Варнек Александр Иванович и Гражданская война в Туапсе

[far01]

Варнек Александр Иванович (1858-1930)
гидрограф
генерал-лейтенант (1912)
исследователь Арктики

[Биография]

Александр Варнек родился 27 июня (по старому стилю -15 июня) 1858 года в Петербурге в семье видного зодчего города, академика архитектуры Ивана Александровича Варнека (1819-1877). Следует заметить, что дедом его был известный художник-портретист Александр Григорьевич Варнек (1782-1843), прах которого покоится в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры. Семья архитектора, в которой помимо Александра был еще один сын и две дочери, проживала на Васильевском острове: в 1850-е годы в деревянном доме на углу Малого проспекта и 15-й линии; в 1860-е годы - в доме № 15 на Большом проспекте; в более поздние годы - в доме № 14 на Малом проспекте, построенном по собственному проекту отцом Александра. Сведений о том, где учился Александр до и после учебы в гимназии, нет. Но хорошо известно, что в 1874 году отец определил 15-летнего юношу на воспитание в Морское училище, взяв обязательство забрать сына, если он окажется неспособным к морской службе, а также в случае его дурного учения или поведения. Весьма возможно, что на выбор Александром профессии моряка повлияла книга «Путешествие вокруг света» знаменитого мореплавателя, капитана О.Е. Коцебу (1787-1846), портрет которого для этой книги еще в 1818 году написал дед юноши, и есть все основания считать, что её прочитал и внук художника.

Так или иначе, но Александр полюбил море и дальние плавания, успешно учился, и забирать его отцу из училища не пришлось. В 1878 году он окончил Морское училище, был произведен в гардемарины и на фрегате «Князь Пожарский» отправился в свое первое заграничное плавание, по возвращении из которого уже в чине мичмана был принят в Николаевскую морскую академию. Окончив ее по первому разряду в 1882 году, А.И. Варнек был прикомандирован к Гидрографическому департаменту и стал специализироваться в дальнейшем в гидрографии-науке об обеспечении безопасности судоходства.

В последующие годы Александр Иванович еще трижды участвовал в зарубежных плаваниях, в том числе и в кругосветном (1883-1886) на клипере «Опричник» под командою капитана 2 ранга Ивашинцова. А всего за свою жизнь он участвовал ровно в 20 плаваниях и был награжден за свою работу двенадцатью орденами и медалями, в том числе серебряной медалью Русского географического общества за большой вклад в географическую науку, которую он получил в 1894 году. В 1895 году А. И. Варнек начал сотрудничать с Главной физической обсерваторией и все в большей степени стал заниматься научными исследованиями в своей сфере деятельности.

Тем временем в Главном гидрографическом управлении вынашивались серьезные планы по освоению Северного морского пути, в связи с чем в 1898 году была организована Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана. Начальником ее назначили полковника А. И. Вилькицкого (1858 - 1913), а его помощником - капитана 2 ранга А.И. Варнека, который стал одновременно командиром гидрографического судна «Пахтусов», приобретенного в Англии специально для этой экспедиции. В 1902 году А.И. Варнек был назначен начальником экспедиции, а одним из двух его помощников стал поручик по адмиралтейству Г.Я. Седов (1877-1914). Александр Иванович весьма высоко ценил молодого исследователя - знающего, смелого, но осторожного.

Каждое лето, после того как моря Северного Ледовитого океана освобождались ото льда, суда экспедиции отправлялись из Архангельска в районы запланированных исследований, находящиеся в Белом и Карском морях, в частности, вблизи острова Вайгач. В задачи экспедиции входило изучение глубин морей, рельефа дна, течений, береговой линии, ледовой обстановки и определение зон, пригодных для мореплавания. В 1903 году А.И. Варнек отходит от непосредственного участия в арктических исследованиях и начинает заниматься педагогической, организационной и научно- исследовательской работой. В разные годы он был инспектором классов Александровского лицея, членом комиссий, занимающихся вопросами организации гидрографических исследований и созданием проектов судов для Арктики, членом Морской академии и ученого совета по гидрографии. В 1904 году он был произведен в капитаны 1 ранга, а в 1909 году - в генерал-майоры по адмиралтейству. В 1912 году А.И. Варнек ушел с военной службы в звании генерал-лейтенанта по адмиралтейству и поступил на работу в Северное пароходное общество, в 1914-1916 гг. работал в центральном управлении Морского министерства.

С 1908 года Александр Иванович стал владеть имением Москалевка на побережье Черного моря вблизи Туапсе. Здесь он с семьей бывал обычно в летние месяцы после своей отставки, а на зиму возвращался в Петербург. Вернулся сюда он и осенью 1917 года, однако вскоре ему стало ясно, что оставаться здесь опасно. Поэтому семья уехала обратно в имение. Когда началась гражданская война, бывшему царскому генералу и здесь стало опасно находиться. Сначала он с семьей перебрался в Туапсе, затем - на Крымский полуостров, а осенью 1920 года с женой и старшей дочерью А.И. Варнек вынужден был эмигрировать за границу (два сына генерала тогда же покинули Россию вместе с Морским корпусом, в котором они в то время учились).

В эмиграции А.И. Варнек находился вначале полгода в Константинополе и три года на Сицилии, затем переехал во Францию, где проживал в Лионе и Гренобле, а два последние года жизни - под Парижем. Здесь он умер 10 июня 1930 года и был похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Имя А.И. Варнека носят бухта на юго-западном побережье острова Вайгач и мыс на северо-западной оконечности Новой Земли, который в честь своего наставника назвал в 1913 году Г.Я. Седов. А еще в 1934 году на острове Вайгач появился населенный пункт (поселок) Варнек, который в книге С.М. Успенского «Живая Арктика» назван островной столицей. Плавает в северных морях также небольшой пароход «Варнек», доставляющий продукты и жизненно-необходимые товары населению северных островов.

Информация получена от Варнека Владимира Алексеевича, дед которого, учитель математики Варнек Александр Николаевич (1892-1972), репрессированный и высланный из Ленинграда в 1935 году, был племянником А.И. Варнека.





Очень интересны "Воспоминания сестры милосердия" дочери Александра Ивановича, Татьяны.



Приведу выдержки, касающиеся Туапсе и происходящих событий гражданской войны. Современные параллели очевидны.

[Историческое]

В Тихорецкой мы выгрузились, и поезд ушел, не знаю куда - мы остались на пустой станции. Там мы узнали, что никаких по­ездов на Кавказ нет. Было обидно: мы застряли уже недалеко от цели. Но нам и тут повезло! Совершенно неожиданно появился состав пустых цистерн, идущих в Баку. Никого не спрашивая, мы забрались на тормоз одной из них и покатили. Погода была чуд­ная, весна, запах зелени, красиво и даже весело. Так доехали до Армавира, где нашли пассажирский поезд, который и довез нас до Туапсе. Каким образом я добралась до Москалевки - не помню. Очевидно, нашла попутчика: почтовых лошадей мы не брали.

Глава 5
В РОДНОЙ МОСКАЛЕВКЕ

Дома меня никто не ждал: они ничего обо мне не знали и очень волновались. Теперь вся семья была в сборе. Брат Петя приехал раньше меня с большими трудностями, но более прямой доро­гой, после того, как был закрыт Морской корпус (против которо­го был Патриотический институт).
Кроме того, в Москалевке, кроме нашей семьи, жила сестра тети Энни, Нина Романовна Княжецкая с мужем, военным вра­чом в чине генерала, и их сын Юрик, четырех лет, учительница и привезенные из Петербурга три прислуги. Наша старая кухарка Настасья, поступившая в дом молоденькой девушкой, всегда от­казывалась ездить с нами на юг - когда она была молодой, она ездила в глубь Кавказа с семьей дяди и однажды была там так на­пугана, что не могла этого забыть.

Папа и тетя Энни жили в Москалевке с начала революции; только осенью 1917 года они приехали в Петербург узнать, что там делается и можно ли возвращаться туда на зиму, как всегда. И сразу же увидели, что это рискованно. Они взяли с собой все серебро, драгоценности, меха, ковры, белье. В Москалевке все, кроме драгоценностей и серебра, запрятали на плоскую крышу, которая за время войны стала протекать и была покрыта времен­ной деревянной крышей, очень плохой, без окон и снаружи не имела вида чердака. Единственная маленькая дверь в верхний коридор была заставлена шкафами. Драгоценности и серебро папа довольно неостроумно закопал в винном погребе в желез­ном ящике: он боялся, что, если он будет зарывать в саду или в лесу, его могут увидеть. Вскоре у них стало тревожно: то там, то здесь под видом обысков начались грабежи. Опасно стало в по­гребе иметь вино, и папа спешно его распродал. Вся округа зна­ла, что у нас делалось вино, и уже стали приходить какие-то лич­ности за ним. Но продали его вовремя: иначе начались бы попой­ки, а за ними грабежи, поджоги и т.п.

Наши местные крестьяне довольно долго держали себя спо­койно, пока не начали прибывать с фронта дезертиры и вести пропаганду.

Глава 6
ОПАСНЫЕ ВИЗИТЫ

В нашей деревне Небуг за семь верст образовали комитет и пред­седателем выбрали или, вернее, выбрал себя сам совсем моло­дой Мишка Коваль, который вернулся с фронта, напичканный множеством лозунгов. Связи не только с Петербургом, но ни с каким крупным центром не было. Каждое местечко, каждое се­ление устанавливало свою власть и издавало свои законы. Так было и с нашей деревней Небуг.

Как только там был образован комитет, он начал действовать. Стали обходить все дачи и имения. Пришли и к нам! В первый раз отобрали маленький револьвер и плуг. Но во второй раз, почув­ствовав свою безнаказанность и силу, они объявили, что все на­родное, и потребовали, чтобы вся наша семья освободила дом и имение, что они дадут участок где-нибудь в горах, в лесу и там папа может начинать снова хозяйничать. Держали они себя на­хально, но все же с ними кое-как сговорились. Они разрешили остаться в доме за плату, которую папа и внес за месяц вперед. А потом, сообразив, что наше имение им ничего не дает, так как народ там ленивый, привык ничего не делать, а чтобы имение дало доход, то надо работать по-настоящему, они заявили, что они папу уважают, доверяют и оставляют его управляющим и что семья может работать и получать жалованье из доходов, можно держать и рабочих. Это было уже милостиво и всех немного успокоило. Но когда была окончена эта деловая часть, они вспомнили про винный погреб и пошли за вином, но, найдя пустые бочки, они стали рыть землю и нашли ящик с драгоценностями и серебром. Они его принесли на каменную лестницу балкона и с жадностью раскрыли. Глаза их разгорелись, когда они увидели большое ко­личество бумажных денег, находившихся сверху. Мишка Коваль схватил их и начал считать. Все остальные его обступили и смот­рели не отрываясь. Бумажек было много, но сумма небольшая, так как это были мелкие ассигнации.

Под деньгами находились драгоценности, завернутые паке­тиками в газетную бумагу. Но они их не заметили. Тетя Энни, сто­явшая за их спинами, стала вынимать одну вещь за другой и, не двигаясь, передавала их своей сестре, Нине Романовне, та Ане, учительнице, которая их как-то прятала. Таким образом все было спасено. Оставались только мамины золотые массивные часы с крышкой, купленные за границей, и потому не имели пробы, кроме того, они были испорчены и не ходили. Тетя Энни подумала, что, если мужики заметили блеск золота в ящике, не найдя ничего дру­гого, они начнут искать и найдут все, поэтому часы им оставила.

Когда деньги были пересчитаны, комитет снова занялся ящи­ком. Сразу же увидели часы и их схватили, но тетя Энни стала просить их отдать, говоря, что это память покойной матери детей, что часы давно испорчены, не ходят и что они не золотые, други­ми словами, от них нет никакой пользы и цены они не имеют.

Мишка Коваль и вся компания стали проверять - пробы не нашли, часы не ходили, и они «милостиво» их возвратили. Даль­ше лежало серебро, которое мужики забрали, сказав, что пошлют на Монетный двор. На самом деле они поделили между собой, конечно. Когда на время Туапсе заняли белые, мы кое-что на­шли в деревне. Деньги комитетчики не взяли, так как они объя­вили, что берут, если их больше девяти тысяч, а было гораздо меньше.

Они все же старались действовать «законно», по закону, написанному ими самими! После этого случая все драгоценно­сти были завернуты в клеенку, положены в большой молочный горшок и зарыты в лесу, за крокетной площадкой, далеко от дома. Нина Романовна своих не дала, решив, что гораздо безопаснее держать их в ночном столике, а когда придут грабители или с обыском, она их в мешочке даст своему маленькому Юрику, ко­торого никто не тронет. А когда пришла шайка настоящих раз­бойников и всех построили в одной комнате, направив винтов­ки, - все, что у нее хранилось, было унесено (как это произош­ло, я расскажу позже).

Впоследствии, когда я приехала еще раз, мы вынули из зем­ли все жемчуга, так как они ночами теряют цвет от сырости, и заделали их в стену кладовки.

Положение делалось все хуже и хуже: в Туапсе начались аресты, людей свозили на баржу в порту, расстреливали и бро­сали в море.
В Москалевке тоже стало неспокойно: стали появляться какие-то подозрительные личности, искали оружие, деньги и, ко­нечно, вино. Несколько раз требовали папу и хотели его увести. Раз даже пришла группа матросов. В этих случаях выходила тетя Энни, и всякий раз ей удавалось папу спасти. Один раз он лежал в постели, другие разы уходил и прятался далеко в лесу, так как звук автомобилей, на которых приезжали эти «народные пред­ставители», был слышен издалека.

Кроме того, в горах появились зеленые. Они иногда выхо­дили в поисках пропитания и частенько грабили и убивали. При­шли и к нашим!
Вот как этот случай описывает папа в своих записках: «Од­нажды поздно вечером зеленые пожаловали и к нам! Обеспоко­енный садовник, живший по соседству с нашим домом, прибе­жал сказать, что какие-то люди приехали с гор и требуют меня для переговоров. Я был болен, лежал в постели и не мог выйти. Вместо меня пошла жена, которая всегда, опасаясь, что меня аре­стуют, старалась скрыть меня при подозрительных посещениях. Выйдя в сад, она увидела оставшуюся нам верной до самого на­шего отъезда за границу кухарку Иванову, которая сообщила дро­жащим голосом, что прибыло пятнадцать человек солдат с тре­бованием выдать имеющийся, по их сведениям, у нас запас ру­жей, бомб и пулеметов. В противном случае угрожали взять с собой адмирала. Моя жена, не терявшаяся во все эти тяжелые минуты жизни, объявила, что пойдет сама с ними разговаривать. Была дивная лунная ночь, которые так торжественно хороши у нас на Кавказе. Воздух благоухал отцветающими осенними ро­зами. Во всей этой красоте так чувствовалось величие Бога!

Красота природы всегда особенно влияла на жену, она все­гда говорила, что в ней чувствуется существо Бога и, проникну­тая этой верой в Бога, в Его помощь, бодро шла навстречу опас­ности. Скоро она рассмотрела группу солдат, которые направи­ли на нее ружья и держали их наготове, не зная, кто к ним вый­дет. Она сейчас же попросила опустить ружья, сказав, что она безоружная, и спросила, что им угодно. Ответ был: "Выдайте оружие или мы берем с собой адмирала!" У жены навернулись слезы на глазах, она стояла бледная, но не растерялась и сказа­ла пришедшим: "Господа, я вас не понимаю, что спрашиваете? Посмотрите вокруг себя, взгляните на это величие природы: как здесь все красиво, как великолепно! Неужели вы думаете, что мы приехали сюда, чтобы делать какие-то склады оружия и про­ливать чью-либо кровь? Мой муж уже пятнадцать лет в отставке и не участвовал ни в одной войне. Мы живем здесь, занимаясь мирным трудом - хозяйством и его улучшением, стараемся жить со всеми в мире, восхваляя и ценя то, что Бог нам дал! Почему вы не делаете того же? Бросьте ваши ружья, займитесь вашими семьями и хозяйством, и вы поймете, какое счастье жить в та­ком дивном крае, как наш Кавказ!" Жена очень волновалась, но, увидев перемену выражений лиц, была счастлива, что они вслу­шиваются в то, что она им говорит. "Сударыня, - сказал стоящий впереди солдат, - еще никто так с нами не разговаривал, мы перестали верить всем, но вы так говорите, что мы верим, что неправды вы не сказали нам. Пусть будет по-вашему! Прощайте, спите спокойно!" Уходя, они сказали, что были бы рады не знать ружья, но что их заставляют обстоятельства: большевиков они не признают, участвовать в войне, где идет брат против брата, - не желают, и ушли в горы. Ушли они от нас, не сделав нам ника­кого зла!!!»

Глава 8

ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКАЛЕВКУ. ЖИЗНЬ СНАЧАЛА

В Лазаревке нам повезло: нас взял воинский поезд, погрузив и повозки, и лошадей. Таким образом мы без усталости и быстро доехали до Туапсе.



Город был разграблен и страшно загрязнен! Мы зашли в банк дяди Коли: двери настежь открыты, все перевернуто, все бумаги разорваны на мелкие куски, брошены на пол, и их слой доходил нам выше колен. Переночевав в городе, мыс волнением поехали домой. Что там нас ожидало? Мы ни от кого узнать не могли.

Шоссе, после прохода целой армии с многочисленными обо­зами и беженцами, сильно пострадало: щебенка была выбита про­ходом такого множества телег и лошадей. Грязь ужасная. За пе­ревалом стали встречаться разломанные телеги и убитые лоша­ди. В двух местах были небольшие воронки от снарядов. Ашейский мост был сожжен, и нам пришлось пробираться по долине и искать место, чтобы перебраться на другую сторону. Небуговский мост уцелел. После него мы стали приближаться к жилым местам. Мы никого по пути не встретили и ничего не знали, что у нас делается. Но на шоссе начали появляться все больше и боль­ше разные обломки мебели, разорванные книги, тряпки и т.д. Чем дальше мы ехали, тем больше видели следы разорений и грабе­жей. Мы ясно понимали, что нас дома ждет что-то ужасное!

Недалеко от Москалевки все шоссе было усыпано разломан­ными рамами из ульев. Значит, пчельник был уничтожен. Оче­видно, кто мог, вытаскивал из ульев соты и ел по дороге. Где-то в кустах блеснула медная ступка.

Уже въезжая в ворота, мы увидели, что у нас побывало мно­жество народа и лошадей. Весь лес был вытоптан, загрязнен, и везде виднелись остатки костров, где еще торчали недогоревшие ножки стульев и столов.

Дилижаны услышали наши служащие и вышли нас встре­тить. Они не позволили нам ехать прямо в дом и попросили свер­нуть на ферму. Нам объяснили, что в доме полный разгром и что жить там нельзя!



События тех лет переданы и сыном Александра Ивановича - Петром, в книге "У берегов Кавказа в 1920 году".

Смутное время, когда всё самое лучшее и худшее в человеке, проявляется с неистовой силой. НЕ дай Бог нам это всё ещё раз пройти...