парадокс Бахтина:
зафиксирую коротко: именно там, где Бахтин, казалось бы, наиболее далек от "риторических сюжетов", он наиболее вовлечен в риторическую систему мира.
Именно его теория карнавала - наиболее вписывает его в риторический космос. Жест отрицания - наиболее утвердительное в этом смысле, ибо предполагает модель мира, в которой разнесены высокое и низкое.
Это совсем не романный универсум, не мир "литературы" после романтиков.
Здесь интересен Бахтин как двойной агент на границе между литераруеой и рес литераре.
Необходимо реконструировать зону неразличимости, в которой выстраивается коммерция между миром литературы и миром рес литераре. Это бы дало новый взгляс на все лингвистические экзерсисы круга Бахтина.
"Марксизм" Волошинова и Медведева в этом контексте - чрезвычайно важен, ибо как раз марксизм, особенно становящийся советский -удивительный гиобридный дискурс неразличимости для антропологического размещения нового безразличия.
Вся эта ртерапия а ля рыклин - все это фигня. Идет рефлексивная работа над преодолением романтизма, морфологически схожая со Шмиттом и КР. рефлексивная в самом прямом смысле - конструирование "субъекта" для населения нового мира неразличимости
То, что неразличимость эта - на границе мира романтиков и рес литераре - самое важное.
Отсюда - отсылка к Когену, к марбургскому неокантианству, состоянию пограничному между постромантическим и доромнатическим мирами, вписанному в удивительный мир еврейского просвещения и еврейской семиологии (последний труд Когена в этой связи - капитален. Инетересно, знал ли его Бахтин?)
Инетерсно сопоставить путьмот Когена к Розенцвейгу и путь от Когена к кругу Бахтина.
Бахтин как политический антрополог неразличимости. Его концепция двуголосого слова в этой связи через разнесение говоримого и сказанного и т.п.
"романтизм" скрывает куда более сложную проблему гибридного мира. Не вообще романтизм, но романтизм йенский, первый романтизм. У Шмитта в ПР все смешано, кстати, там тоже надо выкапывать структуры.
Для самого Ш зона неразличимости двусмысленна. Как двусмысленнен его суверен. Это и романтический герой, а антиромантический макиавелистский "реальный принсципс", инквизитор.
Очень не случайно, что Беньямин здесь нашел свое. Этот паралельный курс не дело случая. Беньямин ищет структуру той же самой зоны между литературой и рес литераре, миром героя риторического и романтического(во фр смысле)
Арендовский Эйхман - отголосок этих размышлений 20х годов.
Вобщем, по бахтину можно многое реконструировать. Его еще и не начали читать. Надо начинать строить через амфибологию, которой устроена структура мысли в Рабле.