто из воздуха, возникла картина: квадратный красный дом на вершине голого холма, плотина той же высоты, что холм, водопад в клубах пара, низвергающийся в водоворот белых бурунов, и серый со вздутыми боками цилиндр электростанции у подножья холма.
- Моя старушка! - крикнул Тодди, и Молли увидела, что он указывает не на дом наверху холма, где им предстояло жить, а вниз, на электростанцию.
В Англии привычка Тодди говорить об электростанции как о живом существе казалась Молли милой и приятной, она вполне совпадала с её представлением о своеобразии северной Канады. Но сейчас от слов Тодди ей стало не по себе. Дом выглядел удручающе мрачным, а грохот падающей воды оглушал, убивал всё вокруг.
В кухне красного дома стоял запах бедности, как отметила про себя Молли. Впрочем, разве можно ожидать, что мужчина справится с домашним хозяйством. Надо закрыть дверь, тогда шум падающей воды перестанет терзать уши и сразу станет легче, уговаривала себя Молли. Она торопливо оглянулась, но Тодди уже закрыл дверь. Наверное, где-то открыто окно. Так не бывает, люди всё-таки не живут в одном доме с водопадом. Так не бывает.
- Бодрящий звук, - сказал Тодди.
Молли бросила на него отсутствующий взгляд, едва расслышав, что он сказал. Где-то открыто окно, где-то наверняка открыто окно.
Тодди торопливо показал Молли дом, прекрасно обставленный и щедро натопленный благодаря электричеству. Потом обернулся к ней и сказал, почти извиняясь:
- Надеюсь, ты не обидишься, если я спущусь вниз. Мне хочется посмотреть, как там моя старушка.
В его глазах светилось радостное нетерпение, и Молли улыбнулась.
- Разумеется, иди, - сказала она. - Я прекрасно обойдусь без тебя.
Тодди ушёл, Молли распаковала чемоданы и спустилась в гостиную. Из широкого окна были видны электростанция, буруны и заснеженная равнина, исчезающая на горизонте в чёрной чаще соснового леса. Снег, подумала Молли. Я всегда думала, что снег белый, а здесь он голубой. Голубой и коварный: снег-капкан. И Молли вдруг отчётливо поняла, что они с Тодди полностью отрезаны от остального мира - отрезаны даже от ближайшего города более чем тридцатью милями снежной равнины, непроходимой лесной чащей и бездорожьем.
Молли нашла ведро со шваброй и принялась за уборку кухни. Ей хотелось, чтобы к приходу Тодди всё блестело. У неё просто не останется времени, чтобы смотреть на сверкающий снег, отчего почти тут же слепнут глаза. К грохоту воды, наверное, можно привыкнуть. Ей предстоит подолгу оставаться одной в этом доме. Придётся научиться находить себе дело.
Тодди вернулся только вечером. Он сказал, что на электростанции творится чёрт знает что.
- Эти механики-французы со своими помощниками - лодыри и бездельники. Уму непостижимо, как они ухитрились запустить всё на свете за каких-то два дня.
Молли накрыла к обеду маленький стол в гостиной. Тодди жадно поглощал пищу, занятый своими мыслями.
Тодди действительно стал другим. Она не ошиблась. Молли надеялась, что здесь, в Канаде, они с Тодди сблизятся, но никогда ещё он не был так далёк от неё. Странно, но у Молли появилось ощущение, будто ничто вокруг для него просто не существует - и этот обед тоже, - ему нужны только турбины и генераторы электростанции там, внизу.
Ну что ж, решительно сказала она себе, ты вышла замуж за этого человека, потому что тебе исполнилось тридцать восемь, а он выглядел вполне привлекательно в офицерской форме. Ты приехала к нему сюда, потому что мечтала оказаться в новом, незнакомом месте. И ты начинаешь придумывать бог знает что только потому, что твой муж - занятой человек и почти не замечает твоего присутствия.
- Я хочу, чтобы в доме стало по-настоящему уютно, - произнесла она с такой настойчивостью, что с трудом узнала собственный голос.
- Что… ах да… конечно, очень хорошо. Переставь всё, как тебе нравится.
Тодди кончил есть и встал.
- А сейчас мне нужно вернуться назад.
- Назад? - На этот раз он уже не извинился, с грустью отметила Молли. - Неужели старушка не может отпустить тебя на один вечер, даже если твоя жена только что приехала из Старого Света?
- У меня есть ещё дела, - сказал Тодди. - Одиночество не должно тебя смущать. Включи радио, хотя боюсь, из-за электростанции могут быть сильные помехи. Я буду всего в пятидесяти футах от себя.
Прошла неделя, прежде чем Тодди решил, что электростанция в полном порядке и он может показать её жене.
Тодди с гордостью показывал Молли всё: манометры на стене, четыре широкобокие лоснящиеся турбины, припавшие к полу точно раскормленные ленивцы, одна из них специально разобранная, чтобы он мог объяснить, как устроен генератор.
- Это страшно интересно, дорогой, - повторяла Молли, пытаясь понять, почему он так любит безжизненное железо и светится от радости при виде сцепленных друг с другом колёсиков. - Сейчас здесь всё в прекрасном состоянии, - добавила она, - я надеюсь, тебе не придётся отдавать столько времени своей старушке.
- Ты не представляешь, как быстро она может разладиться, - буркнул Тодди.
Он по-прежнему оставался на электростанции с восьми утра до позднего вечера и заходил домой только поесть.
Молли трудилась не покладая рук, и скоро весь дом был в идеальном порядке. Ей стало труднее находить себе занятие. Она прочла все книги, привезённые из Англии, и даже старые журналы, которые нашлись у Тодди. Выйти из дому она не могла. Единственная расчищенная дорожка вела вниз на электростанцию. У неё не было ни лыж, ни снегоступов, а Тодди всё никак не мог выбрать время и научить её ездить на собаках. Соседей поблизости не было, телефон всегда молчал, ни молочник, ни булочник не звонили по утрам в дверь, и только раз в две недели один из рабочих электростанции доставлял продукты и почту из Миссавани.
Молли с нетерпением ждала этого дня: он нарушал монотонность её жизни, радовал письмами из дома. Все мужчины в округе жили в отдельных домах, разбросанных по нумерованным участкам, как это принято в Северном Квебеке, и ежедневно проезжали на собаках шесть, семь, а то и восемь миль до электростанции и обратно. Молли пыталась завязать с ними разговор об их жизни, об их семьях, но они отмалчивались, хотя соблюдали вежливость, и Молли чувствовала, что она для них - частичка красного дома, который они не любят.
Молли упорно стремилась создать хоть какое-то подобие общей жизни с Тодди. Но хотя в Англии он постоянно рассказывал ей что-нибудь занятное, здесь он становился всё менее разговорчивым и всё глубже погружался в заботы об электростанции. Тодди воспринимал присутствие жены как нечто приятное, но у него не было ни малейшего желания уделить ей хоть минуту своего времени.
- У меня к тебе просьба, Тодди, - сказала она однажды, - давай сегодня или завтра выйдем из дому, и ты научишь меня править собаками.
- Куда ты собираешься ездить? - спросил Тодди.
- Ах, Тодди, куда-нибудь, - ответила Молли. - Буду кататься по снегу.
- Но я очень занят, - заторопился Тодди, - У меня есть работа, прости, я очень занят.
И в эту минуту Молли снова увидела в его глазах то выражение, которое испугало её в первый день. Но теперь Молли знала, что оно означает. Он смотрел на неё недоверчивым, пронизывающим взглядом, будто перед ним была турбина.
- Неужели ты не можешь освободить один вечер? По-моему, твои машины прекрасно делают своё дело без посторонней помощи. Неужели, Тодди, ты не можешь расстаться с ними даже в воскресенье?
- А что, если в моё отсутствие что-нибудь случится?
- Ах, Тодди, нельзя же проводить на электростанции двадцать четыре часа в сутки. Я твоя жена, я тоже нуждаюсь в твоём внимании. Тебе так хотелось, чтобы я поскорее приехала сюда. Я прекрасно понимаю, как непереносимо жить здесь одному, постоянно слышать этот рёв воды и…
Внезапно Тодди обуял гнев, его лицо исказилось.
- Что ты хочешь сказать? - закричал он.
- Ничего особенного, я понимаю, ты жил здесь три года совсем один… - начала Молли.
- И, по-твоему, просто одичал, - в ярости прервал её Тодди. - Откуда ты взяла, что со мной может случиться что-либо подобное? Я прожил в этой стране двадцать лет, чёрт побери, безвыездно, если не считать войну.
Одичал. Он сам произнёс это слово, и на мгновение оно застряло у Молли в мозгу. Она знала, что за ним кроется. Тодди часто употреблял его, рассказывая о тех, кто приезжал на север и оставался здесь жить. Тодди привык к этим местам, но какое-то время он провёл в Англии. А потом вернулся один в этот дом, где каждый год зима на многие месяцы погребала его заживо, где за стенами лежал слепящий снег, а по ночам завывал ветер и круглые сутки грохотала вода.
- Тодди, - сказала она, прогоняя тревожные мысли, - давай заведём весной корову или даже двух коров. Я умею обращаться со скотом, не зря же я трудилась всю войну в сельскохозяйственном отряде. У меня будут какие-то интересы…
Тодди в изумлении посмотрел ей в лицо.
- Разве ты не моя жена? - спросил он.
- О чём ты? Конечно, я твоя жена.
- Почему ты тогда говоришь, что тебе нужны какие-то интересы? Тебе недостаточно быть моей женой?
- Но я… Я так много времени провожу одна. У тебя есть работа, а мне почти нечего делать.
Тодди резко повернулся, собираясь идти на электростанцию. В дверях он взглянул на Молли через плечо, но не произнёс ни слова, только бросил на неё пристальный взгляд.
Он не хочет, чтобы у меня появились какие-то интересы, подумала Молли с тоской и страхом. Он смотрит на меня с недоверием, как на свои машины. Может быть, это как раз то, что ему нужно: жена-машина, бессловесная, хорошо отлаженная машина, которая поджидает его дома и приходит в движение только по его приказанию.
А я из тех, кому нужно дело. Когда я не работаю, мой разум тоже перестаёт работать, всё плывёт у меня перед глазами. Нескончаемый летящий снег за окном заносит мои мысли, мой мозг пустеет и засыпает. Непрестанный грохот воды сплющивает меня и сводит с ума.
После этой размолвки Тодди старался проводить больше времени дома. Несколько раз он задерживался после обеда и рассказывал Молли, как шли дела на электростанции и какие несчастья он предотвратил в тот день. Но его глаза были постоянно устремлены за окно, где на снегу виднелось серое угрюмое здание.
- Ах, Тодди, спускайся вниз, - говорила обычно Молли. - По-моему, тебе не терпится увидеть свои машины.
А потом в один прекрасный день Молли нашла желанное дело.
Она подняла глаза от посуды и увидела Луи-Поля, одного из смазчиков электростанции, он стоял в дверях, и снег с его огромных валенок таял на полу.
- Ах, Луи, здравствуй! - сказала Молли с искренней радостью, этот худощавый белокурый юноша нравился ей больше всех рабочих Тодди.
Они с Луи-Полем вели длинные серьёзные разговоры: Молли практиковалась во французском языке, а он в английском. «Нашего священника надо называть кюре, - наставлял её Луи - Он не любит, когда говорят по-английски».
- Ты пришёл за списком покупок? - спросила Молли. - Собираешься в город?
- Нет, мадам, я имею… как это надо сказать? Я сегодня в больших волнениях. Моя Люсьена…
- Ах, ребёнок… Луи-Поль, у тебя уже родился ребёнок:
- Да, мадам.
В отчаянии всплеснув руками, Луи-Поль отказался от попыток говорить по-английски. Из стремительного потока сбивчивых французских фраз Молли поняла, что Люсьена почему-то не могла кормить ребёнка, а в эту зиму ни на одном участке ни у одной коровы не было молока.
- Если бы вы приехали, мадам, вы могли бы узнать… могли бы что-нибудь сделать.
Упряжка жёлтых собак была привязана к заднему крыльцу. Вместе с Луи-Полем Молли понеслась по снегу к его дому на первом участке, к совсем крохотному дому, который отец Луи-Поля построил шесть лет назад, когда разделил между сыновьями свою неплодородную землю и лесные делянки.
Тёмно-серая деревянная крыша дома, безжалостно изъеденная непогодой, так круто поднималась вверх, что напоминала крышу китайской пагоды.
В кухне громко всхлипывала мать Люсьены, её сёстры и тётки, все одетые в чёрное; кто-то держал на руках плачущего ребёнка. А в спальне обливалась слезами молоденькая Люсьена. Она знала, что родственники в чёрных платьях собрались у них в доме, потому что её ребёнка ждёт смерть.
Молли взглянула на Люсьену: широкие скулы, смуглая кожа и узкие глаза говорили о примеси индейской крови.
- Люсьена, ты не будешь меня стесняться? - осторожно спросила Молли. - Ты согласишься снять при мне ночную рубашку?
- Конечно, мадам, конечно, я не буду вас стесняться, - сказала Люсьена.
Тёплый комок подступил к горлу Молли, она спустила рубашку с плеч Люсьены и принесла из кухни ворох тряпок, горячую и холодную воду.
Молли осторожно погружала тяжёлые груди Люсьены попеременно в горячую и холодную воду и объясняла ей, что у неё плоские соски и от таких ванночек они выпятятся.
А когда Молли уходила, Люсьена, беззвучно всхлипывая, прижимала к груди темноволосую головку младенца, причитания на кухне стихли, и Луи-Поль щедро разливал виски и домашнее вино, снова и снова пуская стакан по кругу.
Только подъехав к красному дому, вернее, только стряхнув на заднем крыльце снег с валенок, Молли вспомнила, что сильно опоздала к обеду - Тодди любил обедать рано. Она поспешно открыла дверь.
Тодди стоял посреди комнаты, его руки висели вдоль тела точно чужие. Он смотрел на Молли пустыми растерянными глазами.
- Ты уходила? - спросил он.
- Да, - ответила Молли, всё ещё радуясь своему успеху. - Луи-Поль возил меня к себе домой. Его жена родила, и младенец…
- Он попросил тебя? - спросил Тодди.
- Да, - кивнула Молли. - Он был в отчаянии, бедняга, я просто не могла не предложить свою помощь.
Тодди боится, что я оставлю его, подумала Молли. Он пришёл домой, увидел холодную плиту и решил, что я больше не вернусь. Молли не знала, радоваться ей или огорчаться этой догадке. Тревога была естественным и обычным состоянием Тодди, но выражение его лица оставалось неестественным и необычным. Хотя Молли объяснила ему, что произошло, он по-прежнему не спускал с неё прищуренных глаз, полных страха и изумления.
- Прости, что так вышло с обедом, - сказала Молли, - я сейчас что-нибудь приготовлю на скорую руку. Ты покури, а я расскажу, как всё это было.
Молли рассказывала, но Тодди не разделял её радости.
- Подумаешь, ещё один франко-канадский щенок родился, - сказал он. - Молли, ты просто сошла с ума.
Прошло несколько недель, и Молли поняла, что она нашла своё место даже на этой бесплодной земле. Луи-Поль вновь появился у неё на кухне, на этот раз он держался смелее, потому что Молли была его другом.
У невестки Луи-Поля начались роды, только всё пошло как-то не так. Родные хотели отвезти её в Миссавани, но, по всей видимости, вот-вот поднимется буран. Мадам была так добра к Люсьене. Может быть, мадам не откажется помочь Мари-Клэр?
- Не знаю, что я смогу сделать, - сказала Молли. - Мне приходилось облегчать путь в этот мир маленьким телятам и поросятам, но младенцу…
- Она может умереть, - упрашивал Луи. - Женщины говорят, ребёнок лежит очень плохо. Мари-Клэр напоили кровью новорожденного телёнка, но...
- Хорошо, - сказала Молли, - поедем.
Она приготовила холодную еду для Тодди и оставила записку около его тарелки. Сани неслись по снегу к маленькому домику, а Молли терзали угрызения совести. Хотя она понимала, что для этого нет никаких оснований. Она отлучится всего на несколько часов. Тодди должен смириться с тем, что время от времени её не бывает дома. Он ведёт себя по отношению к ней несколько… Ну, скажем, эгоистически. Он должен смириться с её отлучками.
С помощью древней бабушки Молли приняла роды на кухонном столе в маленьком домике. Когда-то в Англии старый сельскохозяйственный рабочий из Корнуолла показал ей, как помочь корове, если телёнок лежит неправильно. Молли знала, что для спасения Мари-Клэр нужно то же самое: ловкость, смелость, твёрдая рука и согласованность её усилий с тяжёлыми схватками у женщины на столе.
Несколько часов Молли совсем не думала о Тодди, она вспомнила о нём только поздно вечером, когда вернулась домой.
На этот раз Тодди был вне себя, он что-то бормотал и трясся от возмущения.
- Молли, - закричал он, - ты должна прекратить эти бессмысленные…
- Но мои отлучки вовсе не бессмысленны, - спокойно прервала его Молли, всё ещё радуясь чудесному появлению нового существа, свершившемуся с её помощью. - Я подарила этому миру симпатичного маленького мальчика. Если бы не я, он, может быть, никогда бы не родился.
- Столько лет эти женщины рожали, как кошки, и прекрасно обходились без твоей помощи!
- Я знаю, - сказала Молли, - но иногда их младенцы погибали. И они такие… суеверные. Я могу помочь им, Тодди. Правда, могу.
Молли помолчала и спросила более мягко:
- В чём дело, Тодди? Почему ты не хочешь, чтобы я выходила из дому?
Вопрос Молли застал Тодди врасплох, его лицо разгладилось, на нём появилось другое выражение, будто Тодди внезапно понял бессмысленность своей ярости.
- Ты моя жена, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты была здесь.
- Вот и прекрасно, радуйся, - продолжала Молли с напускной веселостью, потому что вид Тодди внушал ей страх. - Я здесь, обычно я здесь.
С тех пор, как только у кого-либо из женщин в окрестных посёлках начинались роды, муж мчался на собаках к красному дому.
Слава Молли распространилась на много миль вокруг. Она приносила счастье роженицам, а если случалось что-то непредвиденное, ловко отводила беду. Ей нравились люди, живущие в этих местах, и она нравилась им. Даже кюре, который терпеть не мог электростанцию и всё, что с ней связано, кланялся и вежливо здоровался с Молли, когда они встречались у кого-нибудь на кухне.
Молли выписала несколько брошюр и пять-шесть учебников. Хотя Тодди сказал правду, и прежде местные женщины прекрасно рожали без её помощи, Молли радовалась, что новорожденные умирали теперь реже.
Каждая её поездка сопровождалась стычками с Тодди. Молли чувствовала, что у них в доме идёт борьба между её стремлением жить и работать и эгоизмом её мужа, всего лишь эгоизмом, как она пыталась убедить себя. Окрылённая успехом, Молли считала своим долгом пробудить у Тодди интерес к чему-нибудь, кроме электростанции. И терпела одно поражение за другим.
Когда сойдёт снег, всё, конечно, наладится. Она уговорит Тодди взять в гараже старый автомобиль и объехать с ней окрестности. Он просто немного одичал из-за долгой зимы. И хотя вначале мысль, что Тодди способен одичать, глубоко потрясла её, сейчас она всё чаще и всё настойчивее твердила себе, что дело только в этом.
Наконец, настала очередь Джо Бланшара приехать за Молли. Его жена ждала десятого ребёнка.
Весь день Молли беспокоилась, она то и дело подходила к окну и вглядывалась в слепящую снежную пустыню, надеясь увидеть, как могучие жёлтые собаки выносят из лесной чащи сани Джо. Солнце село, Молли поставила на стол обед, а Джо Бланшар всё не появлялся.
В середине обеда Молли подняла глаза от тарелки и увидела, что Тодди пристально смотрит ей в лицо и губы его как-то странно подрагивают.
- Что случилось? - спросила Молли.
- Ничего, - ответил Тодди. - Ничего.
Но губы его по-прежнему дрожали.
- Тодди, - ласково начала Молли, особенно ласково, потому что ей было страшно. - Сегодня вечером мне, возможно, придётся ненадолго уехать. Я обещала Джо Бланшару помочь Мариэтте.
Тодди взглянул на Молли, его лицо вспыхнуло.
- Нет, - выкрикнул он, - ни в коем случае, ты останешься здесь, твоё место здесь!
- Почему? - спросила Молли, как спрашивала уже не раз, - Почему ты не хочешь, чтобы я выходила из дому?
Тодди, казалось, задумался, с трудом подбирая слова.
- Потому что я не могу отпустить тебя поздно вечером с этим головорезом… Потому, чёрт побери, что это слишком опасно.
- Поедем тогда с нами, - сказала Молли. - Поедем.
- Не говори глупостей, - снова вспылил Тодди. - Как я могу поехать с вами?
- Если ты не можешь поехать, останься сегодня вечером дома, - сказала Молли. - Останься дома, тебе надо отдохнуть. Когда приедет Джо, мы решим, что делать.
- Отдохнуть… о чём ты говоришь?
- По-моему, ты… устал, - продолжала Молли. - По-моему, тебе нужно хотя бы один вечер провести дома.
- Не говори глупостей, Молли. Совершенно ясно, что это невозможно. Невозможно.
Тодди дошёл до двери и обернулся.
- Надеюсь застать тебя дома, когда я вернусь, - сказал он.
Весь вечер Молли терзалась от беспокойства: она не могла понять, почему не приезжает Джо, и настороженно прислушивалась, не раздаются ли шаги Тодди.
Приближалась ночь, но ни Тодди, ни Джо не появлялись. Никогда прежде Тодди не возвращался так поздно. Половина одиннадцатого, одиннадцать.
Задняя дверь хлопнула. Молли побежала в кухню. На пороге стоял Джо, его широкое лицо сияло.
- Вы готовы, мадам?
Молли торопливо надела тяжёлую шубу, натянула валенки. Тревога не покидала её. Был уже первый час ночи, а Тодди всё ещё не возвращался.
- Джо, - сказала она, - вы можете подождать минуту, пока я спущусь вниз и скажу два слова мужу?
Молли несколько раз поскользнулась на ледяных ступеньках, вырубленных на склоне холма по приказанию Тодди. Она спешила изо всех сил. Ей непременно нужно было увериться… Она только не могла понять, в чём.
Молли открыла дверь электростанции и снова поразилась, с какой быстротой оглушительный грохот сменился приглушённым монотонным гудением.
Сначала она не заметила Тодди. Луи-Поль дремал, сидя в кресле с прямой спинкой в другом конце зала. Потом она разглядела Тодди, он стоял, прислонившись спиной к одной из турбин. Молли не спускала с него глаз, вдруг Тодди, точно ужаленный, бросился к одному из приборов на стене. Тогда Молли увидела сбоку его лицо - ничто вокруг не существовало для Тодди, кроме этого прибора, он пожирал его глазами.
- Тодди! - крикнула Молли.
Он оглянулся, прошло несколько томительных секунд, и Молли поняла, что Тодди не узнаёт её. Он не произнёс ни слова.
- Я не хотела, чтобы ты беспокоился, - начала Молли. - За мной приехал Джо. Если я не вернусь к завтраку…
Молли остановилась, потому что Тодди её не слышал.
- Наверное, я всё-таки вернусь к завтраку, - продолжала она.
Тодди впился в неё глазами. Он шевелил губами, будто произносил какие-то слова. Потом его взгляд оторвался от Молли и вновь устремился к светящемуся прибору на стене.
И тогда Молли поняла. Борьба, которую она вела с безымянным противником, происходила между ней и электростанцией. Тодди, наверное, смутно догадывался об этом, поэтому он сказал тогда: «Я хочу, чтобы ты была здесь».
- Тодди! - крикнула Молли.
Он как-то неестественно, будто заводная кукла, повернулся к ней спиной, но Молли успела разглядеть пустое, бессмысленное лицо, освещённое странным светом, излучавшимся из его глаз. Тодди не ответил.
На мгновение Молли забыла, что они не одни, но тут же услышала, что Луи-Поль проснулся и встал около двери. Увидав дрожащее, перекошенное от ужаса лицо Тодди, Молли поняла, чего она боялась всё это время, не позволяя себе произнести запретное слово.
- Ах, Луи, - проговорила она.
- Пойдёмте, мадам, - сказал Луи. - Мы ничего не можем сделать. Утром я отвезу вас в Миссавани и привезу сюда доктора.
- С ним ничего не случится? - спросила Молли. - Он не… вдруг он испортит машины?
- Ну что вы! Он никогда не сделает ничего дурного электростанции. Сколько лет я смотрел, как он влюблялся в неё всё сильнее и сильнее. Теперь она не отдаст его никому.