Американские стихи -- 15

Jun 07, 2011 00:04



Внутренней агрессии в камере тоже хватало. Особенно - в одиночке. Потому что если в общей «подводной лодке» сокамерники как-то отвлекали тебя, наполняя твою жизнь чужими звуками, цветами, запахами, движениями, то в одиночке ты сосредотачивался на собственных ощущениях. И думал.

Я долго думал, кого я ненавижу. Потому что нужно было придумать себе врага и бороться с ним.

Верховный Г-щий? Я о нем целую книгу написал! И, как учил Станиславский, сыграть отрицательного персонажа можно лишь тогда, когда ты вжился в него. 700 страниц текста - конечно, вжился! Да и потом: кто он такой, чтобы я его ненавидел? Я, его автор?!

Его Высокопревосходительство? Но он снизошел до меня, отговаривая от медикаментозной голодовки. Можно сказать, забыв о погонах, согласился стать укротителем взбесившегося хомяка. А я ведь, со своими немощами, весом, выпученными глазами за стеклами очков, странными неухоженными усами рыжего цвета, неизбежно должен был напоминать ему хомяка. Я, собственно говоря, и себе напоминал хомяка: я видел такого у Юрика в его пражском доме, в большой уютной клетке. Рыжий толстый хомяк.

Латиниста Кролевца и бодрого спортсмена Бурьянкова? Следователей? Понятно, что не пешки, но и не ферзи на доске Верховного. И потом: своего следователя бессмысленно ненавидеть, как бессмысленно ненавидеть материю, данную тебе в ощущение. Они - объективная реальность. С ними нужно работать, бороться, не дать им тебя обволакивать уговорами (если получится - не дать!). А ненависть… Ну, не буду же я кусать Кролевца за ухо или бить его в вечно улыбающиеся, скрытые мягкой складкой губ, но все равно по-кошачьи оскаленные зубы! «Коллеги», все-таки, филологи…

Я, конечно, ненавидел бы Курлова, но это то же самое, как если бы я ненавидел дверь или стенку, отделявшие меня от свободы.

И неожиданно я сказал себе: есть!

Эврика!!!

Я вспомнил, что в моей жизни присутствовал - вернее, отсутствовал! - еще один персонаж. Это был некий подполковник Стукало, не какгэбышник, а мент. Именно он в конце прошлогодней весны, когда, одурев от сирени и жасмина, юнцы признавались в любви юницам, возбудил уголовное дело, вошедшее в историю демократического движения нашей суверенной Родины как «погром ГоПников». Он руководил следствием, по которому из дому у меня были изъяты компьютерный блок, несколько флэшек и почему-то деньги, как если бы на них были знаки, свидетельствующие, что они нажиты незаконным путем.

Сейчас Стукало опять определили «зиц-председателем Фунтом» по нашему делу. И этот человек, которого я никогда в жизни не видел и, надеюсь, вряд ли когда-нибудь увижу, подписывал многочисленные отказы в изменении меры пресечения, в удовлетворении ходатайств моей адвокатессы и так далее.

И я понял, что я его - НЕНАВИЖУ!
Я ненавидел Стукало утром и вечером, днем и ночью. Я ненавидел его, стоя над парашей и присаживаясь над унизительной «дырой» в полу. Я ненавидел его, читая газеты и сочиняя письма Маринке. А как я ненавидел его во время завтрака, обеда и ужина!

И только во время двадцатиминутного посещения душа - раз в неделю - я переставал его ненавидеть. Там было так хорошо, что я не решался портить себе настроение этой ненавистью к незнакомому мне подполковнику.


И в последнюю неделю моего пребывания в «американке», когда я уже не верил, что меня вообще выпустят до суда - да и после суда, пожалуй, тоже, во время прогулки во дворике, напоминающем по форме все ту же подводную лодку, я вдруг услышал - сквозь собственные шаги и тахикардию - что во мне звучит какой-то до боли - до сжимающей сердце спазмом боли - знакомый ритм.

И я вспомнил большого - великого! - поэта, отсидевшего свое и вспоминавшего потом, как шел он за розвальнями вслед где-то в поле, возле Магадана. Он тоже был домашнего вида, в очках, круглолицый и нелепый. И хотя смешно было сравнивать себя с ним, кому скворец уступал уголок, а иволга пела песню жизни своей, но жажда весны, любви, свободы, пронизывавшая каждую его строчку, нахлынула на меня - и, простите за цитату из другого гения, расплылась в шелесте…

И это мое послание легло на бумагу почти без помарок.

ПОСЛАНИЕ К ПОДПОЛКОВНИКУ СТУКАЛО

Подполковник Стукало спокойно отходит ко сну.

Он спокоен в душе и спокойно выходит из душа.

Подполковник Стукало все утро глядел на весну,

И теперь настроенье ему вряд ли что-то нарушит.

Он с дочуркой задачи решил и проверил урок,

И жену анекдотом в постели сейчас развлекает.

И одно лишь - одно! - целый день так понять и не смог

Подполковник Стукало: чего ж он так бурно икает?

Он не пил пятый день, и давление в норме почти,

И борща одолел на обед он огромный половник,

И к начальству сходил, чтоб начальство докладом почтить,

Потому что начальство его - это полный полковник.

Так откуда ж икота взялась? И его на хрена

Достает она днем и в ночи ему сны преграждает?

Это я вспоминаю его  - отсветла дотемна:

Он меня возбуждает, ибо дело мое возбуждает.

Он изъял мой компьютер и запер меня на замок,

Мне читать запретил от друзей приходящие письма.

Лишь одно не сумел подполковник предвидеть, не смог,

Что займет он теперь все мои набежавшие мысли,

Что когда будет он каждый день отправляться ко сну

И с супругой болтать, и трепать свою дочку по щёчке,

Буду я вспоминать его - Я! Несмотря на весну!

Ибо чем бы еще мне заняться в моей «одиночке»?

И икота подступит к нему, точно подленький бес

Вдруг поднимется к бедному тайной тропою из ада…

Или - нет! Снизойдет к нему мстительный ангел с небес,

Грозный ангел - с крылами, с мечом - и не будет пощады!

Подполковник Стукало, воззваний чтодневных объект!

Неужели тебе моих писем и возгласов мало?!

Я себя проклинаю за то, что я начал проект!

А уж как проклинаю я Вас, подполковник Стукало…

И когда Вы в ночи, в подполковничьей спальне своей

Просыпаетесь в бешенстве, злой, среди всхрапов и иков,

Знайте же: это я с парой-тройкою верных друзей

Проклинаю Вас в тысячный раз - но теперь не без иктов!

И бредя в туалет, расчесав волосатую грудь,

Оглядев по привычке свое еще крепкое тело,

Подполковник Стукало, пожалуйста, Вы не забудь-

Те закрыть поскорее мое уголовное дело.

Потому что - весна! Подполковник, люблю я весну!

Наплывает она все сильнее от суток до суток.

Потому что не дам отойти всем Стукалам спокойно ко сну

Я - Вы слышите? - Я! Я, матерый преступник Федута!

Так икай же, икай, сукин сын, если ты не привык

Всё еще к ежедневным подобным от зэков проклятьям!

Я Вас… ик! … Проклинаю, Стукало!.. Вы слышите?.. Что это - ик?!...

Ик! Наверно, Стукало себе … ик! … придумал ночное занятье…

политзаключенные, Заболоцкий, стихи, Площадь, "дело 19 декабря", Плошча, репрессии, "американка", "белорусские декабристы"

Previous post Next post
Up