Типа - вместо подведения итогов - 3
Ингвальд, прости, но снова невеселое. Я уж все это в этом году оставлю. Чтобы в следующем поменьше подобного было. Вдруг.. тем, более, немного осталось :)
Итак..
"Прости"
Девочка сидит в траве и плачет…
Кругом, куда ни брось взгляд, расстилается безбрежное зеленое море колышущейся под ветром травы, испещренной яркими пятнами цветов. Мягкие волны, словно прибой, разбиваются о темнеющую невдалеке плотную стену деревьев.
Над всем этим великолепием кружат разноцветные бабочки, словно в танце перепархивающие с цветка на цветок. С надрывным гудением пролетают шмели и пчелы, спешащие собрать дневной урожай нектара и пыльцы, а где-то над головой заливается жаворонок…
Лес мягко шумит, и звучащие в нем голоса птиц долетают даже сюда… перезвон кузнечиков в траве… аромат прогретых солнцем трав… пронзительно-голубое небо с белоснежными барашками облаков… горячее летнее солнце…
Но девочка этого не замечает…
Даже бабочки, иногда присаживающиеся то на яркий бант в растрепавшихся соломенных волосах, то на яркие цветы, украшающие пестрый сарафан, не привлекают ее внимания.
Девочка плачет…
Размазывая кулачками по чумазому личику катящиеся слезы, она всхлипывает, не замечая окружающего ее летнего чуда…
…
- Ээээ… да ты, никак, заблудилась, милая?
Девочка вздрагивает и испуганно смотрит вверх, на склоняющуюся к ней высокую тень.
- Что же ты так? - Высокий старик с длинной белоснежной бородой с грустной улыбкой наклоняется к ней. Он одет, как те странники из сказки, которую недавно читала мама - длинная белая рубаха, подпоясанная простой веревкой и смешные плетеные лапти. А в руке длинная палка, на которую старик опирается.
- Заблудилась? - Повторяет он и протягивает руку. - Ну-ка, подымайся, милая… пойдем мамку твою искать…
Голос у старика мягкий и успокаивающий, и девочка послушно протягивает ему мокрую от слез ладошку.
- Пойдем… мамка-то твоя, небось, уже совсем извелась-изволновалась, тебя разыскивая…
Старик размеренно шагает, раздвигая высокую траву, которая не спешит смыкаться за ним, позволяя поспевающей за ним девочке идти, не путаясь и не падая.
…
На краю поляны почти у самого леса старик неожиданно останавливается и пропускает ее вперед.
- Ну… дальше ты сама, милая… теперь найдешь дорогу-то…
Он чуть печально улыбается, а девочка видит стоящую на коленях в траве знакомую фигуру…
- Мама!
Женщина вскидывает голову:
- Доча!
По ее щекам катятся слезы и она, уже не находя в себе сил на то, чтобы подняться, лишь завороженно смотрит, как девочка бежит сквозь словно расступающуюся перед ней траву…
- Мамочка!
Девочка повисает у матери на шее, а та, крепко прижимая ее к себе, лихорадочно шепчет:
- Спасибо тебе, Господи…
Дочка оборачивается туда, где остался стоять странный старик, который помог ей отыскать дорогу, но там уже никого нет… только сомкнувшаяся трава, испещренная яркими пятнами цветов, мягко колышется под ветром, да все также беспечно порхают бабочки.
Девочка снова поворачивается к матери и заглядывает в ее светящиеся любовью глаза.
Яркое летнее солнце ласково касается их щек легким поцелуем…
…
Вдруг лицо матери словно каменеет, а в глазах вспыхивает ужас. Одновременно с этим резкий порыв ветра неожиданно бросает в лицо девочки пригоршню мокрого колючего снега.
Она на мгновение зажмуривается и снова открывает глаза…
…
Перед ней расстилается по-весеннему хмурый город…
Однообразные серые здания типовых многоэтажек… черные крыши в пятнах нерастаявшего снега… покосившиеся антенны…
А прямо под ногами жадной беззубой пастью распахнулась улица… узкий провал между домами, завершающийся глубоко на дне грязным асфальтом…
Внизу, среди остановившихся машин, толпятся люди, глядя вверх, туда, где на крыше застыла одинокая тонкая фигурка…
…
"Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу! Ненавижу!
Это ее голос… ее собственный истеричный крик, брошенный в усталое и какое-то обреченное лицо матери…
Осознание этого словно пощечина, отрезвляет девушку.
"Господи! Что же я делаю? Что я делаю?! Мама! Прости меня!"
Девушка резко поворачивается и в этот момент нога неожиданно соскальзывает с предательски-ровной поверхности…
"Дочаааа!"
…
Тускло-серое мартовское небо неожиданно наливается яркой голубизной, а низкие сизые тучи превращаются в белые барашки облаков.
Девочка бежит сквозь словно расступающуюся перед ней траву, туда, где ждет ее мама, а яркое летнее солнце ласково касается ее щек легким поцелуем…
…
"Прости меня, мама… пожалуйста… я ведь так и не сказала, что люблю тебя…"
-----
и, пожалуй, сюда же.. стихо.. вроде как тоже в тему.. и тоже б\н..
ПрОклятое небо над Москвою
Бьется снегом в стылое окно.
Пусто как вокруг. А надо мною
Разметалось - в темноте одно -
Дерево с прозрачными ветвями,
Голыми, как древняя печаль.
Одиноко мне в Москве ночами.
Впрочем... утекающей не жаль
Жизни, что журчит рекою стылой
По камням безлико-серых дней.
Раньше я была кому-то милой.
А теперь? Стою в кругу огней,
Словно кандидат для эшафота.
За ошибки - те, что не простить.
Что все мои мысли для кого-то?
Разорву потрепанную нить
Странной и совсем бездарной жизни -
Вряд ли кто-то будет вспоминать.
Разве только - на прощальной тризне
Зарыдает брошенная мать.
Может, ты поймешь, моя родная?
Видно, нам расстаться суждено.
Буду ветром приходить, стеная,
Снегом биться в стылое окно.
А потом, под солнцем - тихо таять,
Исходя слезами за грехи.
Душу свою проклятую маять,
И шептать тоскливые стихи,
Где все строчки - словно оправданье
За такой бессмысленный уход.
Только - не простят. А наказанье?
Что же. Он когда-нибудь придет -
Тот, кого за нами присылают,
Если мы от Бога далеки.
Нас - таких - в церквах не отпевают.
Жаль, не сберегла те огоньки,
Что, в глазах заплаканных угасли,
Матери, которая... поймет?
Интересно - ты меня бы спас ли,
Если бы мог видеть наперед?
Впрочем - поздно. Оба это знаем.
Под ногами жизнь, как снег хрустит
Шаг. Еще. И только там - за краем:
"Мамочка! Пожалуйста... прости!"
Итак..
"Прости"
Девочка сидит в траве и плачет…
Кругом, куда ни брось взгляд, расстилается безбрежное зеленое море колышущейся под ветром травы, испещренной яркими пятнами цветов. Мягкие волны, словно прибой, разбиваются о темнеющую невдалеке плотную стену деревьев.
Над всем этим великолепием кружат разноцветные бабочки, словно в танце перепархивающие с цветка на цветок. С надрывным гудением пролетают шмели и пчелы, спешащие собрать дневной урожай нектара и пыльцы, а где-то над головой заливается жаворонок…
Лес мягко шумит, и звучащие в нем голоса птиц долетают даже сюда… перезвон кузнечиков в траве… аромат прогретых солнцем трав… пронзительно-голубое небо с белоснежными барашками облаков… горячее летнее солнце…
Но девочка этого не замечает…
Даже бабочки, иногда присаживающиеся то на яркий бант в растрепавшихся соломенных волосах, то на яркие цветы, украшающие пестрый сарафан, не привлекают ее внимания.
Девочка плачет…
Размазывая кулачками по чумазому личику катящиеся слезы, она всхлипывает, не замечая окружающего ее летнего чуда…
…
- Ээээ… да ты, никак, заблудилась, милая?
Девочка вздрагивает и испуганно смотрит вверх, на склоняющуюся к ней высокую тень.
- Что же ты так? - Высокий старик с длинной белоснежной бородой с грустной улыбкой наклоняется к ней. Он одет, как те странники из сказки, которую недавно читала мама - длинная белая рубаха, подпоясанная простой веревкой и смешные плетеные лапти. А в руке длинная палка, на которую старик опирается.
- Заблудилась? - Повторяет он и протягивает руку. - Ну-ка, подымайся, милая… пойдем мамку твою искать…
Голос у старика мягкий и успокаивающий, и девочка послушно протягивает ему мокрую от слез ладошку.
- Пойдем… мамка-то твоя, небось, уже совсем извелась-изволновалась, тебя разыскивая…
Старик размеренно шагает, раздвигая высокую траву, которая не спешит смыкаться за ним, позволяя поспевающей за ним девочке идти, не путаясь и не падая.
…
На краю поляны почти у самого леса старик неожиданно останавливается и пропускает ее вперед.
- Ну… дальше ты сама, милая… теперь найдешь дорогу-то…
Он чуть печально улыбается, а девочка видит стоящую на коленях в траве знакомую фигуру…
- Мама!
Женщина вскидывает голову:
- Доча!
По ее щекам катятся слезы и она, уже не находя в себе сил на то, чтобы подняться, лишь завороженно смотрит, как девочка бежит сквозь словно расступающуюся перед ней траву…
- Мамочка!
Девочка повисает у матери на шее, а та, крепко прижимая ее к себе, лихорадочно шепчет:
- Спасибо тебе, Господи…
Дочка оборачивается туда, где остался стоять странный старик, который помог ей отыскать дорогу, но там уже никого нет… только сомкнувшаяся трава, испещренная яркими пятнами цветов, мягко колышется под ветром, да все также беспечно порхают бабочки.
Девочка снова поворачивается к матери и заглядывает в ее светящиеся любовью глаза.
Яркое летнее солнце ласково касается их щек легким поцелуем…
…
Вдруг лицо матери словно каменеет, а в глазах вспыхивает ужас. Одновременно с этим резкий порыв ветра неожиданно бросает в лицо девочки пригоршню мокрого колючего снега.
Она на мгновение зажмуривается и снова открывает глаза…
…
Перед ней расстилается по-весеннему хмурый город…
Однообразные серые здания типовых многоэтажек… черные крыши в пятнах нерастаявшего снега… покосившиеся антенны…
А прямо под ногами жадной беззубой пастью распахнулась улица… узкий провал между домами, завершающийся глубоко на дне грязным асфальтом…
Внизу, среди остановившихся машин, толпятся люди, глядя вверх, туда, где на крыше застыла одинокая тонкая фигурка…
…
"Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу! Ненавижу!
Это ее голос… ее собственный истеричный крик, брошенный в усталое и какое-то обреченное лицо матери…
Осознание этого словно пощечина, отрезвляет девушку.
"Господи! Что же я делаю? Что я делаю?! Мама! Прости меня!"
Девушка резко поворачивается и в этот момент нога неожиданно соскальзывает с предательски-ровной поверхности…
"Дочаааа!"
…
Тускло-серое мартовское небо неожиданно наливается яркой голубизной, а низкие сизые тучи превращаются в белые барашки облаков.
Девочка бежит сквозь словно расступающуюся перед ней траву, туда, где ждет ее мама, а яркое летнее солнце ласково касается ее щек легким поцелуем…
…
"Прости меня, мама… пожалуйста… я ведь так и не сказала, что люблю тебя…"
-----
и, пожалуй, сюда же.. стихо.. вроде как тоже в тему.. и тоже б\н..
ПрОклятое небо над Москвою
Бьется снегом в стылое окно.
Пусто как вокруг. А надо мною
Разметалось - в темноте одно -
Дерево с прозрачными ветвями,
Голыми, как древняя печаль.
Одиноко мне в Москве ночами.
Впрочем... утекающей не жаль
Жизни, что журчит рекою стылой
По камням безлико-серых дней.
Раньше я была кому-то милой.
А теперь? Стою в кругу огней,
Словно кандидат для эшафота.
За ошибки - те, что не простить.
Что все мои мысли для кого-то?
Разорву потрепанную нить
Странной и совсем бездарной жизни -
Вряд ли кто-то будет вспоминать.
Разве только - на прощальной тризне
Зарыдает брошенная мать.
Может, ты поймешь, моя родная?
Видно, нам расстаться суждено.
Буду ветром приходить, стеная,
Снегом биться в стылое окно.
А потом, под солнцем - тихо таять,
Исходя слезами за грехи.
Душу свою проклятую маять,
И шептать тоскливые стихи,
Где все строчки - словно оправданье
За такой бессмысленный уход.
Только - не простят. А наказанье?
Что же. Он когда-нибудь придет -
Тот, кого за нами присылают,
Если мы от Бога далеки.
Нас - таких - в церквах не отпевают.
Жаль, не сберегла те огоньки,
Что, в глазах заплаканных угасли,
Матери, которая... поймет?
Интересно - ты меня бы спас ли,
Если бы мог видеть наперед?
Впрочем - поздно. Оба это знаем.
Под ногами жизнь, как снег хрустит
Шаг. Еще. И только там - за краем:
"Мамочка! Пожалуйста... прости!"