Живопись. Праздничный художник
"О Кустодиев, Кустодиев, его имя страшно успокоительно действует на душу..."
(Суриков)
Кустодиев... Одно это имя заставляет глубоко вдохнуть, полной грудью.
И улыбнуться.
Глядя на его яркие, солнечные, тёплые полотна, ты видишь праздник!
Ты ощущаешь почти детскую радость, прилив энергии, перехлёстывающую через край жизненную силу и даже удивительный, тонкий юмор.
Такие жизнерадостные картины, искрящиеся светом, весельем и жизнелюбием исцеляют, дарят силы...
И кто бы мог подумать... в каких условиях он писал свои замечательные произведения. А писал он большинство из них, испытывая боль, страх и порой отчаяние.Но он не сдался. Он и его талант оказались сильнее обстоятельств, сильнее страданий.
Такие радостные картины, такая трагичная судьба и такой... сильный, мужественный, непоколебимый и удивительно светлый Человек.
Признаки надвигающейся беды, круто и безжалостно изменившей жизнь Кустодиева, появились в 1909 году. Вдруг заболевала рука, и пальцы не могли удержать даже лёгкую кисточку для акварели...
- Руки, оставьте руки! Художник - без рук? Он жить не сможет!
***
А ведь вначале ничего не предвещало стремительной творческой карьеры... это был экспромт. Или судьба.
Родившийся в 1878 году в небогатой семье, Борис Михайлович Кустодиев готовился стать священником.
Он учился в духовном училище, потом в семинарии, но, в один прекрасный миг, так увлёкся искусством, что в 1896 году, спешно оставив семинарию, уехал в Петербург и поступил в Академию художеств.
Там он занимался в мастерской Ильи Репина и настолько преуспел, что руководитель пригласил его к себе
в помощники для работы над картиной «Заседание Государственного совета».
Илья Репин особенно выделял Кустодиева среди своих учеников и называл юношу «богатырём живописи». А всемирно известный Суриков напишет уже 1903 году: "О Кустодиев, Кустодиев, его имя страшно успокоительно действует на душу..."
В Кустодиеве обнаружился дар портретиста, и, ещё будучи студентом, он выполнил ряд первоклассных портретов...
И каких портретов!
По словам И. Грабаря, «кустодиевские портреты выделялись на фоне тусклых академических выставок; как произведения мастера, они были в центре внимания, автора приглашали на все выставки, он стал известностью».
Министерство искусств Италии заказало ему автопортрет, который был помещён в зале автопортретов художников разных эпох и стран в знаменитой флорентийской галерее Уффици.
Наряду с портретами на выставках появились жанровые картины Кустодиева. Одна из главных тем - шумные, людные ярмарки в родных ему приволжских городах.
Картины Кустодиева можно было читать как искрящиеся юмором повести! Ведь и дипломной работой в академии у него была не композиция на историческую или религиозную тему, как было принято, а «Базар в деревне», за которую он получил золотую медаль и право на пенсионерскую поездку за границу - Кустодиев выбрал Париж.
В Париже художник успел присмотреться к французской живописи и с толком использовать впечатления в прекрасной картине «Утро» (1904), но менее чем через полгода вернулся в Россию, соскучившись по родине.
Казалось, молодому художнику открыты все дороги к успеху...
Признаки надвигающейся беды, круто и безжалостно изменившей жизнь Кустодиева, появились в 1909 году. Вдруг заболевала рука, и пальцы не могли удержать даже лёгкую кисточку для акварели. Начались страшные головные боли. По нескольку дней приходилось лежать в затемнённой комнате, укутав голову платком. Любой звук усиливал страдания.
Питерские врачи нашли у него костный туберкулез и направили в горы Швейцарии. Закованный от шеи до талии в жёсткий целлулоидный корсет, оторванный от мольберта и красок, месяц за месяцем лежал он, дыша целебным горным воздухом Альп.
Эти долгие месяцы художник позже вспоминал «с тёплым чувством, с чувством восторга перед творческим порывом и горением духа». Ещё удивительнее то, что большую часть задуманных тем, сюжетов Кустодиев впоследствии «перевёл» на холст, в реальные картины.
А болезнь наступала... Она оказалась страшнее, чем предполагали: опухоль спинного мозга. Он перенёс ряд тяжелейших операций, длившихся по нескольку часов. Перед одной из них профессор сказал жене:
- Опухоль где-то ближе к груди. Нужно решать, что сохранить, руки или ноги?
- Руки, оставьте руки! Художник - без рук? Он жить не сможет!
И хирург сохранил подвижность рук. Только рук. До конца жизни.
Отныне его «жизненное пространство» сузилось до четырёх стен тесной мастерской, а весь мир, который он мог наблюдать, оказался ограничен оконной рамой.
Кустодиевские полотна этой поры сравнительно невелики по размерам, в среднем метр на метр. Но не потому, что туго было с холстом, красками. Просто граница картины должна была быть там, куда дотягивалась кисть прикованного к креслу художника.
Несмотря на это, последнее десятилетие его жизни оказалось необычайно продуктивным! Он трудился, страстно,
не останавливаясь, преодолевая боль и немощность...
Он написал две большие картины с изображением праздника в честь открытия II Конгресса Коммунистического Интернационала, исполнил множество графических и живописных портретов, делал эскизы праздничного оформления Петрограда, рисунки и обложки для книг и журналов разного содержания, изготовлял настенные картинки и календарные «стенки», оформил 11 театральных спектаклей.
Часто это были заказные, не очень интересные для него работы, но он все выполнял на серьёзном профессиональном уровне, а порой добивался и выдающихся результатов.
Литографские иллюстрации в сборнике «Шесть стихотворений Некрасова» (1922), рисунки к повестям Николая Лескова «Штопальщик» (1922) и «Леди Макбет Мценского уезда» (1923) стали гордостью отечественной книжной графики, а среди оформленных им спектаклей блистала «Блоха» Евгения Замятина, поставленная МХАТом 2-м
в 1925 году и тотчас же повторенная ленинградским Большим драматическим театром.
Кустодиев успевал уделять время и сокровенному, продолжая с ностальгической влюблённостью воссоздавать жизнь старой России во множестве картин, акварелей, рисунков.
Он варьировал на разные лады темы масленицы в картинах «Балаганы» (1917), «Масленица» (1919), «Зима. Масленичное гулянье» (1921) и даже в своём замечательном портрете Фёдора Шаляпина фоном сделал всё то же гулянье.
Фёдор Иванович Шаляпин задумал поставить на сцене Мариинского театра оперу А. Серова «Вражья сила». Ему очень хотелось, чтобы эскизы декораций и костюмов выполнил Кустодиев, и сам отправился на переговоры.
Увидел художника в тесной мастерской, одновременно служившей и спальней, в кресле-каталке, полулежавшего
под нависшим над ним мольбертом, и «жалостливая грусть» пронзила сердце великого певца... Но только в первые несколько минут.
Шаляпин вспоминал:
«Он поразил меня своей духовной бодростью. Блестяще горели его весёлые глаза - в них была радость жизни.
С удовольствием он согласился делать декорации и костюмы.
- А пока что попозируйте мне в этой шубе. Шуба у вас больно такая богатая. Приятно её написать...»
Портрет получился огромный - более двух метров в высоту! Для того чтобы Кустодиев мог работать над такой большой картиной, брат-инженер укрепил под потолком блок с грузом. Полотно с подрамником было подвешено и его можно было самому приближать, отдалять, передвигать вправо-влево. Он писал портрет участками, не видя целого.
Кустодиев говорил:
«Порой я сам плохо верю, что написал этот портрет, настолько работал наугад и на ощупь».
А расчёт на деле оказался изумительным. Картина, по единодушному мнению критиков, стала одним из лучших достижений русского портретного искусства. Величественный, барственный певец России широко вышагивает
по снежному насту в роскошной шубе. На картине нашлось место и для семьи Шаляпина, и даже для его любимой собачки. Портрет так понравился Шаляпину, что он взял и эскизы к нему.
Энергия и жизнелюбие Кустодиева были поразительны! Он, в своём инвалидном кресле, бывал на премьерах в театрах и даже совершал дальние поездки по стране.
Живописал тихую жизнь провинции в «Голубом домике», «Осени», «Троицыном дне» (все 1920). В картинах «Купчиха за чаем» (1918), «Купчиха с зеркалом» (1920), «Русская Венера» (1925-26) продолжил галерею женских типов, начатую в давней «Купчихе».
Выполнил серию из 20 акварелей «Русские типы» (1920) и воскресил с максимальной достоверностью собственное детство в ряде картин, а также в серии «Автобиографические рисунки» (1923) - подобной Пушкинским зарисовкам.
Интересна история создания одной из последних работ Кустодиева "Русская Венера".
Ну как поверить, что эта пышущая здоровьем, великолепно выписанная нагая молодая женщина, создавалась в то время, когда художник говорил: «Меня мучит по ночам один и тот же кошмар: чёрные кошки впиваются острыми когтями в спину и раздирают позвонки...»! А правая рука стала слабеть и усыхать...
Холста для «Венеры» не нашлось. И он писал её на обороте какой-то своей старой, считавшейся неудачной, картины. В создании полотна участвовала семья. Брат Михаил приспособил блоки и противовесы для полотна. Позировала, как и для многих других полотен, дочь. За неимением веника ей пришлось держать в руках линейку.
Сын взбивал в деревянной бадье пену, чтобы изображение даже этой второстепенной детали было близким
к реальности. Так рождалось это одно из самых жизнелюбивых полотен...
До последних дней жизни Кустодиев неутомимо работал. Он был занят эскизами декораций для театра марионеток к сказке «Кот, лиса и петух». 4 мая сдал 24 гравюры для выставки в Государственном Русском музее...
Но физические силы художника иссякали... ничтожная простуда повлекла за собою воспаление лёгких, с которым сердце уже не справилось. Кустодиеву не было и пятидесяти лет, когда его не стало...
А картины его остались. Они до сих пор согревают нас, вселяют жизненные силы и веру в добро, радость и душевное тепло, дарят праздник...
***
И сегодня у меня будет потрясающая, искрящаяся, кустодиевская зима...
"Не гляди же с тоской на дорогу,
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда затуши"
H.A. Некрасов
Жанна Таль