Эффект котопса
В прошлом году я гостила у К. в загородной халабуде. В околохалабудном пространстве там проживали Вольф, Шульц, Швапс, Ганс, Генрих и Велка Поповецкий. Вольф и Генрих - собаки, остальные - коты. Причем Шульц и Ганс дико похожи. «Как ты их различаешь?» - спрашивала я у К. «А что, не видно? У Шульца морда в три раза толще» - отвечала К. Мне эти «в три раза» были совершенно неочевидны, поэтому каждые пять минут, спотыкаясь о ... (о кого же я опять споткнулась?), я переспрашивала: «Это Шульц?». В результате значительная часть наших с К. загородных диалогов не блистала разнообразием.
Я: это Шульц? К: это Шульц. Я: это Шульц? К: это Шульц. И тд)
А потом мы вернулись в город и шли по самому его центру. И К. сказала мне: «А теперь посмотрите налево. Там находится пивоварня «Генрих Шульц».
Я, потрясенно: «Что, так и называется? Нет, правда? Генрих Шульц?..»
Просто я настолько привыкла за минувшие сутки к глухому псу Генриху (и особенно к Шульцу:), что при словосочетании «Генрих Шульц» они автоматически сплавлялись в дикий гибрид а-ля мульт «КотоПес» (ну, вы помните, создание с двумя головами на разных концах туловища. бедная животинка).
Схожие ощущения (назовем их «эффект котопса»:) я пережила и вчера. Ненароком взглянув на обочину некоего сайта, я обнаружила в предлагаемом там списке замечательного аффтара Максима Жукова (в общем, граждане соционики, полагаюсь на ваше понимание:). Казалось бы - ну, Генрих Шульц, ну, Максим Жуков (нет, не могу, меня преследуют гибридные видения)). В общем, я не сумела пройти мимо такого котопса автора и, как оказалось, правильно сделала.
«Эстетика разрушения», как выразился бы товарищ t_150, мне не то чтобы не близка... Она мне интересна как нечто, происходящее где-то. А в свою жизнь я ее больше допускать не хочу - разве что вот только в виде, прошедшем очистку рифмой. Как у Максима Жукова.
Кстати, во время прочтения творчества МЖ (Живя на первом этаже, Вот-вот опустишься в подвалы: Ведь на сортирах есть уже «М/Ж» - мои инициалы ©) в моем сознании всплывали, помимо «эстетики разрушения», такие тесно связанные с товарищем t_150 понятия, как «остаточная деформация» (на простыне осталась вмятина от тела, напоминающая чем-то не то чтоб формулу тепла, но рядом спящего подвида, имеющего женский пол © МЖ) или цементный завод в лучах заката (простые, но важные вещи - как воздух, как гемоглобин © МЖ). Словом, передаю превед Максиму t_150 и предлагаю почитать Максима Жукова.
Почти ничего не осталось от той, что любила меня,
Быть может, лишь самая малость, какая-то, в общем, хуйня;
Ничтожная жалкая доля от чувств, что питала она:
Навязчивый вкус алкоголя; рельеф обнажённого дна.
Мы зря перед Смертью трепещем, напрасно о близких скорбим;
Внизу, среди впадин и трещин, во тьме отступивших глубин,
Доверчиво, просто, по-детски сказала, прощаясь, она:
«Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна».
Я век коротал в бессознанке, но чуял, как гад, каждый ход.
Прощание пьяной славянки запомнил без знания нот.
На смену большому запою, приходит последний запой (?);
А мы остаёмся с тобою, а мы остаёмся с тобой,
На самых тяжёлых работах во имя Крутого Бабла;
Я век проходил в идиотах; ты медленно рядышком шла.
Меняя своё на чужое, чужое опять на своё,
Мы вышли вдвоём из запоя… Почти не осталось её.
Щекой прижимаясь к отчизне, в себе проклиная раба,
Мы жили при социализме, а это такая судьба,
Когда ежедневную лажу гурьбой повсеместно творят…
И делают то, что прикажут, и действуют так, как велят.
Летят перелётные птицы, по небу во множество стран,
Но мы не привыкли стремиться за ними… ты помнишь, как нам
Не часто решать дозволялось в какие лететь ебеня?
Почти ничего не осталось от той, что любила меня.
Все трещины, впадины, ямки: рельеф обнажённого дна;
Прощание пьяной славянки; родная моя сторона;
Простые, но важные вещи - как воздух, как гемоглобин.
Мы зря перед Смертью трепещем, напрасно о близких скорбим.
Где рухнула первооснова, там нет никого, ничего:
Мы не полюбили чужого, но отдали часть своего.
Уверенно, гордо, красиво, - не знаю какого рожна:
«Таков нарратив позитива», - сказала, прощаясь, она.
Быть может, лишь самая малость - и кончится это кино:
Унылый столичный артхаус, типичное, в общем, говно,
Но нам от него не укрыться в осенней дали голубой,
Летят перелётные птицы, а мы остаёмся с тобой.
© Максим Жуков
И еще:
* * *
Я переживу свою старость без мутной волны у причала,
Девицы в купальном костюме, сигары в дрожащей руке
и шезлонга, -
Вот павший диктатор, иль нет! - получивший отставку министр.
Гораздо приятней склониться над книгой
на полузаброшенной даче и грустно и звонко
Читать про себя, как слагает стихи лицеист.
© Максим Жуков
Читать больше здесь: http://www.promegalit.ru/book.php?id=74&PHPSESSID=bcd46b9cf3769f65fecc694ab196ba05
Я: это Шульц? К: это Шульц. Я: это Шульц? К: это Шульц. И тд)
А потом мы вернулись в город и шли по самому его центру. И К. сказала мне: «А теперь посмотрите налево. Там находится пивоварня «Генрих Шульц».
Я, потрясенно: «Что, так и называется? Нет, правда? Генрих Шульц?..»
Просто я настолько привыкла за минувшие сутки к глухому псу Генриху (и особенно к Шульцу:), что при словосочетании «Генрих Шульц» они автоматически сплавлялись в дикий гибрид а-ля мульт «КотоПес» (ну, вы помните, создание с двумя головами на разных концах туловища. бедная животинка).
Схожие ощущения (назовем их «эффект котопса»:) я пережила и вчера. Ненароком взглянув на обочину некоего сайта, я обнаружила в предлагаемом там списке замечательного аффтара Максима Жукова (в общем, граждане соционики, полагаюсь на ваше понимание:). Казалось бы - ну, Генрих Шульц, ну, Максим Жуков (нет, не могу, меня преследуют гибридные видения)). В общем, я не сумела пройти мимо такого котопса автора и, как оказалось, правильно сделала.
«Эстетика разрушения», как выразился бы товарищ t_150, мне не то чтобы не близка... Она мне интересна как нечто, происходящее где-то. А в свою жизнь я ее больше допускать не хочу - разве что вот только в виде, прошедшем очистку рифмой. Как у Максима Жукова.
Кстати, во время прочтения творчества МЖ (Живя на первом этаже, Вот-вот опустишься в подвалы: Ведь на сортирах есть уже «М/Ж» - мои инициалы ©) в моем сознании всплывали, помимо «эстетики разрушения», такие тесно связанные с товарищем t_150 понятия, как «остаточная деформация» (на простыне осталась вмятина от тела, напоминающая чем-то не то чтоб формулу тепла, но рядом спящего подвида, имеющего женский пол © МЖ) или цементный завод в лучах заката (простые, но важные вещи - как воздух, как гемоглобин © МЖ). Словом, передаю превед Максиму t_150 и предлагаю почитать Максима Жукова.
Почти ничего не осталось от той, что любила меня,
Быть может, лишь самая малость, какая-то, в общем, хуйня;
Ничтожная жалкая доля от чувств, что питала она:
Навязчивый вкус алкоголя; рельеф обнажённого дна.
Мы зря перед Смертью трепещем, напрасно о близких скорбим;
Внизу, среди впадин и трещин, во тьме отступивших глубин,
Доверчиво, просто, по-детски сказала, прощаясь, она:
«Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна».
Я век коротал в бессознанке, но чуял, как гад, каждый ход.
Прощание пьяной славянки запомнил без знания нот.
На смену большому запою, приходит последний запой (?);
А мы остаёмся с тобою, а мы остаёмся с тобой,
На самых тяжёлых работах во имя Крутого Бабла;
Я век проходил в идиотах; ты медленно рядышком шла.
Меняя своё на чужое, чужое опять на своё,
Мы вышли вдвоём из запоя… Почти не осталось её.
Щекой прижимаясь к отчизне, в себе проклиная раба,
Мы жили при социализме, а это такая судьба,
Когда ежедневную лажу гурьбой повсеместно творят…
И делают то, что прикажут, и действуют так, как велят.
Летят перелётные птицы, по небу во множество стран,
Но мы не привыкли стремиться за ними… ты помнишь, как нам
Не часто решать дозволялось в какие лететь ебеня?
Почти ничего не осталось от той, что любила меня.
Все трещины, впадины, ямки: рельеф обнажённого дна;
Прощание пьяной славянки; родная моя сторона;
Простые, но важные вещи - как воздух, как гемоглобин.
Мы зря перед Смертью трепещем, напрасно о близких скорбим.
Где рухнула первооснова, там нет никого, ничего:
Мы не полюбили чужого, но отдали часть своего.
Уверенно, гордо, красиво, - не знаю какого рожна:
«Таков нарратив позитива», - сказала, прощаясь, она.
Быть может, лишь самая малость - и кончится это кино:
Унылый столичный артхаус, типичное, в общем, говно,
Но нам от него не укрыться в осенней дали голубой,
Летят перелётные птицы, а мы остаёмся с тобой.
© Максим Жуков
И еще:
* * *
Я переживу свою старость без мутной волны у причала,
Девицы в купальном костюме, сигары в дрожащей руке
и шезлонга, -
Вот павший диктатор, иль нет! - получивший отставку министр.
Гораздо приятней склониться над книгой
на полузаброшенной даче и грустно и звонко
Читать про себя, как слагает стихи лицеист.
© Максим Жуков
Читать больше здесь: http://www.promegalit.ru/book.php?id=74&PHPSESSID=bcd46b9cf3769f65fecc694ab196ba05