О чем шекспирит Кончаловский
Престарелый Кончаловский не выглядит стариком ни в жизни, ни на экране. Особенно на экране чувствуется твердая рука мастера, создавшего кинематографический шедевр в свои 77 лет. Его деревня в "Белых ночах..." живет своей естественной жизнью с несколькими доживающими свой нерадостный век обитателями, и Кончаловский ухитряется так скрыть свое присутствие и режиссеру, что на этот раз инструмент художника, препарирующего реальность, кажется совершенно не вторгается в нее и ни капли не нарушает ее органику.
Но в чем же, однако, на этот раз высказывание Мастера? Я согласен с Быковым, которого восхищает мастерство, с которым обращается режиссер с действительностью, легко превращая жителей в персонажей, а актрису - в одну из жительниц тех заповедных мест. Но совершенно не согласен с тем, что Быков видит в фильме безудержное восхищение и восхваление жизни, которой живут эти несчастные заброшенные обитатели. По Быкову - "вот он, Ханаан, пришла пора остановиться". Говоря словами Шандора Петефи, это идеал, здесь спасенный от цивилизации кусочек Вселенной. Так, мол, надо жить, ребята! - будто говорит (по Быкову) наш Шекспир.
Но о чем же на самом деле это "великое" (опять же по Быкову) произведение?
Почему я прочитал его как реквием по умирающему этносу? Да потому что в фильме-жизни Кончаловского нет ни одного радостного вздоха, не то чтобы слова. Разве что счастливое, вдохновенное лицо возлюбленной почтальона, рванувшей в город в тот же миг, как нашла там работу. В каждом кадре здесь умирающая, исходящая из застывшей, молчаливой природы жизнь. Она и в чаще леса, где прячется языческий персонаж Кикимора, и в застывшем остекленелом взгляде мифического кота, и в повторяющемся кадре,где мы смотрим сверху на неподвижные ноги встающего с постели Тряпицина, в краже мотора, наконец, до которого уже нет дела никому. Да и в других изумительных деталях, которых много, чтобы не сомневаться в высказывании Мастера.
Да и вся предыдущая публицистика Кончаловского, до кончиков ногтей западника, говорит одно и то же на протяжении многих лет: не дорос русский народ до демократии и западной цивилизации, не дорос. При этом, кто видел, его лицо не то страдальчески, не то презрительно морщится, когда она перечисляет миазмы убогости и отсталости российского бытия.
А что же в "Белых ночах" нового? Где увидел Быков любование - в красотах дикой заброшенной ради Плисецка природе? Может быть в возвращении главного героя обратно из города, где она провел ночь у сестры, под грохот проходящих мимо поездов? Может быть Быков в восторге перед общинностью и органикой быта как-то выживающих в центре России кучки обитателей этой глуши? У меня нет никакого восторга и любования, у меня все время щемит сердце. Мне жаль этих людей, потому что я люблю их, я вижу загубленные, нерастраченные их силы.
Так в чем же послание Мастера? Не троньте их, пусть умирают себе с миром? Скорее такое оно, его послание, но уж никак не призыв жить так, и будь проклят этот город и его чиновничество.
В чем грешит неутомимый и одаренный художник Кончаловский, так это в том, что не видит выхода. Нет, невозможна никакая модернизация, нет будущего у этого этноса. Почему Быков видит в показанном идеал, я решительно не понимаю.
Но в чем же, однако, на этот раз высказывание Мастера? Я согласен с Быковым, которого восхищает мастерство, с которым обращается режиссер с действительностью, легко превращая жителей в персонажей, а актрису - в одну из жительниц тех заповедных мест. Но совершенно не согласен с тем, что Быков видит в фильме безудержное восхищение и восхваление жизни, которой живут эти несчастные заброшенные обитатели. По Быкову - "вот он, Ханаан, пришла пора остановиться". Говоря словами Шандора Петефи, это идеал, здесь спасенный от цивилизации кусочек Вселенной. Так, мол, надо жить, ребята! - будто говорит (по Быкову) наш Шекспир.
Но о чем же на самом деле это "великое" (опять же по Быкову) произведение?
Почему я прочитал его как реквием по умирающему этносу? Да потому что в фильме-жизни Кончаловского нет ни одного радостного вздоха, не то чтобы слова. Разве что счастливое, вдохновенное лицо возлюбленной почтальона, рванувшей в город в тот же миг, как нашла там работу. В каждом кадре здесь умирающая, исходящая из застывшей, молчаливой природы жизнь. Она и в чаще леса, где прячется языческий персонаж Кикимора, и в застывшем остекленелом взгляде мифического кота, и в повторяющемся кадре,где мы смотрим сверху на неподвижные ноги встающего с постели Тряпицина, в краже мотора, наконец, до которого уже нет дела никому. Да и в других изумительных деталях, которых много, чтобы не сомневаться в высказывании Мастера.
Да и вся предыдущая публицистика Кончаловского, до кончиков ногтей западника, говорит одно и то же на протяжении многих лет: не дорос русский народ до демократии и западной цивилизации, не дорос. При этом, кто видел, его лицо не то страдальчески, не то презрительно морщится, когда она перечисляет миазмы убогости и отсталости российского бытия.
А что же в "Белых ночах" нового? Где увидел Быков любование - в красотах дикой заброшенной ради Плисецка природе? Может быть в возвращении главного героя обратно из города, где она провел ночь у сестры, под грохот проходящих мимо поездов? Может быть Быков в восторге перед общинностью и органикой быта как-то выживающих в центре России кучки обитателей этой глуши? У меня нет никакого восторга и любования, у меня все время щемит сердце. Мне жаль этих людей, потому что я люблю их, я вижу загубленные, нерастраченные их силы.
Так в чем же послание Мастера? Не троньте их, пусть умирают себе с миром? Скорее такое оно, его послание, но уж никак не призыв жить так, и будь проклят этот город и его чиновничество.
В чем грешит неутомимый и одаренный художник Кончаловский, так это в том, что не видит выхода. Нет, невозможна никакая модернизация, нет будущего у этого этноса. Почему Быков видит в показанном идеал, я решительно не понимаю.