Американские стихи -- 4
… Я остался пятым в четырехместной камере. До этого был в ней же шестым. Но нас «разгрузили». Освободившееся место разыграли, и я со щита-«вертолета»-«сёрфинга» перекочевал на стационарную «шконку», да еще и нижнюю.
Я был самым старым. Мне было 46 лет. Ко мне обращались на «вы», и я обращался на «вы». Мне было легко: я «выкал» даже своим школьным ученикам, возрастная разница с которыми составляла всего лишь семь-восемь лет. А здесь следующему после меня, Кириллу, было 30 лет. В полтора раза моложе.
Где мои тридцать лет?
В 1994 году. В году выборов первого президента страны.
Я брал интервью у Тамары Ванниковой до ее исчезновения. Она подробно описывала тогда «американку». По ее словам, камера напоминала ей гроб, и это тоже было элементом пытки.
Мне камера гроб не напоминала. Я не собирался себя хоронить. Проще было представить себя матросом подводной лодки, с которой рано или поздно можно выйти на берег.
Одно плохо. Как только представишь себе это, вспоминаешь фразу известного своими афоризмами персонажа:
- Что случилось с подводной лодкой?
- Она утонула.
А тонуть не хотелось.
И я начал думать о другой подводной лодке. Наш отсек, как и все другие отсеки, был выкрашен тошнотворно зеленой масляной краской. А я думал о желтой подводной лодке. О той музыке, которая лишь изредка во время прогулок пробивалась сквозь оглушительный грохот белорусских FM-станций. Как глушили месяцем раньше Площадь, не давая слышать друг друга собравшимся людям, так глушили и нас, когда мы гуляли во двориках, самый большой из которых был не больше моего рабочего кабинета - 14 метров. И мы впятером гуляли по нему. И это хорошо, когда по нему.
А потом возвращались в свою подводную лодку. И могли лишь мечтать, что когда-нибудь сойдем на берег. И даже колония воспринималась нами там как увольнительная.
И мы все плыли и плыли. Вечером нам давали селедку с вареной в мундирах картошкой, и только салаты, наструганные весельчаком Кириллом спасали нас от ощущения голода. Ночью нас качало и укачивало, свет не давал уснуть тому, кто сдуру просыпался, а в шесть утра раздавался крик: «Подъем!» И мы выстраивались в колонну и бежали - быстро, потому что экипажи других подлодок, с другими номерами, тоже ждали этой минуты - бежали в гальюн. Где, охраняя право каждого на приватность, старались не смотреть друг на друга в те естественные минуты отправления надобностей, которые уравнивали нас еще больше, чем уравнял приговор суда.
Ибо как раз приговор и не уравнял нас, а разделил окончательно.
Мы с Кириллом сейчас на свободе. Относительной - но свободе.
Игорь и Саша получили срок.
А Макс знал, что срок у него и так - есть…
Но я буду помнить, как мы плыли в подводной лодке К-4. И тогда пункт назначения у всех нас был общий.
ЗЕЛЕНАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА К-4
Посвящается Кириллу И., Саше М., Игорю О. и Максу Н.
От шепота сипнут глотки.
Уже сорок дней пути.
С зеленой подводной лодки
Нельзя нам никак сойти.
Бессрочные эти учения,
Вокруг земля - не вода.
Конечный пункт назначения -
Великое Никуда.
На ужин опять селедка,
На завтрак опять тоска.
В зеленой подводной лодке
Ты можешь проплыть века.
Но это - не облегчение,
Ведь понял ты без труда:
Конечный пункт назначения -
Великое Никуда.
Пространство сжато и скреплено
Для наших пяти голов,
И вместо сержанта Пеппера -
Скажем, полковник Курлов.
И пусть нас не ждут мучения,
Ни голод, ни маета,
Конечный пункт назначения -
Великое Никуда.
Мы - Жизни военнопленные.
Сюда что за вихрь нас занес?
Маккартни, Старра и Леннона
Уже повели на допрос.
Ждут Харрисона приключения…
- А пятый где ж, господа?
… Конечный пункт назначения -
Великое Никуда.