Литературные бездны
Личность уносит Родину на подошвах своих ботинок.
На мой вкус, фраза вполне себе способна потягаться с пресловутым выражением Чаадаева о последнем прибежище негодяев. От этой фразы сквозит ностальгией - этой юностью, разгуливавшей, засунув руки в карманы, если верить определению писателя Дмитрия Савицкого.
«Личность уносит Родину на подошвах своих ботинок» - одна из сотен случайных фраз дядечки Жаринова, две последние лекции которого в рамках «Мастерской диалога» касались литературы, не знающей никакого стыда.
Зло всегда активнее. Классика-фигасика. Инерция сюжета. Феноменология плетется над схемой, поверх - это и есть авторский мир. Эстетизация зла тоже несет духовность. Зло духовно. Гитлер и Сталин были потрясающими идеалистами, последними романтиками нашего века. «Тот, кто не разбирается в Вагнере - тот никогда не поймет духа социал...» чего там? К вопросу о Ларсе фон Триере.
Гомер - никакой не интеллектуал. Вообще не понятно, был ли он или не был. Странный текст, написанный в бронзовый век. По законам «Илиады» выстраивается «Война и мир», «Тихий Дон», «Война конца мира» - любой эпический роман. Даже у Толкиена - «Одиссей».
Роман «Сон в красном теле» (4 тома) китайцы считают равным Великой китайской стене. Там нет Гомера, там нет «Поэтики» Аристотеля, написанной до нашей эры. Но сознанию европейца это не понять. Индийские эпосы понятнее, потому что Индия испытала нашествие арамеев.
«Следите за моей мыслью, а то мне одному тяжело», время от времени оговаривается дядечка Жаринов, подвешивая на время в воздухе то один пласт мировой культуры, то другую тему...
Греки - это арии. Нынешние греки - албанцы. Они не имеют никакого отношения к тем грекам - белокурым бестиям.
Маргинальная литература-та, что за чертой. Однако бесспорная классика и маргинальная литература условны, границы их расплывчаты. Философия Ницше - тоже маргинальная литература. Как сказал Тургенев о Достоевском - «Это наш Маркиз де Сад»: мы даже не представляем себе, как маргинальная литература проникает в самую великую. «Атлант расправляет плечи» - безумная книжка, маргинальная, но многое определяющая в современной литературной ситуации. И «Последнее искушение Христа» - тоже маргинальная книга, конечно. Боккаччо после «Декамерона» ушел в монастырь, потому что не ожидал такой реакции. «Декамерон» может как развратить, так и обогатить. Знаете, сколько гадостей совершалось под хорошую книжку?
Мера цинизма Вольтера с его «Орлеанской девственницей» превосходит всего маркиза Де Сада. А Рабле с его жирным юмором? Материально-телесный низ. Даже осел хочет помочь англичанам помочь изнасиловать Жанну.
«Троя» с Брэдом Питтом в роли Ахилла - провал. Роль Ахилла гениальному актеру по системе Станиславского ему не удалась, потому что Питт - психологический актер, а у Ахилла нет и быть не могло быть никакой психологии. Вся греческая цивилизация - телесна. В греческом эротизме нет греха. Для Ахилла его умное тело и есть душа. И в этом смысле угадал Михалков-Кончаловский со своей чувственной и красивой «Одиссеей», отменившей сериальную эстетику эстетикой тела и природы.
Греки удивляются своим эмоциям, потому что ни одна эмоция им не принадлежит: обида - это Богиня, гнев в теле Ахилла - это Бог. Грек - марионетка в руках Богов. У греков все вокруг наполнено божеством. Поэтому они так удивляются своим эмоциональным движениям. Детская откровенность.
Гнев воина равен вдохновению поэта. Уреков нет понятия «личности». Лишь в состоянии вакханического пьянства (привет Дионисию) человек потерял страх.
Чем ярче конфликт, тем ярче результат.
До христианства еще 8 веков. Еще нет Достоевского и Толстого. Еще нет цензуры сознания. Греки вообще плавали вдоль береговой линии, не выходя в открытое море, потому что у них не было навигационных приборов.
Все знают произведение «Шагренева кожа» Бальзака. Шагрень - это как раз шкура библейского осла, который охотится за Жанной. У Бальзака - то некая аватарка дьявола.
Пушкин, который хотел перевольтерить самого вольтера, написал свою Гавриллиаду.
«Извините, что прыгаю с произведения на произведение» - по другому у него не получается, потому что все великие произведения переплетены между собой. Есть поверхность, и есть клоака. И они переплетены невидимой нитью.
«В комнату вошла жена, безотказная как винтовка образца 1836 года».
Литература живет без стыда. Какое дело писателю до нравственности? Любое истинное творчество - это всегда выход за пределы, пренебрежение цензурой. Только так создаются произведения, которые нас удивляют, которые открывают перед нами бездны.
Высококлассные массажисты знают, на какие органы оказывает влияние гнев, а на какие страх. Так почему гнев неразрушает почки Ахилла, почему его уязвимое место - пята? Интересуюсь у дядечки Жаринова. Ларчик открывается просто. Греки не знали анатомии. Первое вскрытие - в эпоху Ренессанса. Отсюда «ахиллесова пята» - власть судьбы, фатум. Уязвимая пята быстроскоростного Ахилла - как лист на левой лопатке Зигфрида, тоже ария.
Назовите хоть одно произведение, которое не воспринимается субъективно? Всякий читатель накладывает свои комплексы, а писателю начхать на их переживания - у него свои бесы.
Кто читает Зайцева, кто читает Шмелева? А без Набокова многие уже обойтись не могут. Состоялся же он, стал тем, кем стал, благодаря билингвистическому тексту «Лолита» с «бьющей из ушей, брызжущей сексуальностью веснушек и сбитых коленок». В «Лолите» - сочный язык, какого уже и не встретишь. Язык серебряного века. А в основе - педофилия. Из зала доносится: «При чем тут педофилия? Это последний роман о последних великих любовниках...» Дядечка Жаринов даже не спорит с этой точкой зрения, а называет современные вещи о любви: «Все утра мира», «Жиль и Жанна», «Чтец»... по его мнению, литературный процесс продолжается. Беатриче Данте было 9 лет. Немногим больше - Лауре Петрарка...
А «Смерть в Венеции» Томаса Манна? Это же восхваление гомосексуализма?! И это - шедевр 20 века!
«Категоричность - обратная сторона моей профессии. Это как хирург - он не может резать без боли», - извиняется дядечка Жаринов.
Раньше у него на телефоне стояла великая мелодия о любви, а сейчас - плач о команданте Че Гевара.
На мой вкус, фраза вполне себе способна потягаться с пресловутым выражением Чаадаева о последнем прибежище негодяев. От этой фразы сквозит ностальгией - этой юностью, разгуливавшей, засунув руки в карманы, если верить определению писателя Дмитрия Савицкого.
«Личность уносит Родину на подошвах своих ботинок» - одна из сотен случайных фраз дядечки Жаринова, две последние лекции которого в рамках «Мастерской диалога» касались литературы, не знающей никакого стыда.
Зло всегда активнее. Классика-фигасика. Инерция сюжета. Феноменология плетется над схемой, поверх - это и есть авторский мир. Эстетизация зла тоже несет духовность. Зло духовно. Гитлер и Сталин были потрясающими идеалистами, последними романтиками нашего века. «Тот, кто не разбирается в Вагнере - тот никогда не поймет духа социал...» чего там? К вопросу о Ларсе фон Триере.
Гомер - никакой не интеллектуал. Вообще не понятно, был ли он или не был. Странный текст, написанный в бронзовый век. По законам «Илиады» выстраивается «Война и мир», «Тихий Дон», «Война конца мира» - любой эпический роман. Даже у Толкиена - «Одиссей».
Роман «Сон в красном теле» (4 тома) китайцы считают равным Великой китайской стене. Там нет Гомера, там нет «Поэтики» Аристотеля, написанной до нашей эры. Но сознанию европейца это не понять. Индийские эпосы понятнее, потому что Индия испытала нашествие арамеев.
«Следите за моей мыслью, а то мне одному тяжело», время от времени оговаривается дядечка Жаринов, подвешивая на время в воздухе то один пласт мировой культуры, то другую тему...
Греки - это арии. Нынешние греки - албанцы. Они не имеют никакого отношения к тем грекам - белокурым бестиям.
Маргинальная литература-та, что за чертой. Однако бесспорная классика и маргинальная литература условны, границы их расплывчаты. Философия Ницше - тоже маргинальная литература. Как сказал Тургенев о Достоевском - «Это наш Маркиз де Сад»: мы даже не представляем себе, как маргинальная литература проникает в самую великую. «Атлант расправляет плечи» - безумная книжка, маргинальная, но многое определяющая в современной литературной ситуации. И «Последнее искушение Христа» - тоже маргинальная книга, конечно. Боккаччо после «Декамерона» ушел в монастырь, потому что не ожидал такой реакции. «Декамерон» может как развратить, так и обогатить. Знаете, сколько гадостей совершалось под хорошую книжку?
Мера цинизма Вольтера с его «Орлеанской девственницей» превосходит всего маркиза Де Сада. А Рабле с его жирным юмором? Материально-телесный низ. Даже осел хочет помочь англичанам помочь изнасиловать Жанну.
«Троя» с Брэдом Питтом в роли Ахилла - провал. Роль Ахилла гениальному актеру по системе Станиславского ему не удалась, потому что Питт - психологический актер, а у Ахилла нет и быть не могло быть никакой психологии. Вся греческая цивилизация - телесна. В греческом эротизме нет греха. Для Ахилла его умное тело и есть душа. И в этом смысле угадал Михалков-Кончаловский со своей чувственной и красивой «Одиссеей», отменившей сериальную эстетику эстетикой тела и природы.
Греки удивляются своим эмоциям, потому что ни одна эмоция им не принадлежит: обида - это Богиня, гнев в теле Ахилла - это Бог. Грек - марионетка в руках Богов. У греков все вокруг наполнено божеством. Поэтому они так удивляются своим эмоциональным движениям. Детская откровенность.
Гнев воина равен вдохновению поэта. Уреков нет понятия «личности». Лишь в состоянии вакханического пьянства (привет Дионисию) человек потерял страх.
Чем ярче конфликт, тем ярче результат.
До христианства еще 8 веков. Еще нет Достоевского и Толстого. Еще нет цензуры сознания. Греки вообще плавали вдоль береговой линии, не выходя в открытое море, потому что у них не было навигационных приборов.
Все знают произведение «Шагренева кожа» Бальзака. Шагрень - это как раз шкура библейского осла, который охотится за Жанной. У Бальзака - то некая аватарка дьявола.
Пушкин, который хотел перевольтерить самого вольтера, написал свою Гавриллиаду.
«Извините, что прыгаю с произведения на произведение» - по другому у него не получается, потому что все великие произведения переплетены между собой. Есть поверхность, и есть клоака. И они переплетены невидимой нитью.
«В комнату вошла жена, безотказная как винтовка образца 1836 года».
Литература живет без стыда. Какое дело писателю до нравственности? Любое истинное творчество - это всегда выход за пределы, пренебрежение цензурой. Только так создаются произведения, которые нас удивляют, которые открывают перед нами бездны.
Высококлассные массажисты знают, на какие органы оказывает влияние гнев, а на какие страх. Так почему гнев неразрушает почки Ахилла, почему его уязвимое место - пята? Интересуюсь у дядечки Жаринова. Ларчик открывается просто. Греки не знали анатомии. Первое вскрытие - в эпоху Ренессанса. Отсюда «ахиллесова пята» - власть судьбы, фатум. Уязвимая пята быстроскоростного Ахилла - как лист на левой лопатке Зигфрида, тоже ария.
Назовите хоть одно произведение, которое не воспринимается субъективно? Всякий читатель накладывает свои комплексы, а писателю начхать на их переживания - у него свои бесы.
Кто читает Зайцева, кто читает Шмелева? А без Набокова многие уже обойтись не могут. Состоялся же он, стал тем, кем стал, благодаря билингвистическому тексту «Лолита» с «бьющей из ушей, брызжущей сексуальностью веснушек и сбитых коленок». В «Лолите» - сочный язык, какого уже и не встретишь. Язык серебряного века. А в основе - педофилия. Из зала доносится: «При чем тут педофилия? Это последний роман о последних великих любовниках...» Дядечка Жаринов даже не спорит с этой точкой зрения, а называет современные вещи о любви: «Все утра мира», «Жиль и Жанна», «Чтец»... по его мнению, литературный процесс продолжается. Беатриче Данте было 9 лет. Немногим больше - Лауре Петрарка...
А «Смерть в Венеции» Томаса Манна? Это же восхваление гомосексуализма?! И это - шедевр 20 века!
«Категоричность - обратная сторона моей профессии. Это как хирург - он не может резать без боли», - извиняется дядечка Жаринов.
Раньше у него на телефоне стояла великая мелодия о любви, а сейчас - плач о команданте Че Гевара.