Ошибка мышления: вера в справедливый мир
Оригинал взят у anavuajna в Ошибка мышления: вера в справедливый мир
Ошибок мышления очень много. Автор одной книжки (CRIS EVATT -- это автор, а вот книжка: The Myth of Free Will, Revised & Expanded Edition -- "Миф о свободе воли") насчитала их пятьдесят штук, и вполне возможно, что какие-то пропустила.
Второй по распространенности и опасности (а может и первой -- уж больно тяжкими бывают последствия), я бы назвала веру в справедливый мир (по-английски The Just-World Bias).
Суть её достаточно точно выражается в названии - это тендеция верить, что мир устроен справедливо, а посему каждый получает то, что заслуживает. К слову, отсюда же растут ноги у идеи кармы.
Эта ошибка впаяна в наш защитный механизм. С её помощью мы справляемся с тревожностью (схема хоть и детская, но работающая: «нам нечего бояться, мы ж ничего плохого не сделали») и заглушаем совесть («да, им плохо живется, но они сами в этом виноваты, потому что ленивые, тупые, испорченные...» - список можно продолжать).
Социальный психолог Мелвин Лернер (Melvin Lerner) выявил и проверил эту гипотезу в серии экспериментов, проведенных ещё в 60-х годах прошлого века, и описал, что получилось, в частности, вот в этом талмуде: Melvin J. Lerner, The Belief in a Just World: A Fundamental Delusion.
В одном из экспериментов испытуемые наделяли позитивными чертами тех, кто выиграл в лотерею.
В другом эсперименте Лернера участникам показывали видеозапись (фальшивую, с актёрами, но испытуемые об этом не знали) процесса обучения, при котором за ошибки людей довольно жестоко наказывали -- били током. Оказалось, что если у обучаемого таким способом человека не было возможности прервать урок и уйти, отношение к нему наблюдателей было гораздо хуже, чем когда такая возможность была и обучаемый ею воспользовался. Как написал сам Лернер: "один только вид невинного человека, страдающего без возможности награды или компенсации, мотивирует людей оценивать его ниже, дабы гармонизировать его характер и судьбу."
Опросы, проведённые исследователями по имени Зик Рабин и Летиция Энн Пеплау (Zick Rubin and Letitia Anne Peplau) , показали, что те люди, у которых вера в справедливый мир особенно сильна, бывают обычно более религиозными, авторитарными и консервативными. Они же склонны поклоняться политическим вождям и одобрять существующие социальные институции, а вот на дискриминируемых, бедных и обездоленных смотрят свысока. Ну, и понятно, не очень стремятся к изменению существующих порядков или облегчению участи социальных изгоев.
А ещё бывает, что из-за веры в справедливое мироустройство человек, испытавший удары судьбы, снимает с себя всякую ответственность, покорно принимает свою участь и ложится на дно.
Впрочем, вера в справедливость мира не всегда ведёт к плохим вещам. Наример, волонтёрство, альтруизм и даже героизм часто бывают построены на стремлении чуточку подправить несколько покосившееся, но в целом, вполне справедливое мироустройство. Тот же Мелвин Лернер писал, что «мы нашли убедительные доказательства того, что люди проявляют сильное желание устранить страдания невинных жертв».
Наука пока что не нашла удовлетворительного и всеобъемлющего объяснения феномену веры в справедливый мир. Возможно, таким образом проявляется запаянное в человеческую психику стремление гармонизировать нашу внтуреннюю этическую систему («что такое хорошо, и что такое плохо») с тем, как устроена реальность, в которой мы живём. И если наши внутренние (пред)убеждения слишком жёсткие, то ничего не остаётся, кроме как перестроить мир, если не в реальности, то хотя бы у себя в голове.
Особенно важно упомянуть веру в справедливый мир в связи с вечной и печальной темой: обвинением жертвы. И особенно - жертвы изнасилования. Ведь, как показывают не только научные эсперименты, но и житейский опыт, человеку, которого ограбил кто-то из знакомых, сочувствуют гораздо больше, чем человеку, которого изнасиловал кто-то из знакомых. Во втором случае первой реакцией у большинства будет подозрение, что «она сама этого хотела» или(и) «его подставили» -- нечасто встречающиеся подозрения по поводу жертвы ограбления.
Кроме веры с праведливый мир, в механизме обвинения жертвы проявляется ещё и наша нужда в ощущении неуязвимости и защищённости. Она побуждает нас верить в то, что насилуют только тех, кто этого заслуживает или(и) провоцирует. Такая вера позволяет нам ощущать себя в большей безопасности, дает иллюзию контроля: «если я не буду себя вести, как те, кого изнасиловали, все со мной будет в порядке».
Надо заметить, что вера в справедливый мир может служить мотивом для занятий юриспруденцией. И если в процессе учёбы человеку не покажут опасности такой веры, то идея обвинения жертвы может просочиться в юридическую теорию и практику. В результате появляются учебники (!), в которых на полном серьёзе рассусоливается о так называемой «виктимности» -- повышенной склонности некоторых людей становиться жертвами преступлений. Как говорится, с больной головы на здоровую. Вместо того, чтобы, как остальной западный мир, изучать виктимологию, целью которой является защита жертвы, горе-юристы фокусируют внимание на тех её чертах, с помощью которых она якобы сама вызвала огонь на себя. И не только учебники. Очень характерно, что в англоязычной (и некоторых других языках) википедии есть статья: Victim blaming -- «Обвинение жертвы», а в русской её нет (или я просто её не нашла), зато именно в русской и украинской (и только в них, это наше, отечественное, советско-постсоветское ноу-хау) есть статья «Виктимность» (ссылку на этот стыд и позор давать не буду).
История понятия
Термин «обвинение жертвы» (victim blaming) впервые использовал Уильям Райан в одноимённой книге (Blaming the Victim), опубликованной в 1971 г. Райан описывает обвинение жертвы как идеологию, применяемую для оправдания расизма и социальной несправедливости в отношении чернокожего населения США. Книга была написана в качестве реакции на книгу Патрика Мойнигана «Негритянская семья: за вмешательство государства» (The Negro Family: The Case for National Action), вышедшую в 1965 г и известную в США как «отчёт Мойнигана» (the Moynihan Report).
Мойниган считал непосредственной причиной тяжёлого положения афроамериканцев семейную структуру с преимущественно или постоянно отсутствующим отцом и матерью, которая зависит от государственной поддержки в обеспечении детей питанием, одеждой и медицинской помощью. По мнению Мойнигана, чтобы изменить ситуацию, требовались государственные меры по укреплению нуклеарной семьи среди чернокожего населения. По мнению Райана, теории Мойнигана были попытками преуменьшить роль социально-структурных факторов в существовании бедности и возложить ответственность на самих бедных, их поведение и культурные паттерны. Книгу Райана называют «сокрушительной критикой ментальности, обвиняющей бедных в их бедности, а слабых - в их слабости».
Хотя именно Райан популяризировал термин «обвинение жертвы», само явление хорошо известно в человеческой психологии и истории. В частности, множество примеров обвинения жертвы можно найти в Ветхом Завете, где трагедии и катастрофы оправдываются предшествующим поведением и грехами жертв.
В 1947 г Теодор Адорно описал явление, которое позже было названо обвинением жертвы, как «одно из самых пагубных свойств фашистского характера». Немногим позже Адорно и его коллеги по исследовательской группе Беркли разработали свою знаменитую F-шкалу (где F означает «фашизм»), которая включала среди прочих фашистских черт «презрение ко всему дискриминируемому или слабому». После Адорно некоторые другие авторы также относили обвинение жертвы к типичным фашистским чертам.
Примеры проявления веры в справедливый мир приведены в древнейших человеческих документах, в частности, в Библии, где несть числа описаниям ужасных кар, насылаемых Богом на согрешившие народы, города и отдельных личностей. Интересно, что уже там и тогда люди ставили эту веру под вопрос (знаменитая Книга Иова).
В 20-м веке, ещё до введения в обиход термина "обвинение жертвы", анализом этого явления занимался Теодор Адорно с коллегами (после Второй мировой войны). В формулировке "презрение ко всему дискриминируемому и слабому" оно вошло как пункт в знаменитую "Ф-шкалу"(F-scale; "Ф" здесь от слова "фашист"), описанную в книге "Авторитарная личность".
Обвинение жертвы, феминизм и виктимология
Интенцию защиты преступника и возложения частичной ответственности за преступление на его жертву можно обнаружить уже в первых работах по интеракционистской, или позитивистской виктимологии, например в классической работе Б. Мендельсона «Новая ветвь био-психо-социальной науки: виктимология». Наиболее последовательную критику применения виктимологических понятий для обвинения жертвы высказывали феминистские исследователи - в первую очередь, в отношении жертв гендерного насилия.
В 1971 г виктимолог-позитивист Менахем Амир опубликовал своё исследование об изнасилованиях «Паттерны в изнасилованиях с применением физической силы» (Patterns in Forcible Rape), в котором выдвинул понятие «изнасилования, спровоцированного жертвой» (victim-precipitated rape). Согласно определению Амира, «провокацию» можно обнаружить в случаях, когда жертва, с точки зрения насильника, дала неявное согласие на секс или позволила поместить себя в опасную или уязвимую ситуацию. В частности, исследователь предложил относить к «провокациям» употребление алкоголя, согласие сесть в машину незнакомого мужчины, согласие на ту или иную форму сексуального взаимодействия, а также недостаточно решительное сопротивление насильнику. Амир заключил, что «так или иначе, жертва всегда является причиной преступления».
Работу Амира подвергли критике многие феминистки. Так, Памела Лейк Вуд в своём исследовании изнасилований отмечает, что единственная возможность для женщины-жертвы избежать обвинений - это жить в постоянном страхе, что каждый мужчина может оказаться насильником[26]. По выражению Курта Вайса и Сандры Борхес, из предложенной Амиром концепции изнасилования в действительности следует, что «единственный нужный ингредиент для изнасилования, спровоцированного жертвой, - это воображение насильника». Его теорию они назвали «воплощением мифов об изнасиловании, хорошо замаскированным научной терминологией».
Как утверждали в своих текстах феминистки, представление о том, что жертвы домашнего и сексуального насилия «провоцируют» мужчин на совершение насилия, то есть, фактически, заслуживают своей виктимизации, принадлежит к патриархальному менталитету, который в действительности и лежит в основе таких преступлений. Обсуждение роли жертвы в совершённом в отношении неё насилии отвлекает внимание от структурных причин насилия над женщинами. Дискуссии о проблеме обвинения жертвы помогли специалистам по гендерным исследованиям повысить чувствительность виктимологов к неравному распределению власти в целом и гендерному неравенству в частности.
Повторная виктимизация - это ретравматизация жертвы сексуального или иного насилия, выражающаяся в реакции отдельных людей или институтов. Обвинение жертвы является одной из форм повторной виктимизации. Другие возможные её формы - это, в частности, неуместное поведение окружающих после насилия, некорректные высказывания медицинских работников или других людей, с которыми контактирует жертва.
В культурах с жёсткими обычаями и табу по отношению к сексу и сексуальности жертвы изнасилований особенно сильно стигматизируются. Например, общество может рассматривать жертву изнасилования (особенно если до этого она была девственницей) как «испорченную». В таких культурах повторная виктимизация может принимать формы общественного отвержения, изоляции или даже институционального наказания жертвы, например запрета на брак, принудительного развода (в случае, если жертва уже состояла в браке) или убийства.
А бытовая классика жанра - уже упомянутая фраза "она сама этого хотела", "напросилась", "нарывалась" и т.д. и т.п. Что характерно, и по-английски практически точно так же: she was asking for it.
В классическом эксперименте Линды Карли двум группам людей давали прочитать один и тот же рассказ, но с разными концовками. В рассказе женщина и ее начальник-мужчина вместе обедали, а потом шли к нему домой и выпивали по бокалу вина. В одной концовке босс после этого предлагал женщине руку и сердце. В другой - насиловал ее. Те, кто читал первую концовку, с замужеством, хвалили и женщину, и босса за безупречное поведение. А читатели второго варианта говорили, что женщина была сама виновата в изнасиловании. Но история-то была одна и та же. Просто когда она заканчивалась изнасилованием, читатели задним числом находили «ошибки» в поведении женщины - и не находили никаких «ошибок», когда конец был хорошим.
За текст спасибо turtle_t с её постом. А так же vk.com/wall-36043735_35304, который мне предоставил добрый кэш Яндекса.
Ошибок мышления очень много. Автор одной книжки (CRIS EVATT -- это автор, а вот книжка: The Myth of Free Will, Revised & Expanded Edition -- "Миф о свободе воли") насчитала их пятьдесят штук, и вполне возможно, что какие-то пропустила.
Второй по распространенности и опасности (а может и первой -- уж больно тяжкими бывают последствия), я бы назвала веру в справедливый мир (по-английски The Just-World Bias).
Суть её достаточно точно выражается в названии - это тендеция верить, что мир устроен справедливо, а посему каждый получает то, что заслуживает. К слову, отсюда же растут ноги у идеи кармы.
Эта ошибка впаяна в наш защитный механизм. С её помощью мы справляемся с тревожностью (схема хоть и детская, но работающая: «нам нечего бояться, мы ж ничего плохого не сделали») и заглушаем совесть («да, им плохо живется, но они сами в этом виноваты, потому что ленивые, тупые, испорченные...» - список можно продолжать).
Социальный психолог Мелвин Лернер (Melvin Lerner) выявил и проверил эту гипотезу в серии экспериментов, проведенных ещё в 60-х годах прошлого века, и описал, что получилось, в частности, вот в этом талмуде: Melvin J. Lerner, The Belief in a Just World: A Fundamental Delusion.
В одном из экспериментов испытуемые наделяли позитивными чертами тех, кто выиграл в лотерею.
В другом эсперименте Лернера участникам показывали видеозапись (фальшивую, с актёрами, но испытуемые об этом не знали) процесса обучения, при котором за ошибки людей довольно жестоко наказывали -- били током. Оказалось, что если у обучаемого таким способом человека не было возможности прервать урок и уйти, отношение к нему наблюдателей было гораздо хуже, чем когда такая возможность была и обучаемый ею воспользовался. Как написал сам Лернер: "один только вид невинного человека, страдающего без возможности награды или компенсации, мотивирует людей оценивать его ниже, дабы гармонизировать его характер и судьбу."
Опросы, проведённые исследователями по имени Зик Рабин и Летиция Энн Пеплау (Zick Rubin and Letitia Anne Peplau) , показали, что те люди, у которых вера в справедливый мир особенно сильна, бывают обычно более религиозными, авторитарными и консервативными. Они же склонны поклоняться политическим вождям и одобрять существующие социальные институции, а вот на дискриминируемых, бедных и обездоленных смотрят свысока. Ну, и понятно, не очень стремятся к изменению существующих порядков или облегчению участи социальных изгоев.
А ещё бывает, что из-за веры в справедливое мироустройство человек, испытавший удары судьбы, снимает с себя всякую ответственность, покорно принимает свою участь и ложится на дно.
Впрочем, вера в справедливость мира не всегда ведёт к плохим вещам. Наример, волонтёрство, альтруизм и даже героизм часто бывают построены на стремлении чуточку подправить несколько покосившееся, но в целом, вполне справедливое мироустройство. Тот же Мелвин Лернер писал, что «мы нашли убедительные доказательства того, что люди проявляют сильное желание устранить страдания невинных жертв».
Наука пока что не нашла удовлетворительного и всеобъемлющего объяснения феномену веры в справедливый мир. Возможно, таким образом проявляется запаянное в человеческую психику стремление гармонизировать нашу внтуреннюю этическую систему («что такое хорошо, и что такое плохо») с тем, как устроена реальность, в которой мы живём. И если наши внутренние (пред)убеждения слишком жёсткие, то ничего не остаётся, кроме как перестроить мир, если не в реальности, то хотя бы у себя в голове.
Особенно важно упомянуть веру в справедливый мир в связи с вечной и печальной темой: обвинением жертвы. И особенно - жертвы изнасилования. Ведь, как показывают не только научные эсперименты, но и житейский опыт, человеку, которого ограбил кто-то из знакомых, сочувствуют гораздо больше, чем человеку, которого изнасиловал кто-то из знакомых. Во втором случае первой реакцией у большинства будет подозрение, что «она сама этого хотела» или(и) «его подставили» -- нечасто встречающиеся подозрения по поводу жертвы ограбления.
Кроме веры с праведливый мир, в механизме обвинения жертвы проявляется ещё и наша нужда в ощущении неуязвимости и защищённости. Она побуждает нас верить в то, что насилуют только тех, кто этого заслуживает или(и) провоцирует. Такая вера позволяет нам ощущать себя в большей безопасности, дает иллюзию контроля: «если я не буду себя вести, как те, кого изнасиловали, все со мной будет в порядке».
Надо заметить, что вера в справедливый мир может служить мотивом для занятий юриспруденцией. И если в процессе учёбы человеку не покажут опасности такой веры, то идея обвинения жертвы может просочиться в юридическую теорию и практику. В результате появляются учебники (!), в которых на полном серьёзе рассусоливается о так называемой «виктимности» -- повышенной склонности некоторых людей становиться жертвами преступлений. Как говорится, с больной головы на здоровую. Вместо того, чтобы, как остальной западный мир, изучать виктимологию, целью которой является защита жертвы, горе-юристы фокусируют внимание на тех её чертах, с помощью которых она якобы сама вызвала огонь на себя. И не только учебники. Очень характерно, что в англоязычной (и некоторых других языках) википедии есть статья: Victim blaming -- «Обвинение жертвы», а в русской её нет (или я просто её не нашла), зато именно в русской и украинской (и только в них, это наше, отечественное, советско-постсоветское ноу-хау) есть статья «Виктимность» (ссылку на этот стыд и позор давать не буду).
История понятия
Термин «обвинение жертвы» (victim blaming) впервые использовал Уильям Райан в одноимённой книге (Blaming the Victim), опубликованной в 1971 г. Райан описывает обвинение жертвы как идеологию, применяемую для оправдания расизма и социальной несправедливости в отношении чернокожего населения США. Книга была написана в качестве реакции на книгу Патрика Мойнигана «Негритянская семья: за вмешательство государства» (The Negro Family: The Case for National Action), вышедшую в 1965 г и известную в США как «отчёт Мойнигана» (the Moynihan Report).
Мойниган считал непосредственной причиной тяжёлого положения афроамериканцев семейную структуру с преимущественно или постоянно отсутствующим отцом и матерью, которая зависит от государственной поддержки в обеспечении детей питанием, одеждой и медицинской помощью. По мнению Мойнигана, чтобы изменить ситуацию, требовались государственные меры по укреплению нуклеарной семьи среди чернокожего населения. По мнению Райана, теории Мойнигана были попытками преуменьшить роль социально-структурных факторов в существовании бедности и возложить ответственность на самих бедных, их поведение и культурные паттерны. Книгу Райана называют «сокрушительной критикой ментальности, обвиняющей бедных в их бедности, а слабых - в их слабости».
Хотя именно Райан популяризировал термин «обвинение жертвы», само явление хорошо известно в человеческой психологии и истории. В частности, множество примеров обвинения жертвы можно найти в Ветхом Завете, где трагедии и катастрофы оправдываются предшествующим поведением и грехами жертв.
В 1947 г Теодор Адорно описал явление, которое позже было названо обвинением жертвы, как «одно из самых пагубных свойств фашистского характера». Немногим позже Адорно и его коллеги по исследовательской группе Беркли разработали свою знаменитую F-шкалу (где F означает «фашизм»), которая включала среди прочих фашистских черт «презрение ко всему дискриминируемому или слабому». После Адорно некоторые другие авторы также относили обвинение жертвы к типичным фашистским чертам.
Примеры проявления веры в справедливый мир приведены в древнейших человеческих документах, в частности, в Библии, где несть числа описаниям ужасных кар, насылаемых Богом на согрешившие народы, города и отдельных личностей. Интересно, что уже там и тогда люди ставили эту веру под вопрос (знаменитая Книга Иова).
В 20-м веке, ещё до введения в обиход термина "обвинение жертвы", анализом этого явления занимался Теодор Адорно с коллегами (после Второй мировой войны). В формулировке "презрение ко всему дискриминируемому и слабому" оно вошло как пункт в знаменитую "Ф-шкалу"(F-scale; "Ф" здесь от слова "фашист"), описанную в книге "Авторитарная личность".
Обвинение жертвы, феминизм и виктимология
Интенцию защиты преступника и возложения частичной ответственности за преступление на его жертву можно обнаружить уже в первых работах по интеракционистской, или позитивистской виктимологии, например в классической работе Б. Мендельсона «Новая ветвь био-психо-социальной науки: виктимология». Наиболее последовательную критику применения виктимологических понятий для обвинения жертвы высказывали феминистские исследователи - в первую очередь, в отношении жертв гендерного насилия.
В 1971 г виктимолог-позитивист Менахем Амир опубликовал своё исследование об изнасилованиях «Паттерны в изнасилованиях с применением физической силы» (Patterns in Forcible Rape), в котором выдвинул понятие «изнасилования, спровоцированного жертвой» (victim-precipitated rape). Согласно определению Амира, «провокацию» можно обнаружить в случаях, когда жертва, с точки зрения насильника, дала неявное согласие на секс или позволила поместить себя в опасную или уязвимую ситуацию. В частности, исследователь предложил относить к «провокациям» употребление алкоголя, согласие сесть в машину незнакомого мужчины, согласие на ту или иную форму сексуального взаимодействия, а также недостаточно решительное сопротивление насильнику. Амир заключил, что «так или иначе, жертва всегда является причиной преступления».
Работу Амира подвергли критике многие феминистки. Так, Памела Лейк Вуд в своём исследовании изнасилований отмечает, что единственная возможность для женщины-жертвы избежать обвинений - это жить в постоянном страхе, что каждый мужчина может оказаться насильником[26]. По выражению Курта Вайса и Сандры Борхес, из предложенной Амиром концепции изнасилования в действительности следует, что «единственный нужный ингредиент для изнасилования, спровоцированного жертвой, - это воображение насильника». Его теорию они назвали «воплощением мифов об изнасиловании, хорошо замаскированным научной терминологией».
Как утверждали в своих текстах феминистки, представление о том, что жертвы домашнего и сексуального насилия «провоцируют» мужчин на совершение насилия, то есть, фактически, заслуживают своей виктимизации, принадлежит к патриархальному менталитету, который в действительности и лежит в основе таких преступлений. Обсуждение роли жертвы в совершённом в отношении неё насилии отвлекает внимание от структурных причин насилия над женщинами. Дискуссии о проблеме обвинения жертвы помогли специалистам по гендерным исследованиям повысить чувствительность виктимологов к неравному распределению власти в целом и гендерному неравенству в частности.
Повторная виктимизация - это ретравматизация жертвы сексуального или иного насилия, выражающаяся в реакции отдельных людей или институтов. Обвинение жертвы является одной из форм повторной виктимизации. Другие возможные её формы - это, в частности, неуместное поведение окружающих после насилия, некорректные высказывания медицинских работников или других людей, с которыми контактирует жертва.
В культурах с жёсткими обычаями и табу по отношению к сексу и сексуальности жертвы изнасилований особенно сильно стигматизируются. Например, общество может рассматривать жертву изнасилования (особенно если до этого она была девственницей) как «испорченную». В таких культурах повторная виктимизация может принимать формы общественного отвержения, изоляции или даже институционального наказания жертвы, например запрета на брак, принудительного развода (в случае, если жертва уже состояла в браке) или убийства.
А бытовая классика жанра - уже упомянутая фраза "она сама этого хотела", "напросилась", "нарывалась" и т.д. и т.п. Что характерно, и по-английски практически точно так же: she was asking for it.
В классическом эксперименте Линды Карли двум группам людей давали прочитать один и тот же рассказ, но с разными концовками. В рассказе женщина и ее начальник-мужчина вместе обедали, а потом шли к нему домой и выпивали по бокалу вина. В одной концовке босс после этого предлагал женщине руку и сердце. В другой - насиловал ее. Те, кто читал первую концовку, с замужеством, хвалили и женщину, и босса за безупречное поведение. А читатели второго варианта говорили, что женщина была сама виновата в изнасиловании. Но история-то была одна и та же. Просто когда она заканчивалась изнасилованием, читатели задним числом находили «ошибки» в поведении женщины - и не находили никаких «ошибок», когда конец был хорошим.
За текст спасибо turtle_t с её постом. А так же vk.com/wall-36043735_35304, который мне предоставил добрый кэш Яндекса.