Петербургский образовательный форум
Инклюзивное образование сейчас активно внедряется в школы, и тема инклюзии, вполне естественно, обсуждалась на Петербургском образовательном форуме, тем более что РГПУ им. Герцена является разработчиком концепции нового ФГОС для детей с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья).
В частности, на эту тему говорили один из разработчиков инклюзивного образования
в России профессор, д.п.н. Кантор В.З. и доцент, к.п.н. Кудрина С.В. из РГПУ им. Герцена.
Как обычно, одной из основных причин внедрения инклюзии называлась необходимость адаптации детей с ОВЗ к обществу, правда,
с одной оговоркой -
она очень мешает элитному образованию.
Кантор утверждает, что инклюзия в России внедряется очень тяжело, уточнив при этом, что «топорное» решение инклюзивного вопроса дискредитирует саму идею. Под таким решением он подразумевает, что нельзя всех детей с ОВЗ обучать в обычной школе, их родители должны непредвзято выбирать между специализированной и обычной школой, между тем как последние часто, не без влияния СМИ, склоняются к обычной школе. Причём этот выбор основан на ложных ожиданиях, что школа обязательно предоставит качественную «услугу», критерием чего является поступление в вуз после 11-ого класса.
Ещё одним из аргументов в пользу необходимости отказа от поспешного, необдуманного внедрения инклюзии назывался зарубежный опыт,
в частности Чехии, которая теперь возвращается к спецшколам.
Кантор при этом сослался на свой личный опыт общения с чешскими коллегами, которые утверждали, что дети, испытавшие на себе инклюзию, психологически искалечены.
Рассматривая зарубежный опыт, надо учитывать, что в Европе начальная школа соответствует нашему дошкольному образованию, и на этом этапе обучения проблем нет. Также нужно учитывать, что в последнее время появилось большое число детей, у которых нарушения компенсируются (в разной степени, иногда очень успешно) в дошкольном возрасте при правильной коррекции в специальных детсадах. Проблемы, учебные и психологические, начинаются в основной школе, где дети с ОВЗ становятся неуспешными в академическом и психологическом плане.
Между тем в России идёт стремительное разрушение системы специализированных коррекционных школ, что подтверждают приведённые в следующем докладе Кудриной статистические данные:
из существовавших во времена СССР 2500 спецшкол сегодня осталось 1690. При этом система спецшкол просто физически не может охватить всех детей с ОВЗ, число которых, за относительно короткое время, выросло почти в 3 раза - с 3% до 8-9% от общего числа в 30 млн детей России.
При такой динамике абсолютно вынужденной мерой, а вовсе не соображениями философского или гуманистического характера является инклюзия, проявившаяся в том, что уже с 1 сентября 2016 года
60 тысяч детей с ОВЗ поступили в обычные школы.
В 2017 году в России уже 70% учебных заведений должны быть готовы для работы с детьми-инвалидами, или, если быть точным, детьми с ОВЗ, так как в современной бюрократической практике эти понятия
не эквивалентны, дети с нарушениями здоровья 1-ой степени (всего их 4) не всегда признаются инвалидами.
Возникает, в связи с этим, достаточно серьёзная проблема, заключающаяся в том, что медики оказались неспособны добросовестно оценить пригодность ребенка с ОВЗ к обучению в обычной школе, а это вредит учебному процессу - ведь дети с очень быстрой потерей приобретённых навыков не могут обучаться наравне со всеми.
По современным ФГОС, все дети, включая детей с ОВЗ, обучающихся в обычной школе, должны получать одинаковые знания, но тут есть одна особенность, а именно - это возможно, но за разное время.
Дети с ОВЗ не могут сидеть 45 минут; например, в спецшколах на каждый предмет отводится 5-7 минут, включая 2 физминутки (урок длится 40 минут). Поэтому инклюзия не должна применяться для детей
с серьёзными нарушениями здоровья (2,3,4 степени).
Кудрина подчеркнула, что инклюзия целесообразна только для общительных, хорошо адаптирующихся и уверенных в себе детей с ОВЗ - как правило, опорников (нарушения опорно-двигательного аппарата). Тем не менее, даже у таких детей возникают проблемы при переходе от начальной школы к средней, которые выливаются в компенсаторную реакцию - агрессию с их стороны к другим детям.
Кроме того, есть финансовая составляющая инклюзии, и неизвестно ещё, перекрывается ли она закрытием спецшкол, заключающаяся в том, что в обычной школе должен быть штат специальных работников - учителей-дефектологов, психологов, ассистентов.
Каждому ребёнку с ОВЗ требуется сопровождающий или, как теперь принято говорить, тьютор, работу которого тоже надо оплачивать, с чем возникают проблемы, состоящие в том, что платить приходится часто родителям. По большей части, такой возможности нет, поэтому тьюторы редко встречаются в школах.
В итоге при увеличении числа больных детей система спецшкол, которая для них предназначена, разрушается при одновременной, с помощью СМИ и соцсетей, активной «пропаганде» инклюзии без учёта медицинских и психологических особенностей детей с ОВЗ.
Включение таких детей, без учёта особенностей, в обычные классы, калечит всех - и детей и педагогов, причём это делается, в том числе, с помощью родителей, у которых формируются неадекватные ожидания.
Очевидно, что такое «топорное» решение исходной проблемы увеличения числа больных детей только создаёт дополнительную напряжённость в обществе вместо того, чтобы, как пафосно морализируют лукавые сторонники инклюзии, воспитывать сочувствие и толерантность.
Оригинал
В частности, на эту тему говорили один из разработчиков инклюзивного образования
в России профессор, д.п.н. Кантор В.З. и доцент, к.п.н. Кудрина С.В. из РГПУ им. Герцена.
Как обычно, одной из основных причин внедрения инклюзии называлась необходимость адаптации детей с ОВЗ к обществу, правда,
с одной оговоркой -
она очень мешает элитному образованию.
Кантор утверждает, что инклюзия в России внедряется очень тяжело, уточнив при этом, что «топорное» решение инклюзивного вопроса дискредитирует саму идею. Под таким решением он подразумевает, что нельзя всех детей с ОВЗ обучать в обычной школе, их родители должны непредвзято выбирать между специализированной и обычной школой, между тем как последние часто, не без влияния СМИ, склоняются к обычной школе. Причём этот выбор основан на ложных ожиданиях, что школа обязательно предоставит качественную «услугу», критерием чего является поступление в вуз после 11-ого класса.
Ещё одним из аргументов в пользу необходимости отказа от поспешного, необдуманного внедрения инклюзии назывался зарубежный опыт,
в частности Чехии, которая теперь возвращается к спецшколам.
Кантор при этом сослался на свой личный опыт общения с чешскими коллегами, которые утверждали, что дети, испытавшие на себе инклюзию, психологически искалечены.
Рассматривая зарубежный опыт, надо учитывать, что в Европе начальная школа соответствует нашему дошкольному образованию, и на этом этапе обучения проблем нет. Также нужно учитывать, что в последнее время появилось большое число детей, у которых нарушения компенсируются (в разной степени, иногда очень успешно) в дошкольном возрасте при правильной коррекции в специальных детсадах. Проблемы, учебные и психологические, начинаются в основной школе, где дети с ОВЗ становятся неуспешными в академическом и психологическом плане.
Между тем в России идёт стремительное разрушение системы специализированных коррекционных школ, что подтверждают приведённые в следующем докладе Кудриной статистические данные:
из существовавших во времена СССР 2500 спецшкол сегодня осталось 1690. При этом система спецшкол просто физически не может охватить всех детей с ОВЗ, число которых, за относительно короткое время, выросло почти в 3 раза - с 3% до 8-9% от общего числа в 30 млн детей России.
При такой динамике абсолютно вынужденной мерой, а вовсе не соображениями философского или гуманистического характера является инклюзия, проявившаяся в том, что уже с 1 сентября 2016 года
60 тысяч детей с ОВЗ поступили в обычные школы.
В 2017 году в России уже 70% учебных заведений должны быть готовы для работы с детьми-инвалидами, или, если быть точным, детьми с ОВЗ, так как в современной бюрократической практике эти понятия
не эквивалентны, дети с нарушениями здоровья 1-ой степени (всего их 4) не всегда признаются инвалидами.
Возникает, в связи с этим, достаточно серьёзная проблема, заключающаяся в том, что медики оказались неспособны добросовестно оценить пригодность ребенка с ОВЗ к обучению в обычной школе, а это вредит учебному процессу - ведь дети с очень быстрой потерей приобретённых навыков не могут обучаться наравне со всеми.
По современным ФГОС, все дети, включая детей с ОВЗ, обучающихся в обычной школе, должны получать одинаковые знания, но тут есть одна особенность, а именно - это возможно, но за разное время.
Дети с ОВЗ не могут сидеть 45 минут; например, в спецшколах на каждый предмет отводится 5-7 минут, включая 2 физминутки (урок длится 40 минут). Поэтому инклюзия не должна применяться для детей
с серьёзными нарушениями здоровья (2,3,4 степени).
Кудрина подчеркнула, что инклюзия целесообразна только для общительных, хорошо адаптирующихся и уверенных в себе детей с ОВЗ - как правило, опорников (нарушения опорно-двигательного аппарата). Тем не менее, даже у таких детей возникают проблемы при переходе от начальной школы к средней, которые выливаются в компенсаторную реакцию - агрессию с их стороны к другим детям.
Кроме того, есть финансовая составляющая инклюзии, и неизвестно ещё, перекрывается ли она закрытием спецшкол, заключающаяся в том, что в обычной школе должен быть штат специальных работников - учителей-дефектологов, психологов, ассистентов.
Каждому ребёнку с ОВЗ требуется сопровождающий или, как теперь принято говорить, тьютор, работу которого тоже надо оплачивать, с чем возникают проблемы, состоящие в том, что платить приходится часто родителям. По большей части, такой возможности нет, поэтому тьюторы редко встречаются в школах.
В итоге при увеличении числа больных детей система спецшкол, которая для них предназначена, разрушается при одновременной, с помощью СМИ и соцсетей, активной «пропаганде» инклюзии без учёта медицинских и психологических особенностей детей с ОВЗ.
Включение таких детей, без учёта особенностей, в обычные классы, калечит всех - и детей и педагогов, причём это делается, в том числе, с помощью родителей, у которых формируются неадекватные ожидания.
Очевидно, что такое «топорное» решение исходной проблемы увеличения числа больных детей только создаёт дополнительную напряжённость в обществе вместо того, чтобы, как пафосно морализируют лукавые сторонники инклюзии, воспитывать сочувствие и толерантность.
Оригинал