(no subject)
ВЕНСКИЙ РЕКВИЕМ, 1943
«Штыками Вену не взять… только музыкой.»
Бальдур фон Ширах, гауляйтер Вены
Прославленный венский оркестр собрал инструменты.
Концерта не будет - ведь нет десяти музыкантов.
И некому слушать… исчезли цветы, комплименты…
И черные свастики молча глядят с транспарантов,
Листовок, воззваний, газетных страниц бледноликих…
И желтые звезды на стенах домов опустевших.
И все инструменты безгласны в толпе безъязыких,
Гонимых к вокзалу, уже растерявших надежды.
А герр гауляйтер пьет шнапс и тоскует по миру.
Дожить бы до вечера - вечером Моцарт, Вивальди…
А в концелярии кто-то стучит, под копирку
Множа еврейские смерти. Allegro vivace!..
Спит герр гауляйтер с Вивальди в башке белокурой.
Спит мальчик курчавый на жестком завшивленном ложе.
С душою живой под арийскою белою шкурой.
С душою живой под еврейскою смуглою кожей.
О мальчик курчавый, где скрипка твоя, где отец твой?
Зачем так случилось, что псы и «колючка» окрест,
Зачем, Авраам, ты лишился короткого детства…
Зачем так случилось, что реквием тянет оркестр…
А сладко ли спится, ариец ты мой белокурый?
Зачем тебе снится и снится вот этот ребенок?
И как под шинелькою черной, рубашечкой бурой
Дорос до подонка отличник, крепыш, рыцаренок?..
Ты никогда не узнаешь, как мальчика звали.
В концлагерях вообще не особо хранят скрижали.
Двести евреев трясутся в душном вагоне…
Только бы не споткнуться здесь, на перроне -
Тут же пристрелят. Иди, Авраам, иди же.
Бальдур, проснись. Ты же можешь - спаси, ты сможешь.
Скрипка летит на рельсы, пискнув, как чижик.
Герр гауляйтер проснулся от странной дрожи.
Спи, Авраам, на своем ледяном погосте.
Только не плачь и в осенней земле не мерзни.
Спи… заживо, Бальдур, в мешке из тоски и цемента…
Diminuendo, оркестр. Diminuendo.
Мелф
«Штыками Вену не взять… только музыкой.»
Бальдур фон Ширах, гауляйтер Вены
Прославленный венский оркестр собрал инструменты.
Концерта не будет - ведь нет десяти музыкантов.
И некому слушать… исчезли цветы, комплименты…
И черные свастики молча глядят с транспарантов,
Листовок, воззваний, газетных страниц бледноликих…
И желтые звезды на стенах домов опустевших.
И все инструменты безгласны в толпе безъязыких,
Гонимых к вокзалу, уже растерявших надежды.
А герр гауляйтер пьет шнапс и тоскует по миру.
Дожить бы до вечера - вечером Моцарт, Вивальди…
А в концелярии кто-то стучит, под копирку
Множа еврейские смерти. Allegro vivace!..
Спит герр гауляйтер с Вивальди в башке белокурой.
Спит мальчик курчавый на жестком завшивленном ложе.
С душою живой под арийскою белою шкурой.
С душою живой под еврейскою смуглою кожей.
О мальчик курчавый, где скрипка твоя, где отец твой?
Зачем так случилось, что псы и «колючка» окрест,
Зачем, Авраам, ты лишился короткого детства…
Зачем так случилось, что реквием тянет оркестр…
А сладко ли спится, ариец ты мой белокурый?
Зачем тебе снится и снится вот этот ребенок?
И как под шинелькою черной, рубашечкой бурой
Дорос до подонка отличник, крепыш, рыцаренок?..
Ты никогда не узнаешь, как мальчика звали.
В концлагерях вообще не особо хранят скрижали.
Двести евреев трясутся в душном вагоне…
Только бы не споткнуться здесь, на перроне -
Тут же пристрелят. Иди, Авраам, иди же.
Бальдур, проснись. Ты же можешь - спаси, ты сможешь.
Скрипка летит на рельсы, пискнув, как чижик.
Герр гауляйтер проснулся от странной дрожи.
Спи, Авраам, на своем ледяном погосте.
Только не плачь и в осенней земле не мерзни.
Спи… заживо, Бальдур, в мешке из тоски и цемента…
Diminuendo, оркестр. Diminuendo.
Мелф