Триумф воли над временем бесчувствия. Соня Червена
9 сентября 1925 года в семье пражского юриста Иржи Червены и его жены Жофии Веселиковой родилась девочка, получившая имя Соня. Детство ее было безоблачно счастливым, малышка купалась в безусловной родительской любви, рано начала заниматься фигурным катанием и верховой ездой. Никто не догадывался тогда, что отец Сони войдет в историю чешской культуры совсем не как выдающийся правовед, но как основатель популярнейшего кабаре «Червена седма», которым он управлял более 20 лет, а дочь, чья жизнь могла бы стать сюжетом не одного многотомного романа, намного превзойдет его славой, сделав родовую фамилию известной на всех континентах. В гостях у Червены регулярно бывали ведущие деятели искусства того времени, постоянно велись разговоры о театре и музыке, что не могло не повлиять на подростка. Юная Соня стала изучать актерское мастерство и брать уроки вокала.
Но затем в ее жизнь, как и в жизнь всего мира, вмешалась Вторая мировая война. После захвата фашистами Праги квартира Иржи Червены была конфискована, а он сам вместе с женой отправлен в концлагерь. До освобождения Соня пряталась у родственников и друзей.
Девушка была ослепительно хороша, умна, обаятельна, немного педантична (как все Девы по гороскопу) и невероятно трудолюбива. Первыми на нее обратили внимание кинематографисты, и с 1947 года она начала активно сниматься в кино, а годом позже вышла на подмостки авангардного «Освобожденного театра», оказавшись на одной сцене вместе с легендарными актерами Иржи Восковцем и Яном Верихом. Однако с самого зарождения своей артистической карьеры Соня страстно мечтала об опере. Ее заветное желание сбылось 7 июня 1950 года, когда она впервые выступила в пльзенском театре в роли, которая впоследствии стала ролью ее жизни, воплотив Кармен в одноименной опере Бизе. Яркая красота девушки, как магнитом, притягивала многочисленных поклонников, а мягкость тембра обволакивающего бархатом меццо-сопрано - жаждущих ангажировать ее в свои постановки режиссеров.
Однако многообещающая карьера была прервана коммунистическим переворотом в феврале 1948 года, когда семья Сони была объявлена врагами нового режима. Тогда она уже 3 года была замужем. Ее муж Франтишек Слабый, владелец шоколадной фабрики, предупрежденный друзьями о неминуемом аресте, был вынужден бежать из страны и умолял последовать за ним. Соня отказалась, потому что была безвозвратно «влюблена в театр», не мыслила своей жизни без сцены, да и не могла оставить выживших в фашистском концлагере родителей. Больше она никогда не видела мужа и так и не узнала, остался ли он жив при переходе границы или был убит и похоронен где-то в безымянной могиле. Несколько лет спустя она оформила развод как с пропавшим без вести.
Не прошло и года, как последовал новый удар: мать Сони была арестована чешской службой госбезопасности и умерла при невыясненных обстоятельствах в тюрьме пражского Панкраца после допроса в полиции. Долгие часы ушли на то, чтобы хоть что-то разузнать о ее судьбе, а потом, договорившись с патологоанатомом, хрупкая 23-летняя девушка вместе с одним из друзей смогла ночью вывезти тело и тайно похоронить в фамильном склепе.
Несмотря на успех, сопутствовавший Соне в любых ролях, ей перестали давать выступать в Праге. Кураторы культуры от Коммунистической партии Чехии запретили брать артистку в Национальный театр, а чешская служба безопасности все настойчивее пыталась принудить ее к сотрудничеству, и сразу после успешного оперного дебюта в 1951 году ей пришлось покинуть столицу и принять предложение театра в Брно, где ей в основном доставались роли второго плана. Через 7 лет каким-то чудом Соню выпустили на стажировку в Берлинскую государственную оперу, и предложения новых партий стали сыпаться, как из рога изобилия: Кончаковна в «Князе Игоре», Ольга в «Евгении Онегине», Керубино в «Свадьбе Фигаро», Далинда в «Ариоданте». Вальтер Фельзенштейн звал ее к себе, в Комическую оперу, а Виланд Вагнер - в Байрейт. Однако в 1962 году певице было передано недвусмысленное распоряжение властей о немедленном возвращении домой. И Соня поняла, что, если она хочет и дальше заниматься любимой профессией, то не остается иного выхода, кроме как эмигрировать. Ей удалось уйти в Западный Берлин через последний открытый проход в недавно построенной Берлинской стене. Она пересекала границу, держа в одной руке дамскую сумочку с документами, а в другой любимую собачку. Шаг за железный занавес позволил роскошному голосу, набрав силу и высоту, полететь над всем миром и предопределил не имеющую аналогов актерскую судьбу.
Теперь к ногам Сони штабелями ложились кавалеры, роли, театры. Она принимала восхищение сильной половины человечества, позволяла мужчинам какое-то время разделять с ней жизнь, но замуж больше не выходила, предпочитая независимость и одиночество. Первым и главным для нее всегда оставался театр. «И никакой семейной жизни. Наверное, ужасно это говорить, но я ни разу об этом не пожалела».
Потеряв за долгие годы многое и многих, артистка никогда не держалась за места и не привязывалась к вещам. «Я не из домашних людей. Мне не обязательно иметь вязаные покрывала и сервиз Rosenthal на 12 персон. Сейчас у меня квартира в Праге, потому что так сложилось, но я бы предпочла жить в классном отеле. Это меня вполне бы устроило. Наверное, это была бы идеальная жизнь. Каждый день свежезаправленная постель, горы чистых полотенец и ресторан внизу. Готовить я не умею». Но почему-то она питала слабость к водной стихии. «Любой город, в котором есть река, - «мой» город. Или если там море... Поэтому я всегда - если была возможность - находила квартиру с видом на воду».
Соня выступала на лучших оперных сценах мира - во Франкфурте, Вене, Милане, Париже, Лос-Анджелесе и Чикаго. Знаменитейшие дирижеры, такие как Герберт фон Караян, Пьер Булез и Чарльз Маккеррас наперебой звали ее участвовать в своих постановках. Она дружила с Марией Каллас и Лучано Паваротти, была желанной гостьей всех крупных международных фестивалей - в Байрейте, Зальцбурге, Глайндборне и Эдинбурге.
Ее творческая карьера насчитывает более ста оперных ролей в пяти тысячах спектаклей на сценах всех континентов. 156 раз умирала ее Кармен в самых знаменитых театрах - от Лиссабона до Сиднея. Она пела в операх, мюзиклах, симфонических концертах.
Монтеверди, Гендель, Глюк, Бизе, Рихарда Штраус, Верди, Вагнер, Малер, Стравинский, Яначек, Берг, Лигети - репертуар артистки был поистине неисчерпаем.
В эмиграции Соня практически не общалась с другими чехами, едва успевая переезжать из страны в страну, но как-то в Нью-Йорке ей удалось увидеться со своим первым режиссером Иржи Восковцем. «Однажды мы сидели с ним в ресторане, и пришел Фрэнк Синатра. Иржи познакомил нас». Избегая встреч с соотечественниками, она тем не менее продолжала сохранять горячую любовь к родному языку. Она обучала участвовавших вместе с ней в постановках опер Яначека солистов чешской фонетике и специально переводила тексты арий на немецкий и французский языки, чтобы певцы, исполняющие их на чешском, знали, о чем же именно они поют.
Уже завершая свою оперную карьеру, Соня получила предложение жить в Токио и преподавать вокальное мастерство, но не приняла его. «Я - невыносимый перфекционист. Но одно дело, когда я нетерпима по отношению к самой себе, а всех учеников я бы просто уничтожила подобной нетерпимостью. Поэтому я никогда не работала со студентами», - объясняла она спустя годы.
После ухода из оперы Соня Червена вернулась к тому, с чего начиналась ее актерская биография, - к драме. Юрген Флимм позвал ее работать в театр «Талия» в Гамбурге, где она встретила главного режиссера последних десятилетий своей жизни - американца Роберта Уилсона. Ценя перфекционизм эгоцентричного техасца, столь похожий на ее собственный, Соня легко прощала ему то, на что любая другая театральная гранд-дама отреагировала бы невероятным скандалом или, по меньшей мере, громкой истерикой. «Однажды я простояла на сцене часа три, а он за это время выстроил свет только для моей руки, которая была поднята высоко над головой, будто я держала в ней письмо. Но рука была пуста, Уилсон не любит реквизит. Так я стояла и стояла, пока не потеряла сознание. А, приходя в себя, услышала, как Уилсон спокойно говорит своему ассистенту: «У нас есть дублер? Можем ли мы продолжить с кем-нибудь еще?» Нет, чтобы вскочить и закричать: «Соня, что с тобой случилось?» Вместо этого: «Есть ли у нас дублер?» Он такой сумасшедший. Я люблю его».
После падения коммунистического режима в 1989 году увенчанная многочисленными званиями и наградами за время своей эмиграции актриса вернулась на родину. «Я думала, что меня здесь больше никто не узнает. Но люди приветствовали меня с распростертыми объятиями. Я была удивлена, поняв, что меня не только помнят сверстники, но и знают совсем молодые люди», - сказала она после возвращения.
Время, «бесстрашный художник», по-новому лепило лицо Сони, заменяя нежную округлость черт жесткостью контуров, а радостный девический блеск в глазах - мерцанием холодной стали, записывая перенесенные испытания морщинистыми бороздами на щеках. Она не гналась за уходящей молодостью, тратя часы в кабинетах хирургов-косметологов, не просила фотографов ретушировать ее портреты, но, не склоняя гордой головы, с достоинством принимала все происходящие с ней перемены. Она сама становилась портретом времени, правдивым и беспощадным. Услышав как-то сетования одной из коллег на нескладывающуюся жизнь, сказала, как отрезала: «Женщина никогда не жалуется!»
Безмерно восхищавшийся Соней Уилсон сначала поручил ей сыграть символическую фигуру Судьбы в постановке одноименной оперы Яначека, затем Элину Макропулос в спектакле по драме Чапека «Средство Макропулоса», а, ставя спектакль «1914», посвященный столетию со дня начала Первой мировой войны, открывшей для нашей планеты век несчастий и катастроф, специально для нее придумал персонаж, который так и назвал - «Время»: на заднем фоне мимо войны и мира, мимо людей и поездов, равнин и лесов, минуя счастье и страдание, медленно шествовала изящная женщина в черном бархатном платье, с копной белоснежных волос и натянутой по-балетному спиной, чтобы позже, оказавшись на авансцене и устремив в зал взгляд сверкающих, как раскаленные угли, глаз неумолимой Немезиды, безжалостно рассмеяться.
Соня написала две книги - автобиографию «Запретная тоска» и «Мой Вацлав» о своем прадеде, изобретателе духовых инструментов Вацлаве Франтишеке Червены, поразив читателей и критиков не только блеском мысли, но и изяществом слога.
Она всегда говорила, что своим успехом и долголетием обязана неугасающему оптимизму. «Конечно, в моей жизни были кризисы, падения и ужасы. Но я всегда была оптимистом. Я всегда смотрела вперед с нетерпением и никогда не зацикливалась на прошлом».
«Оглядываться назад - это бремя, и я запретила себе это. Я не хочу вспоминать, что произошло, я хочу жить сегодня и хочу жить завтра».
«Я так много испытала, видела так много прекрасных морей и пляжей, летала на таком количестве самолетов, потеряла и нашла так много вещей и людей, встретила так много режиссеров, музыкантов, певцов, актеров, так много странных и святых существ, что я не могу больше скучать ни по чему и ни по кому. Я думаю, что в моем возрасте нужно постараться оставить что-то после себя. Хотя бы быть для кого-то примером. И прежде всего быть добрым, нравиться людям».
Соня Червена скончалась 7 мая 2023 года в возрасте 97 лет. Ее последнее выступление состоялось в сентябре 2022 года в партии Святой Людмилы в оратории, исполнявшейся в папской базилике Святого Иоанна в Риме по случаю принятия Чехией председательства в Евросоюзе.
P.S. Я видела Соню лишь однажды - в 2015 году, когда спектакль Уилсона "1914" показывали в Будапеште, но забыть ее лицо оказалось невозможно.
Но затем в ее жизнь, как и в жизнь всего мира, вмешалась Вторая мировая война. После захвата фашистами Праги квартира Иржи Червены была конфискована, а он сам вместе с женой отправлен в концлагерь. До освобождения Соня пряталась у родственников и друзей.
Девушка была ослепительно хороша, умна, обаятельна, немного педантична (как все Девы по гороскопу) и невероятно трудолюбива. Первыми на нее обратили внимание кинематографисты, и с 1947 года она начала активно сниматься в кино, а годом позже вышла на подмостки авангардного «Освобожденного театра», оказавшись на одной сцене вместе с легендарными актерами Иржи Восковцем и Яном Верихом. Однако с самого зарождения своей артистической карьеры Соня страстно мечтала об опере. Ее заветное желание сбылось 7 июня 1950 года, когда она впервые выступила в пльзенском театре в роли, которая впоследствии стала ролью ее жизни, воплотив Кармен в одноименной опере Бизе. Яркая красота девушки, как магнитом, притягивала многочисленных поклонников, а мягкость тембра обволакивающего бархатом меццо-сопрано - жаждущих ангажировать ее в свои постановки режиссеров.
Однако многообещающая карьера была прервана коммунистическим переворотом в феврале 1948 года, когда семья Сони была объявлена врагами нового режима. Тогда она уже 3 года была замужем. Ее муж Франтишек Слабый, владелец шоколадной фабрики, предупрежденный друзьями о неминуемом аресте, был вынужден бежать из страны и умолял последовать за ним. Соня отказалась, потому что была безвозвратно «влюблена в театр», не мыслила своей жизни без сцены, да и не могла оставить выживших в фашистском концлагере родителей. Больше она никогда не видела мужа и так и не узнала, остался ли он жив при переходе границы или был убит и похоронен где-то в безымянной могиле. Несколько лет спустя она оформила развод как с пропавшим без вести.
Не прошло и года, как последовал новый удар: мать Сони была арестована чешской службой госбезопасности и умерла при невыясненных обстоятельствах в тюрьме пражского Панкраца после допроса в полиции. Долгие часы ушли на то, чтобы хоть что-то разузнать о ее судьбе, а потом, договорившись с патологоанатомом, хрупкая 23-летняя девушка вместе с одним из друзей смогла ночью вывезти тело и тайно похоронить в фамильном склепе.
Несмотря на успех, сопутствовавший Соне в любых ролях, ей перестали давать выступать в Праге. Кураторы культуры от Коммунистической партии Чехии запретили брать артистку в Национальный театр, а чешская служба безопасности все настойчивее пыталась принудить ее к сотрудничеству, и сразу после успешного оперного дебюта в 1951 году ей пришлось покинуть столицу и принять предложение театра в Брно, где ей в основном доставались роли второго плана. Через 7 лет каким-то чудом Соню выпустили на стажировку в Берлинскую государственную оперу, и предложения новых партий стали сыпаться, как из рога изобилия: Кончаковна в «Князе Игоре», Ольга в «Евгении Онегине», Керубино в «Свадьбе Фигаро», Далинда в «Ариоданте». Вальтер Фельзенштейн звал ее к себе, в Комическую оперу, а Виланд Вагнер - в Байрейт. Однако в 1962 году певице было передано недвусмысленное распоряжение властей о немедленном возвращении домой. И Соня поняла, что, если она хочет и дальше заниматься любимой профессией, то не остается иного выхода, кроме как эмигрировать. Ей удалось уйти в Западный Берлин через последний открытый проход в недавно построенной Берлинской стене. Она пересекала границу, держа в одной руке дамскую сумочку с документами, а в другой любимую собачку. Шаг за железный занавес позволил роскошному голосу, набрав силу и высоту, полететь над всем миром и предопределил не имеющую аналогов актерскую судьбу.
Теперь к ногам Сони штабелями ложились кавалеры, роли, театры. Она принимала восхищение сильной половины человечества, позволяла мужчинам какое-то время разделять с ней жизнь, но замуж больше не выходила, предпочитая независимость и одиночество. Первым и главным для нее всегда оставался театр. «И никакой семейной жизни. Наверное, ужасно это говорить, но я ни разу об этом не пожалела».
Потеряв за долгие годы многое и многих, артистка никогда не держалась за места и не привязывалась к вещам. «Я не из домашних людей. Мне не обязательно иметь вязаные покрывала и сервиз Rosenthal на 12 персон. Сейчас у меня квартира в Праге, потому что так сложилось, но я бы предпочла жить в классном отеле. Это меня вполне бы устроило. Наверное, это была бы идеальная жизнь. Каждый день свежезаправленная постель, горы чистых полотенец и ресторан внизу. Готовить я не умею». Но почему-то она питала слабость к водной стихии. «Любой город, в котором есть река, - «мой» город. Или если там море... Поэтому я всегда - если была возможность - находила квартиру с видом на воду».
Соня выступала на лучших оперных сценах мира - во Франкфурте, Вене, Милане, Париже, Лос-Анджелесе и Чикаго. Знаменитейшие дирижеры, такие как Герберт фон Караян, Пьер Булез и Чарльз Маккеррас наперебой звали ее участвовать в своих постановках. Она дружила с Марией Каллас и Лучано Паваротти, была желанной гостьей всех крупных международных фестивалей - в Байрейте, Зальцбурге, Глайндборне и Эдинбурге.
Ее творческая карьера насчитывает более ста оперных ролей в пяти тысячах спектаклей на сценах всех континентов. 156 раз умирала ее Кармен в самых знаменитых театрах - от Лиссабона до Сиднея. Она пела в операх, мюзиклах, симфонических концертах.
Монтеверди, Гендель, Глюк, Бизе, Рихарда Штраус, Верди, Вагнер, Малер, Стравинский, Яначек, Берг, Лигети - репертуар артистки был поистине неисчерпаем.
В эмиграции Соня практически не общалась с другими чехами, едва успевая переезжать из страны в страну, но как-то в Нью-Йорке ей удалось увидеться со своим первым режиссером Иржи Восковцем. «Однажды мы сидели с ним в ресторане, и пришел Фрэнк Синатра. Иржи познакомил нас». Избегая встреч с соотечественниками, она тем не менее продолжала сохранять горячую любовь к родному языку. Она обучала участвовавших вместе с ней в постановках опер Яначека солистов чешской фонетике и специально переводила тексты арий на немецкий и французский языки, чтобы певцы, исполняющие их на чешском, знали, о чем же именно они поют.
Уже завершая свою оперную карьеру, Соня получила предложение жить в Токио и преподавать вокальное мастерство, но не приняла его. «Я - невыносимый перфекционист. Но одно дело, когда я нетерпима по отношению к самой себе, а всех учеников я бы просто уничтожила подобной нетерпимостью. Поэтому я никогда не работала со студентами», - объясняла она спустя годы.
После ухода из оперы Соня Червена вернулась к тому, с чего начиналась ее актерская биография, - к драме. Юрген Флимм позвал ее работать в театр «Талия» в Гамбурге, где она встретила главного режиссера последних десятилетий своей жизни - американца Роберта Уилсона. Ценя перфекционизм эгоцентричного техасца, столь похожий на ее собственный, Соня легко прощала ему то, на что любая другая театральная гранд-дама отреагировала бы невероятным скандалом или, по меньшей мере, громкой истерикой. «Однажды я простояла на сцене часа три, а он за это время выстроил свет только для моей руки, которая была поднята высоко над головой, будто я держала в ней письмо. Но рука была пуста, Уилсон не любит реквизит. Так я стояла и стояла, пока не потеряла сознание. А, приходя в себя, услышала, как Уилсон спокойно говорит своему ассистенту: «У нас есть дублер? Можем ли мы продолжить с кем-нибудь еще?» Нет, чтобы вскочить и закричать: «Соня, что с тобой случилось?» Вместо этого: «Есть ли у нас дублер?» Он такой сумасшедший. Я люблю его».
После падения коммунистического режима в 1989 году увенчанная многочисленными званиями и наградами за время своей эмиграции актриса вернулась на родину. «Я думала, что меня здесь больше никто не узнает. Но люди приветствовали меня с распростертыми объятиями. Я была удивлена, поняв, что меня не только помнят сверстники, но и знают совсем молодые люди», - сказала она после возвращения.
Время, «бесстрашный художник», по-новому лепило лицо Сони, заменяя нежную округлость черт жесткостью контуров, а радостный девический блеск в глазах - мерцанием холодной стали, записывая перенесенные испытания морщинистыми бороздами на щеках. Она не гналась за уходящей молодостью, тратя часы в кабинетах хирургов-косметологов, не просила фотографов ретушировать ее портреты, но, не склоняя гордой головы, с достоинством принимала все происходящие с ней перемены. Она сама становилась портретом времени, правдивым и беспощадным. Услышав как-то сетования одной из коллег на нескладывающуюся жизнь, сказала, как отрезала: «Женщина никогда не жалуется!»
Безмерно восхищавшийся Соней Уилсон сначала поручил ей сыграть символическую фигуру Судьбы в постановке одноименной оперы Яначека, затем Элину Макропулос в спектакле по драме Чапека «Средство Макропулоса», а, ставя спектакль «1914», посвященный столетию со дня начала Первой мировой войны, открывшей для нашей планеты век несчастий и катастроф, специально для нее придумал персонаж, который так и назвал - «Время»: на заднем фоне мимо войны и мира, мимо людей и поездов, равнин и лесов, минуя счастье и страдание, медленно шествовала изящная женщина в черном бархатном платье, с копной белоснежных волос и натянутой по-балетному спиной, чтобы позже, оказавшись на авансцене и устремив в зал взгляд сверкающих, как раскаленные угли, глаз неумолимой Немезиды, безжалостно рассмеяться.
Соня написала две книги - автобиографию «Запретная тоска» и «Мой Вацлав» о своем прадеде, изобретателе духовых инструментов Вацлаве Франтишеке Червены, поразив читателей и критиков не только блеском мысли, но и изяществом слога.
Она всегда говорила, что своим успехом и долголетием обязана неугасающему оптимизму. «Конечно, в моей жизни были кризисы, падения и ужасы. Но я всегда была оптимистом. Я всегда смотрела вперед с нетерпением и никогда не зацикливалась на прошлом».
«Оглядываться назад - это бремя, и я запретила себе это. Я не хочу вспоминать, что произошло, я хочу жить сегодня и хочу жить завтра».
«Я так много испытала, видела так много прекрасных морей и пляжей, летала на таком количестве самолетов, потеряла и нашла так много вещей и людей, встретила так много режиссеров, музыкантов, певцов, актеров, так много странных и святых существ, что я не могу больше скучать ни по чему и ни по кому. Я думаю, что в моем возрасте нужно постараться оставить что-то после себя. Хотя бы быть для кого-то примером. И прежде всего быть добрым, нравиться людям».
Соня Червена скончалась 7 мая 2023 года в возрасте 97 лет. Ее последнее выступление состоялось в сентябре 2022 года в партии Святой Людмилы в оратории, исполнявшейся в папской базилике Святого Иоанна в Риме по случаю принятия Чехией председательства в Евросоюзе.
P.S. Я видела Соню лишь однажды - в 2015 году, когда спектакль Уилсона "1914" показывали в Будапеште, но забыть ее лицо оказалось невозможно.