Наш прадедушка)
Оригинал взят у hilferuf в Некалендарное, про войну
Вчера случайно наткнулась, и решила поделиться.
Воспоминания о первом месяце войны моего прадеда. Начало пропускаю (и потом тоже с сокращениями) в начале было про то, как он был мобилизован и назначен начальником госпиталя в пригороде Смоленска, после того как фашисты разбомбили Смоленск, и шло отступление (10-12 июля) и его госпиталь был переведен на станцию Шокино.
--------------------
По развертыванию (10-12.7) госпиталь начал прием раненных.
Раненные поступали с переднего края в большом количестве, среди них были тяжелые, с газовой гангреной. Была большая смертность среди раненных.
Смоленский окружной военный госпиталь, снявшийся из города Смоленска, отгрузил оставшихся раненных на наш госпиталь.
Началась напряженная работа по оказанию медицинской помощи поступающим раненным. Медицинский персонал работал слаженно, напряженно, мужественно.
Расположенная возле Шокино автострада Смоленск-Москва непрерывно подвергалась бомбардировкам. Фашистские самолёты гонялись за каждой легковой машиной, одиночной подводой и группой людей.
Через район расположения госпиталя двигались на восток небольшие воинские подразделения с оружием и без, с командирами и без них.
Меня пригласил начальник штаба корпуса и дал указание от имени командира корпуса Хмельницкого немедленно сниматься, т.к. следовало ожидать усиления бомбардировки фашистских самолётов.
С указанием генерал-лейтенанта Хмельницкого направился я в эвакопункт 29, к его начальнику бригврачу Шонину. Выслушав мой доклад Шонин заявил: "Паника, оставайтесь на месте". С этим я прибыл обратно в госпиталь.
Между тем обстановка ухудшалась, по автостраде усилилось движение войсковых частей и техники в сторону Москвы. На следующий день, направленный в эвакопункт для доклада комиссар госпиталя Комолов, возвратился ни с чем, т.к. эвакопункт и его начальник убыли неизвестно куда.
Нужно было принимать решение самостоятельно.
Я собрал начальников и политруков отделений, начальствующий адмхозперсонал и по административной карте Смоленской обрасти, забранной из общежития совпартшколы, наметил пути эвакуации на Вязьму.
Было отобрано несколько сот (до 600-700) раненных в верхние конечности, мягкие части головы и груди, могущих следовать пешком, приданы были им две повозки с продуктами, для личных вещений и подвоза отяжелевших в пути и вместе с политруком, медсестрой и санитарами направлены были они в город Вязьму.
Позднее мы узнали, что они прибыли благополучно.
Остальных, тяжело раненных, их было 247, решено было эвакуировать по железной дороге. Станция Кардымово была в огне, эвакуировать с неё было нельзя и решено было эвакуацию проводить со станции Присельская. Я направился на станцию вместе со старшим лейтенантом Панкратенковым, инструктором физкультуры госпиталя человеком очень оперативным, инициативным и исполнительным.
На ст. Присельская оставался только один дежурный помощник нач.станции и тот получил указание от управления дороги сниматься. Я оставил при нем ст. лейтенанта Панкратенкова в роли коменданта станции, запретил сниматься со станции до отправки раненных госпиталя и направился искать вагодны для погрузки раненных.
На запасном пути были найдены 9 товарных вагонов из под лошадей. Личным составом госпиталя вагоны были очищены от навоза. Всю ночь скудным транспортом госпиталя (две полуторотонки) раненные, имущество и личный состав перевозились на станцию, раненые и личный состав были погружены на мягкий инвентарь госпиталя.
Часть имущества с техником-интендантом Алексеевым на двух машинах отправлена была своим ходом в Вязьму. По пути Алексеев должен был захватить свою и мою семьи из деревни Соколово, куда они были эвакуированы из Смоленска.
Груженные ранеными, личным составом и имуществом товарные вагоны под утро (19.7) прицеплены были к проходящему эшелону и двинулись в сторону Ярцева.
Однако, они отвезены были только километра на 4, остановились и были поставлены в хвост занимавшим два пути в одном направлении эшелонам с эвакуированным из Смоленска имуществом, оборудованием спиртзавода, других предприятий и военных складов.
На путях стояли и пассажирские вагоны с продуктами и оставленными каким-то эвакогоспиталем раненными (свыше 30 человек) командирами Московской Пролетарской Дивизии. К ним я прикрепил медперсонал нашего госпиталя для ухода и оказания необходимой помощи.
Перспективы продвижения вперед составов были малоутешительны.
На следующий день при обследовании стоящих составов были обнаружены в вагонах ящики со снайперскими винтовками. Мы разгрузили несколько ящиков и вооружили весь личный состав госпиталя.
В продскладе получена была бочка сгущенного молока и им кормили раненных и личный состав (хлеб у нас был).
Между тем обстановка утяжелялась: ясно были слышны разрывы мин, некоторые мины перелетали через наши головы, снжающиеся немецкий самолеты сбарсывали десан в расположенный недалеко лесок.
К нашим вагонам с поля боя привозили раненных. Мы им оказывали, возможную в этих условиях, медицинскую помощь и оставляли у себя. В числе раненных был доставлен тяжело раненных в голову старшина НКВД и тяжелораненный в бедро немец.
Старшина НКВД скоро скончался, а немец продолжал жить и все повторял, что все равно немцы победят русских.
К нашему госпиталю подошли сотрудники 2-й советской больницы старшая медсестра Гуртова Е, сестра-хозяйка Гуртова А. и секретарь-машинистка Борейко Е. с сцном. Я принял их в свой госпиталь и поручил обслуживать раненных в пассажирских вагонах.
Для выяснения обстановки направлена была разведка в сторону Ярцева в составе: ст. лейтенант Панкратенова, политрука Иванова и санитара Жуковского. Целый день с волнением ожидали мы их возвращения. Они прибыли поздно веером и сообщили, что под Ярцевом высажен немецкий десант с минометоами и что каждый мимо проходящий паровоз подвергается минометному обстрелу и выводится из строя, что они тоже были обстрелены и ползком отошли обратно.
Таким образом, надежда на продвижение вперед была потеряна. Надо было принимать какое-то другое решение.
Настроение людей в эшелонах на путях, а также раненных и личного состава госпиталя было тревожное. Личный состав с вечера занял круговую оборону.
Утром немецкие самолёты на бреющем полете обстреляли находившиеся на путях эшелоны. Загорелись цистерны с нефтью вблизи наших вагонов. Нужно было спасать раненнных и имущество. Было принято решение разгрузить вагоны в кусты у железнодорожного пути и переправить раненных в насленный пункт, расположенный подальше от железнодорожного полотна с эшелонами, объектов вражеской бомбордировки.
Одновременно нужно было в этой обстановке решать вопрос с раненным фашистом. Пока мы раздумывали, что с ним делать, он нам помог сам, скончался.
Старшину НКВД и пленного немца мы похоронили у полотна железной дороги, в разных могилах.
Первым населенным пунктом, расположенным в километрах трех от железной дороги было село Шестаков\о, туда мы доставили наших раненных на носилках и пешком, туда же доставили имущество и прибыл личный состав (21.7)
В селе заняли бывшую квартиру директора под операционную, а побеленные свинарники и уцелевший один домик - для размещения раненных. Личный состав, незанятый на работе, провел ночь под открытым небом.
Тишину ночи в то время нарушал зловещий гул немецких самолетов, летевших к Москве. Это был первый массированный налет на Москву.
Хирурги госпиталя развернули работу в операционной и перевязочной. Мины разрывались в районе операционного блока и один осколок влетел в операционную во время работы.
Прочий персонал занялся уходом и питанием больных.
Утром следующего дня через село на автомашине проезжал член Военного Совета армии полковой комиссар Семенов. Я обратился к нему с просьбой помочь эвакуировать раненых. На что получил отказ и предложение - проявлять инициативу. Пришлось решать вопрос эвакуации самим.
В сельсовете оставался один секретарь - молодой русый паренек. К нему мы обратились с просьбой о мобилизации местного транспорта для эвакуации раненных.
Он, политруки госпиталя, ст. лейтенант Панкратенков и хозперсонал отправились в деревни на поиски транспорта. Приведены были вскоре двадцать три одноконных и пароконных подвод. Одновременно были организованы поиски транспорта на месте. В кустах были обнаружены: брошенная полуторотонная автомашина и две подвозки прицепы на резиновых шинах.
В селе был найден трактор.
Из собранного транспорта были организованы для эвакуации раненных: тракторный поезд в составе трактора, двух автомобильных повозок-прицепов, трех пароконных повозок, части какого-то сельскохозяйственного орудия ввиде развернутого щита для укладки лежачих раенных и конный обоз из остальных повозок. Кроме того использовалась полуторотонная машина.
Обстановка тем времеенм ухудшалась: отчетливо были слышны разрывы мин и пулеметная стрельба.
Раненные рассказывали, что саперные части были сняты с переднего края и переброшены на сооружение укреплений под Мажайском.
Моральное состояние раненных было тяжелым. Члены КПСС передавали мне на хранение партийные билеты.
Боевой обстановки мы не знали и нам нечем было утешать раненных, кроме того, что мы останемся с ними, их не бросим и принимаем меры к эвакуации.
Нужно было поскорее эвакуировать раненных.
На имеющийся транспорт были погружены раненые 1-го хирургического отделения и вместе с личным составом отделения были направлены в сторону Вязьмы. Впереди был Днепр и были опасения за переправу.
В неведении о благополучии эвакуации мы находились сутки. Наконец порожний транспорт возвратился. Мы узнали о благополучной эвакуации через Днепр и сдачи раненых на эвакопункте, развернутом на базе Челновской больницы.
Таким же путем было эвакуировано 2-е хирургическое отделение и позднее третьим эшелоном остальные раненные в т.ч. и с пассажирских вагонов. Имущество госпиталя равномерно загруждалось на транспорт каждого эшелона.
Я, комиссар госпиталя Комолов и секретарь парторганизации Стариков направились пешком следом за 3-м эшелоном по тому же пути (24-25.7)
Переправа была нам предоставлена вне очереди, как обозу раненных. Утром, мы начали переправляться. Фашистский разведчик прилетел когда чуть светало. Надо было торопиться. Все мы с облегчением вздохнули, когда оказались на противоположном берегу Днепра, укрытые лесочком.
На эвакопунктре в здании Челновской больниы сдали последних раненных, отправили основную массу транспорта обратно, а на остальном направились в Вязьму.
По пути проезжали город ДОрогобуж, пустынный с выгоревшими зданиями и бродячими беспризорвными свиньями.
По прибытии в город Вязьму (26.7) узнали, что эвакопункт 29 находится на улице 25-го Октября. Я направился в управление для доклада. Эвакопункт располагал сведениями, что наш госпиталь попал в окружение, что личный состав госпиталя ведёт бой. Сотрудники эвакопунута были обрадованы благополучному нашему прибытию.
Мне предложили письменно обо всем доложить и сообщили, что по приказу Главсанупра наш госпиталь должен следовать вместе с госпиталем Кожухова в город Тамбов, а временно разместиться на отдых в лесочке в 8 км. к северу от Вязьмы, где меня ожидал личный состав, прибывший ранее, и моя семья.
До нашего приезда фашистские самолёты ожесточенно бомбили ст. Взяьма, разбили и сожгли эшелоны с раненными, имуществом и прочие составы с большими жертвами и уроном.
Город Вязьма был пустынный, много зданий пострадало от бомбардировки и пожаров.
Через два дня мы погрузились в поданный комендантом станции эшелон вместе с личным составом и имуществом госписпиталя и отправились в Тамборы (27-28.7)
По пути нас обстреливали фашистские самолёты и бомбили, в вагоне госпиталя Кожухова, был смертельно ранен ребенок санитарки госпиталя.
На ст. Тамбов нас встретил нач. эвакопункта и указал место нашего развертывания: госпиталь был дислоцирован в жилом доме, строящемся заводе СК и в одной из школ города.
Это было 1 августа 1941 года.
Что определило благоприятный исход в жизни и работе госпиталя в первый месяц Великой Отечественной Войны?
Сплоченность коллектива, его мужество, смелость, преданность Родине и своему долгу, инициатива ведущих работников и коллегиальность в решении вопросов в трудные дни и часы работы госпиталя.
Лилов М.М.
Вчера случайно наткнулась, и решила поделиться.
Воспоминания о первом месяце войны моего прадеда. Начало пропускаю (и потом тоже с сокращениями) в начале было про то, как он был мобилизован и назначен начальником госпиталя в пригороде Смоленска, после того как фашисты разбомбили Смоленск, и шло отступление (10-12 июля) и его госпиталь был переведен на станцию Шокино.
--------------------
По развертыванию (10-12.7) госпиталь начал прием раненных.
Раненные поступали с переднего края в большом количестве, среди них были тяжелые, с газовой гангреной. Была большая смертность среди раненных.
Смоленский окружной военный госпиталь, снявшийся из города Смоленска, отгрузил оставшихся раненных на наш госпиталь.
Началась напряженная работа по оказанию медицинской помощи поступающим раненным. Медицинский персонал работал слаженно, напряженно, мужественно.
Расположенная возле Шокино автострада Смоленск-Москва непрерывно подвергалась бомбардировкам. Фашистские самолёты гонялись за каждой легковой машиной, одиночной подводой и группой людей.
Через район расположения госпиталя двигались на восток небольшие воинские подразделения с оружием и без, с командирами и без них.
Меня пригласил начальник штаба корпуса и дал указание от имени командира корпуса Хмельницкого немедленно сниматься, т.к. следовало ожидать усиления бомбардировки фашистских самолётов.
С указанием генерал-лейтенанта Хмельницкого направился я в эвакопункт 29, к его начальнику бригврачу Шонину. Выслушав мой доклад Шонин заявил: "Паника, оставайтесь на месте". С этим я прибыл обратно в госпиталь.
Между тем обстановка ухудшалась, по автостраде усилилось движение войсковых частей и техники в сторону Москвы. На следующий день, направленный в эвакопункт для доклада комиссар госпиталя Комолов, возвратился ни с чем, т.к. эвакопункт и его начальник убыли неизвестно куда.
Нужно было принимать решение самостоятельно.
Я собрал начальников и политруков отделений, начальствующий адмхозперсонал и по административной карте Смоленской обрасти, забранной из общежития совпартшколы, наметил пути эвакуации на Вязьму.
Было отобрано несколько сот (до 600-700) раненных в верхние конечности, мягкие части головы и груди, могущих следовать пешком, приданы были им две повозки с продуктами, для личных вещений и подвоза отяжелевших в пути и вместе с политруком, медсестрой и санитарами направлены были они в город Вязьму.
Позднее мы узнали, что они прибыли благополучно.
Остальных, тяжело раненных, их было 247, решено было эвакуировать по железной дороге. Станция Кардымово была в огне, эвакуировать с неё было нельзя и решено было эвакуацию проводить со станции Присельская. Я направился на станцию вместе со старшим лейтенантом Панкратенковым, инструктором физкультуры госпиталя человеком очень оперативным, инициативным и исполнительным.
На ст. Присельская оставался только один дежурный помощник нач.станции и тот получил указание от управления дороги сниматься. Я оставил при нем ст. лейтенанта Панкратенкова в роли коменданта станции, запретил сниматься со станции до отправки раненных госпиталя и направился искать вагодны для погрузки раненных.
На запасном пути были найдены 9 товарных вагонов из под лошадей. Личным составом госпиталя вагоны были очищены от навоза. Всю ночь скудным транспортом госпиталя (две полуторотонки) раненные, имущество и личный состав перевозились на станцию, раненые и личный состав были погружены на мягкий инвентарь госпиталя.
Часть имущества с техником-интендантом Алексеевым на двух машинах отправлена была своим ходом в Вязьму. По пути Алексеев должен был захватить свою и мою семьи из деревни Соколово, куда они были эвакуированы из Смоленска.
Груженные ранеными, личным составом и имуществом товарные вагоны под утро (19.7) прицеплены были к проходящему эшелону и двинулись в сторону Ярцева.
Однако, они отвезены были только километра на 4, остановились и были поставлены в хвост занимавшим два пути в одном направлении эшелонам с эвакуированным из Смоленска имуществом, оборудованием спиртзавода, других предприятий и военных складов.
На путях стояли и пассажирские вагоны с продуктами и оставленными каким-то эвакогоспиталем раненными (свыше 30 человек) командирами Московской Пролетарской Дивизии. К ним я прикрепил медперсонал нашего госпиталя для ухода и оказания необходимой помощи.
Перспективы продвижения вперед составов были малоутешительны.
На следующий день при обследовании стоящих составов были обнаружены в вагонах ящики со снайперскими винтовками. Мы разгрузили несколько ящиков и вооружили весь личный состав госпиталя.
В продскладе получена была бочка сгущенного молока и им кормили раненных и личный состав (хлеб у нас был).
Между тем обстановка утяжелялась: ясно были слышны разрывы мин, некоторые мины перелетали через наши головы, снжающиеся немецкий самолеты сбарсывали десан в расположенный недалеко лесок.
К нашим вагонам с поля боя привозили раненных. Мы им оказывали, возможную в этих условиях, медицинскую помощь и оставляли у себя. В числе раненных был доставлен тяжело раненных в голову старшина НКВД и тяжелораненный в бедро немец.
Старшина НКВД скоро скончался, а немец продолжал жить и все повторял, что все равно немцы победят русских.
К нашему госпиталю подошли сотрудники 2-й советской больницы старшая медсестра Гуртова Е, сестра-хозяйка Гуртова А. и секретарь-машинистка Борейко Е. с сцном. Я принял их в свой госпиталь и поручил обслуживать раненных в пассажирских вагонах.
Для выяснения обстановки направлена была разведка в сторону Ярцева в составе: ст. лейтенант Панкратенова, политрука Иванова и санитара Жуковского. Целый день с волнением ожидали мы их возвращения. Они прибыли поздно веером и сообщили, что под Ярцевом высажен немецкий десант с минометоами и что каждый мимо проходящий паровоз подвергается минометному обстрелу и выводится из строя, что они тоже были обстрелены и ползком отошли обратно.
Таким образом, надежда на продвижение вперед была потеряна. Надо было принимать какое-то другое решение.
Настроение людей в эшелонах на путях, а также раненных и личного состава госпиталя было тревожное. Личный состав с вечера занял круговую оборону.
Утром немецкие самолёты на бреющем полете обстреляли находившиеся на путях эшелоны. Загорелись цистерны с нефтью вблизи наших вагонов. Нужно было спасать раненнных и имущество. Было принято решение разгрузить вагоны в кусты у железнодорожного пути и переправить раненных в насленный пункт, расположенный подальше от железнодорожного полотна с эшелонами, объектов вражеской бомбордировки.
Одновременно нужно было в этой обстановке решать вопрос с раненным фашистом. Пока мы раздумывали, что с ним делать, он нам помог сам, скончался.
Старшину НКВД и пленного немца мы похоронили у полотна железной дороги, в разных могилах.
Первым населенным пунктом, расположенным в километрах трех от железной дороги было село Шестаков\о, туда мы доставили наших раненных на носилках и пешком, туда же доставили имущество и прибыл личный состав (21.7)
В селе заняли бывшую квартиру директора под операционную, а побеленные свинарники и уцелевший один домик - для размещения раненных. Личный состав, незанятый на работе, провел ночь под открытым небом.
Тишину ночи в то время нарушал зловещий гул немецких самолетов, летевших к Москве. Это был первый массированный налет на Москву.
Хирурги госпиталя развернули работу в операционной и перевязочной. Мины разрывались в районе операционного блока и один осколок влетел в операционную во время работы.
Прочий персонал занялся уходом и питанием больных.
Утром следующего дня через село на автомашине проезжал член Военного Совета армии полковой комиссар Семенов. Я обратился к нему с просьбой помочь эвакуировать раненых. На что получил отказ и предложение - проявлять инициативу. Пришлось решать вопрос эвакуации самим.
В сельсовете оставался один секретарь - молодой русый паренек. К нему мы обратились с просьбой о мобилизации местного транспорта для эвакуации раненных.
Он, политруки госпиталя, ст. лейтенант Панкратенков и хозперсонал отправились в деревни на поиски транспорта. Приведены были вскоре двадцать три одноконных и пароконных подвод. Одновременно были организованы поиски транспорта на месте. В кустах были обнаружены: брошенная полуторотонная автомашина и две подвозки прицепы на резиновых шинах.
В селе был найден трактор.
Из собранного транспорта были организованы для эвакуации раненных: тракторный поезд в составе трактора, двух автомобильных повозок-прицепов, трех пароконных повозок, части какого-то сельскохозяйственного орудия ввиде развернутого щита для укладки лежачих раенных и конный обоз из остальных повозок. Кроме того использовалась полуторотонная машина.
Обстановка тем времеенм ухудшалась: отчетливо были слышны разрывы мин и пулеметная стрельба.
Раненные рассказывали, что саперные части были сняты с переднего края и переброшены на сооружение укреплений под Мажайском.
Моральное состояние раненных было тяжелым. Члены КПСС передавали мне на хранение партийные билеты.
Боевой обстановки мы не знали и нам нечем было утешать раненных, кроме того, что мы останемся с ними, их не бросим и принимаем меры к эвакуации.
Нужно было поскорее эвакуировать раненных.
На имеющийся транспорт были погружены раненые 1-го хирургического отделения и вместе с личным составом отделения были направлены в сторону Вязьмы. Впереди был Днепр и были опасения за переправу.
В неведении о благополучии эвакуации мы находились сутки. Наконец порожний транспорт возвратился. Мы узнали о благополучной эвакуации через Днепр и сдачи раненых на эвакопункте, развернутом на базе Челновской больницы.
Таким же путем было эвакуировано 2-е хирургическое отделение и позднее третьим эшелоном остальные раненные в т.ч. и с пассажирских вагонов. Имущество госпиталя равномерно загруждалось на транспорт каждого эшелона.
Я, комиссар госпиталя Комолов и секретарь парторганизации Стариков направились пешком следом за 3-м эшелоном по тому же пути (24-25.7)
Переправа была нам предоставлена вне очереди, как обозу раненных. Утром, мы начали переправляться. Фашистский разведчик прилетел когда чуть светало. Надо было торопиться. Все мы с облегчением вздохнули, когда оказались на противоположном берегу Днепра, укрытые лесочком.
На эвакопунктре в здании Челновской больниы сдали последних раненных, отправили основную массу транспорта обратно, а на остальном направились в Вязьму.
По пути проезжали город ДОрогобуж, пустынный с выгоревшими зданиями и бродячими беспризорвными свиньями.
По прибытии в город Вязьму (26.7) узнали, что эвакопункт 29 находится на улице 25-го Октября. Я направился в управление для доклада. Эвакопункт располагал сведениями, что наш госпиталь попал в окружение, что личный состав госпиталя ведёт бой. Сотрудники эвакопунута были обрадованы благополучному нашему прибытию.
Мне предложили письменно обо всем доложить и сообщили, что по приказу Главсанупра наш госпиталь должен следовать вместе с госпиталем Кожухова в город Тамбов, а временно разместиться на отдых в лесочке в 8 км. к северу от Вязьмы, где меня ожидал личный состав, прибывший ранее, и моя семья.
До нашего приезда фашистские самолёты ожесточенно бомбили ст. Взяьма, разбили и сожгли эшелоны с раненными, имуществом и прочие составы с большими жертвами и уроном.
Город Вязьма был пустынный, много зданий пострадало от бомбардировки и пожаров.
Через два дня мы погрузились в поданный комендантом станции эшелон вместе с личным составом и имуществом госписпиталя и отправились в Тамборы (27-28.7)
По пути нас обстреливали фашистские самолёты и бомбили, в вагоне госпиталя Кожухова, был смертельно ранен ребенок санитарки госпиталя.
На ст. Тамбов нас встретил нач. эвакопункта и указал место нашего развертывания: госпиталь был дислоцирован в жилом доме, строящемся заводе СК и в одной из школ города.
Это было 1 августа 1941 года.
Что определило благоприятный исход в жизни и работе госпиталя в первый месяц Великой Отечественной Войны?
Сплоченность коллектива, его мужество, смелость, преданность Родине и своему долгу, инициатива ведущих работников и коллегиальность в решении вопросов в трудные дни и часы работы госпиталя.
Лилов М.М.