Роман А. Бестера "Кто он?" К 100-летию автора
Сегодня - столетие со дня рождения Альфреда Бестера, классика фантастики.
Вы можете ознакомиться с романом Бестера "Кто он", не издававшемся на русском языке.
Необходимое предуведомление
Роман Альфреда Бестера «Who He?» вышел книжным изданием в 1953 году в нью-йоркском издательстве The Dial Press, в твердом переплете. Автор обложки нам неизвестен.
В феврале 1956 роман под названием «The Rat Race» (Крысиные гонки) переиздан в мягкой обложке издательством Berkley Books (Нью-Йорк), и переиздан в июле 1959 великобританским издательством Panther. Хотя по количеству страниц книги отличаются (255 в американском и 233 в английском), на американском издании 1956 года и на английском 1959 использован один и тот же рисунок за подписью Dave Attie.
Следующее издание случилось только через полвека.
В сентябре 2007 роман «Who He?» попал в каталог принт-он-деманд (печать по требованию) издательства Wildside Press (Роквелл, штат Мичиган), основанного в 1989 году Дж.Г.Бетанкуром (известен у нас в стране как продолжатель «Янтарных хроник» Р.Желязны, на родине же известен как один из первых основателей системы принт-он-деманд, в его издательстве примерно 11 тысяч наименований книг).
У Бестера были куплены права на экранизацию, и именно на эти существенные деньги Альфред и Ролли Бестеры в середине пятидесятых уезжают более чем на год в Европу, где он и пишет следующий свой знаменитый фантастический роман «Тигр! Тигр!». Экранизация же книги «Кто он?» так и не состоялась.
Кто он?
(главы из романа)
Посвящается Ролли
Глава 1
Каждое утро я проклинаю день, когда родился, и каждую ночь боюсь умереть. Я живу жизнь в этих рамках и, постоянно балансируя на канате над истерией, с пониманием отношусь к дилеммам других, пробирающихся над собственными безднами. По ремеслу я сценарист, специалист по детективным программам. Женат на актрисе. В развлекательном бизнесе мы оба на вторых ролях… почти незнакомы публике, довольно известны среди коллег. На двоих мы зарабатываем от десяти до двенадцати тысяч долларов в год - в зависимости от занятости. В нашем бизнесе это едва ли приличные деньги.
[Spoiler (click to open)]
Нашим родным этот заработок представляется целым состоянием, они ослеплены нашим блеском. Нам это неприятно, но как развеять иллюзию, что генерал Сарнофф хлопает меня по плечу и зовет по имени, а то и дружеским прозвищем? Мы понимаем: каждый хочет иметь блестящего друга, и уже не пытаемся уклониться от незаслуженных похвал. Но я не терплю обмана, и, если покажусь читателю циником, это потому, что я перебираю в другую сторону ради правдивости. На деле я - полная противоположность цинику… довольно наивен, люблю приключения и романтику, придерживаюсь моральных и этических стандартов скаутской лиги «Орла».
Больше я не стану говорить вам о себе, потому что пишу не о себе: о других канатоходцах из моих знакомых и об их странных приключениях в диком городишке, который мы, местные уроженцы, зовем Островом. Остров этот, разумеется, Манхеттен, единственная часть большого Нью-Йорка, которую мы, аборигены, признаем подлинным Нью-Йорком: в нашем бизнесе очень немного местных уроженцев, выросших на Острове. Вы бы удивились, узнав, как их мало.
Остров - гремящая передовая новой жизни, которую начинаем мы все: жизни, где ошеломительно смешалось сознательное и бессознательное. Эта жизнь - новая и потрясающая, потому что глубины бессознательного, которые мы прежде скрывали, выходят на поверхность и открыто участвуют в повседневности, обращая ее в жестокую беспощадную войну.
Так поезд подземки то ныряет глубоко под город, то вырывается к дневному свету, громыхает на уроне третьих этажей и снова погружается вниз. И, встречаясь с обитателями Острова, вы никогда не знаете, какой нежданный поворот позволит вам увидеть на миг блеск их душ или унесет в глубины их мерзких бесформенных желаний.
В наш городок стекаются авантюристы со всего мира - так в прошлом веке охотники за удачей рвались на Запад. В Денвере и Фарго старых дней приходилось сражаться за жизнь и добычу - в нашем городе приходится драться еще и за здравый рассудок. Честолюбие и амбиции, глубинные страсти и мании, слепые поиски символов и компенсаций: все, что приводит пиратов на Остров, обнажено, все на виду, и в этом главная опасность. Кто-то может объявить вам войну потому, что вы угрожаете его карьере, или просто потому, что вы символизируете угрозу его хрупкому равновесию. Переходя улицу, вы никогда не знаете, чего ждать: бандитского кастета или невротического кошмара. Остров так дик, так открыт со всех сторон, что никто и не пытается скрыть раскол или тлеющий уголь на дне своей жизни. Мы, канатоходцы, носим свои фобии и мании, как обнаженное оружие, и пользуемся им так же легко и убийственно, как Билли Кид - своим шестизарядным. В результате мы сражаемся, любим, ищем приключений на всех уровнях, и не даем себе труда отличать иллюзию от реальности: ведь обе они одинаково жизненны и опасны.
В своем рассказе я постараюсь различать факты и фантазии, но думаю, к концу вы согласитесь, что в этом не было нужды. Вы, как классический бармен классического салуна из вестерна, будете нырять за пивной бочонок при первом выстреле, и неважно, выстрел ли это реального кольта или грохнули взрывчатые ферменты в человеческом мозгу. И не подумайте, что этот рассказ - тема для психоанализа. Даже ревностные поклонники психоанализа согласятся, что человек, как айсберг, на семь восьмых невидим. Я просто намерен описать, какова жизнь в нашем приграничном городке, когда то, что было скрыто, всплывает на поверхность.
Место действия этой повести - программа, в которой я никогда не работал. Это телевикторина под названием «Кто он?»… один из безумных миксов, начинающихся как эстрадная викторина и заканчивающихся мюзиклом. Ведущие звезды там: Мейсон и Диксон при поддержке Кей Хилл и Оливера Стаси. Режисер - Ребон Сачс, сценарии пишет Джейк Леннокс, музыку - Джонни Пламмер. Выпускает его «Мелвин Грабинетт ассошиейт», и ее клиенту, «Модной обуви», программа обходится в 50 000 в неделю.
По телевизионным меркам «Кто он?» - не дорогое шоу - так, среднего разряда. Думаю, вас может заинтересовать грубая прикидка бюджета - она даст вам представление, за какие ставки бьются участники этого приключения. В денежном выражении, само собой. Канал берет 25 000 за получасовой выход в эфир от побережья до побережья. Звезда программы, Мидж Мейсон, получает 2000 в неделю. Его партнер Дигги Диксон не получает ни гроша, потому что Мейсон - чревовещатель, а Диксон - кукла. Стаси, Кей Хилл и прочие таланты и достопримечательности, включая танцоров, получают 3000 долларов на всех.
Сценарист Джейк Леннокс и авторы шуток для Диксона делят между собой полторы тысячи. Ленноксу еще откалывается кусочек от продюсерской доли за помощь в постановке. Между прочим, один из авторов реплик впервые женился на сорок третий свой день рождения. Брак продержался две недели, после чего невеста вернулась в родную Канаду, а юморист перебрался в Вашингтон и нанялся шпионить для правительственной конторы. Мы до сих пор пытаемся его понять. Может, он решил, что любой канат, даже канат шпионажа, надежней нашего.
Ребон Сачс получает 750 в неделю за режиссуру «Кто он?». История о том, как Сачс попал в этот бизнес - великая легенда и единственное объяснение его извращенной публичной и частной жизни. Он работал трафаретчиком в чикагской рекламной конторе и однажды приехал на работу в новеньком «Кадиллаке». А также в новом костюме и с новым лицом. Рэя стали расспрашивать, не ограбил ли он банк. Типично чикагская шутка. Рэй гордо объяснял, что сочинил хит, под названием, вроде бы, «Люмбаго».
Мелодии этой никто и не слышал. В конторе произвели небольшой розыск и установили, что «Люмбаго» действительно существует, действительно написан Рэйем, а записал песенку по доброте душевной его кузен - дирижер оркестра чикагской студии звукозаписи. Штука в том, что диск был двусторонним - так называемый «перевертыш», и на другой стороне был Синатра. Деньги платили за Синатру, но Рэй получал свою долю. Это создало ему репутацию и положило начало карьере эстрадника. С тех пор он все пытается оправдаться за конфуз с «перевертышем».
Ее немного о бюджете: Джонни Пламмеру, мужу самой экзотической и занудной красавицы в мире, полагается 1500 в неделю на оркестр, звукозапись и собственные нужды. Красавице велено никогда не появляться на студии, поскольку она отвлекает операторов, а их время отмеряется как крупинки радия. Операторы и техники обходятся в 2000 долларов. 3000 стоят декорации и поддержка. Еще 500 - спецэффекты вроде дождя, снега, воли Божьей и проекции фильма на задник сцены.
Продюсер Мел Грабинетт (мистер Мигун для врагов, а друзей у него нет) берет 3000, от которых отрезает Джейку Ленноксу и Неду Бикону - они вместе начинали программу. Джейк и Нед получают по две с полтиной на брата - это 250. «Борджен, Олсон и Мардин» - рекламное бюро, представляющее клиента, добавляют к общей стоимости программы 15 процентов отчислений агентству, да еще призовые деньги и случайные расходы - вот и набегает 50000 долларов за то, чтобы раз в неделю демонстрировать непревзойденное качество «Модной обуви».
Около сорока разнообразно одаренных людей усердно трудились, каждую неделю собирая «Кто он?»… артисты, техники и бизнесмены. Каждый кое-как держался на своем собственном канате, но по субботам в девять вечера они должны были пройти по общему для всех канату перед тридцатью семью миллионами зрителей. Напряжение каждого добавлялось к общему волнению, и казалось, что программа сорвется на репетиции, никогда не выйдет в эфир. Однако же 39 недель «Кто он?» раз за разом проходил без срывов. То есть, без срывов до программы новогоднего вечера.
Это был воплощенный кошмар. Каждый, кто видел шоу, понимал: что-то не так. Мидж Мейсон так халтурил при работе с куклой, что заметно было, как у него шевелятся губы и напрягаются мышцы горла. Оливер Стаси вручал не те призы. Джонни Пламмер не попадал по нотам. Рабочие и распорядители сцены, словно в трансе, забредали в поле зрения камеры. Танцоры исполняли свой номер так, будто ждали, что крыша вот-вот рухнет им на головы. В тот вечер обозреватель «Варьете» вцепился в программу и прикончил ее.
Это было нечестно. Обозреватель должен был сперва все выяснить. Тогда он бы узнал, что шоу полетело кувырком потому, что один человек сорвался со своего личного каната с таким грохотом, что потряс всех. Он бы обнаружил, что всего пять футов отделили поле зрения зала и телезрителей от зрелища мертвеца, висящего в петле на железной сетке над сценой. Двадцать пять минут и тридцать секунд звезды, исполнители, танцоры и техники разыгрывали «Кто он?» под трупом с выпученными глазами и разбухшим языком… под жертвой жестокой беспощадной войны в нашем пограничном городке, погибшей от взрыва ферментов в мозгу.
Я был знаком с покойником. Я знаю, что его убило. Я до сих пор на дружеской ноге с большинством головорезов, наблюдавших его гибель. Я говорил с ними, задавал вопросы, выслушивал ответы и то, чего они не пожелали сказать. Я размотал каждую прядь из тех, что свились в петлю вокруг человеческого горла. Мой рассказ - о том, как это случилось.
Глава 2
Джейк Леннокс десять лет вел безнадежную войну с самим собой, и сам этого не сознавал. Два уровня его сознания ненавидели друг друга и разрывали его надвое. У Джейка имелся осознанный идеал, образец человека, каким он хотел быть… суровым и доброжелательным, непогрешимым и искушенным. Он, подобно многим из наших, страдал комплексом выскочки. Он горько стыдился своего прошлого. Джейк рос в нищей семье вечно пьяного собирателя устриц, и мечтал однажды, проснувшись утром, узнать, что он - второй сын маркиза Суффолка.
Но в глубине души Джейка жил дьявольски буйный парень: смешливый и полный хвастливого азарта, мечтающий о бесшабашных дружках и о девушке, которую мог бы полюбить и взять в жены, чтобы буйствовать с ней в постели. Этого он не сознавал. Он верил в свой осознанный образец. Страсти и желания бунтовали, норовя снести и уничтожить созданный им для себя мир, а сознание отчаянно сражалась за его сохранение.
Случалось, что сознание отступало: вот почему в ночь на Рождество Джейк Леннокс проснулся в роли другого человека. Он был убежден, что он - мистер Кларнес Фокс из Филадельфии. Эту часть истории мне рассказывал сам Джейк и Эйми Дрисколл, когда я ходил к ней за шубой и записной книжкой Джейка. Джейк не осмелился второй раз взглянуть Эйми в лицо. Она воплощала его внутреннее смятение, существование которого он не мог признать.
Эйми (как вам нравится это имя?) была рябоватой блондинкой с самым толстым среди профессионалок задом и бюстом. Глядя на нее сквозь бутылку из-под джина, Эйми можно было принять за грудастую шведскую акробатку - это и подвело Джейка. Одни любят зад, другие перед, - добродушно объясняла мне Эйми, - и она приводит в ошеломление тех и других. Мистер Кларенс Фокс был человеком многосторонних вкусов.
Он проснулся, еще не протрезвев от выпивки и скандала в салуне «Барокко», где подцепил Эйми. Проснулся в одном исподнем, на слишком пухлой софе, прикрытый колючим пледом работы навахо. Было темно. Джейк испустил рев, плавно перешедший в балладу, которую он сочинил прошлой ночью и которой с тех пор терзал уши окружающих. Эйми, заслышав шум, вбежала в гостиную и включила свет. Леннокс поморщился, зажмурил глаза и трижды чихнул в ритме медленного вальса.
- Меньше света, - пробормотал он. - Гете навыворот. Я широко образован, все под рукой. Не хватает яда в крови. - Он снова взревел.
- Перестань шуметь, Кларенс! - воззвала от двери Эйми. - Хватит петь, чтоб тебе.
Леннокс допел балладу, в которую включил все известные ему непристойности. Ровным счетом - семнадцать.
- И перестань ругаться, - строго сказала Эйми. Она была в лифчике, трусиках и черных чулках сеткой - не для того, как она заметила, чтобы пробудить зверя в мистере Фоксе - это был ее обычный рабочий костюм. Собственно, Эйми знала, что парень еще пьян, и надеялась, что ничего такого он не затеет. Виляя бедрами, она подошла и заботливо склонилась над мистером Фоксом. Тот был к ней очень щедр, хотя пока еще не требовал профессиональных услуг. Мистер Фокс уставился на рвущиеся на волю тело и внезапно запустил руку в лифчик.
- Всему-миру-мать! - расхохотался Леннокс.
Он сделал ей больно. Эйми пискнула и отскочила. Леннокс вцепился лифчик и сорвал его. Размахивая трофеем, как знаменем колледжа, он запел: «Лиф-лиф-лиф!».
- Ах ты, пьянчуга поганый, - завизжала Эйми. - Подлец. Подлый грязный пьянчуга! Ты мне с самого начала не глянулся, вшивый су…
- Нет-нет, - запротестовал Леннокс. - Это от восхищения. «Моя любовь прекрасна, апрель в ее лице, а груди щедрые - что сентября плоды…» стихи Р. Грина, исполнение К. Фокса.
Он подскочил с софы, дотянулся до Эйми и благоговейно обнял. Спрятал лицо между грудями. Он не брился с позавчерашнего дня и щетина кололась. Эйми забилась, извернулась и оттолкнула его. Леннокс выпрямился и закачался, подобно корабельной мачте.- «Но в сердце ее - холод декабря», - горестно заключил он. - Где женщины, дарящие страсть с лаской девственницы и безумием блудни? Ты даешь, Эйми, но у тебя вкус денег.
Сделав шаг, он наткнулся на груду картона и оберточной бумаги и тяжело рухнул на рождественскую елку. Дерево зазвенело и покачнулось на треноге.
Эйми разразилась смехом. Она чувствовала себя отомщенной. Леннокс в ярости взвился на ноги, ухватил елку за ствол и яростно заколотил ею по стене. Эйми возмутилась. Леннокс подскочил к ней и шлепнул по крутому толстому заду. Эйми взвизгнула. Леннокс поскользнулся и набил синяк об угловатый твердый предмет в оберточной бумаге. Он схватил предмет.
- А вот это не тронь, Кларенс! - завопила Эйми. Забыв обо всех прочих обидах, она метнулась через комнату, вцепилась в Леннокса и оттащила его подальше. Обертка порвалась.
- Что ты так защищаешь? Девство? - прорычал Леннокс.
- Это твой подарок мне на Рождество! Ты купил вчера… не поломай!
Ободрав оберточную бумагу, Леннокс обнаружил панель темного дерева и двенадцатидюймовый телеэкран.
- Чудовище! - вскричал он. - Одноглазый монстр! - и забил кулаками по крышке телевизора. Эйми тщетно пыталась ему помешать, потом исчезла куда-то и тут же вернулась с пустой бутылкой из-под кварты пива. Занесла ее, сжимая обеими руками, и обрушила на загривок Ленноксу. Тот рухнул ничком, как подрубленная мачта. И ростом он был с хорошую рею.
Когда Леннокс поднялся на ноги, горло у него свел спазм.
- В ванную, - промычал Джейк. Его тошнило. Эйми эти симптомы были знакомы, и никакая месть не стоила дополнительного счета за уборку. Развернув Леннокса, девица умело вытолкала его в узкую дверь спаленки и пропихнула дальше, в ванную. Включила свет, откинула крышку унитаза и с искусством, порожденным большим опытом, пригнула ему голову к горшку. После чего попятилась и захлопнула дверь.
В миг до первого спазма Леннокс успел подумать: «Правила «Плейбоя»! О, девственницы, о, респектабельные господа! Учись у них!
Затем началось очищение.
Когда позывы прекратились, Леннокс мучительно распрямился, спустил воду и уставился на свое лицо в зеркале. Для него это было лицо мистера Кларенса Фокса, филадельфийского квакера, посетившего Нью-Йорк с визитом. Его короткие волосы остались приглаженными - ничто не могло их взъерошить. Но под темными глазами пролегли лиловые тени, а морщинистое лицо было помято.
Джейк проблевался и, будучи еще пьян, начинал трезветь. Проковыляв в спальню, он нашел свою аккуратно развешенную в шкафу одежду и оделся. Потом вышел в гостиную. Эйми успела навести порядок. На ней был белый халатик, оскверненный алыми и зелеными петуниями, и она, преклонив колени перед новым телевизором, вставляла вилку в розетку.
- Если испачкал на полу, подотри, - ледяным тоном произнесла она.
- Веселого Рождества, - отозвался Леннокс. - С удовольствием заплачу за ущерб жизни и телу.
Покопавшись в кармане, он извлек бумажник и принялся нащупывать в нем деньги, но тут ему на глаза попалась визитка.
- Это не мой бумажник, - сказал он.
- Как?
Леннокс с сомнением ущипнул ткань рубашки.
- И одежда не моя.
- О чем ты, Кларенс? Твоя это одежда!
Эйми включила телевизор и щелкала клавишами.
- Нет, не моя. Чужая. Его зовут Леннокс.
- Кого?
Он протянул бумажник Эйми.
- Меня зовут Фокс. Кларенс Фокс из Филадельфии. А здесь сказано - Джордан Леннокс. Видишь? Джордан Леннокс. Это как же получается?
Экран засветился, пошел полосами и ожил. Оркестр Джонни Пламмера наполнил комнату аккордами надежды. Белые титры на рисованном фоне заплясали под голос Оливера Стаси, торжественно провозгласившего:
МОДНАЯ ОБУВЬ… С МИДЖЕМ МЕЙСОНОМ И ДИГГИ ДИКСОНОМ… ПРЕДСТАВЛЯЕТ - «КТО ОН?»!
- «Кто он?»! - Эйми перекричала взрыв аплодисментов из студии. - Обожаю эту программу. Я на все вопросы правильно отвечаю. Попасть бы к ним - я бы выиграла целое состояние!
Она задом допятилась до кресла и села, прикипев глазами к экрану.
Память Джейка Леннокса осветилась, пошла полосами и ожила.
- «Кто он?» - потрясенно выкрикнул Джейк. - это же мое шоу!
Кларенс Фокс уплелся к себе в Филадельфию.
- Это мое шоу, - повторил Леннокс.
- Как так - твое шоу?
- Я его пишу. И владею долей.
- Во дает! - расхохоталась Эйми.
- Не понимаешь? Это моя программа. Я - Джейк Леннокс. Я пишу сценарий, я… какого черта я здесь делаю? Мне надо быть в студии!
Леннокс развернулся и вывалился из квартиры. Прогрохотал по темной каменной лестнице. На улице щипал мороз. Шел снег с дождем, и воздух походил на ледяную воду. Леннокс бросился бежать к западу по Третьей авеню, по огромному обнаженному нерву горячечного Острова. Улица была пуста. Из баров мочой лился желтый свет. Антикварные лавки блистали хрустальными канделябрами. Шест у темной парикмахерской крутился красными и белыми спиралями, подражая звуку гильотины. Маленький человечек в котелке, гороховом пиджаке и белых парусиновых брюках, обгоняя его, весело окликнул:
- Привет, Дэн, рад тебя видеть! - и двинулся дальше по Третьей, дружески приветствуя пустые дверные проемы. - Хэлло, Джерри, давно не виделись… О, Пит? Как семья? Рад тебя видеть, Эд.
Леннокс проводил его взглядом, потом заметил такси подбежал и запрыгнул в машину.
- Готхем, сорок одна тысяча, - крикнул он шоферу и покачал головой. - Нет… это номер служебного подъезда. Давайте сначала: театр «Венеция», на углу Пятидесятой и Шестой. Я спешу, мистер… - он попытался сосредоточить взгляд на карточке с именем за стеклянной перегородкой. Хорошо бы назвать шофера по имени, а не «Мак» или «Приятель». Перед глазами расплывалось, и Джейк сдался.
Он ерзал на краешке сиденья, потрясенный внезапным возвращением рассудка, пытаясь вернуть Леннокса, которым восхищался, которым хотел быть… трезвого Леннокса, второго сына маркиза Суффолка. Он нашел в кармане жакета часы и надел их на руку. Три минут десятого. Мидж Мейсон уже начал первую миниатюру «Мейсон и Диксон». Что там на этой неделе? Футбольная тема. Мейсон в молескиновых брюках. Кукла под простыней. «Кто из футболистов прославился как призрак? Вопрос на пятьсот долларов! Кто он? Рэд Грэндж. Со-вер-шен-но верно! Аплодисменты». Леннокса затрясло.
- Что это было? - бормотал он. - Где я был? Мне страшно. Почему? - вопрос на пятьсот долларов!
Он перебирал осколки воспоминаний за последние сутки. Ему страшно было откапывать, обнажать, разоблачать, но иначе он не мог - так невозможно не трогать языком больной зуб. Кусочки были невнятные и крошились от самого бережного прикосновения. Возникло и тотчас растаяло лицо китайца. Серия непонятных взрывов - словно залп расстрельной команды. Узел. Сверкающая негритянская улыбка. Снова узел. Медный посох и медный удар гонга. Узел. Мишень. Узел.
- И страх, - сказал себе Леннокс. - Ради бога, я просто напился, всего-навсего. Чего тут пугаться? Что я натворил?
Он проверил бумажник. От четырехсот долларов осталось двадцать три. Сколько стоил телевизор, купленный для той блондинки?… как ее там. Энни? Мэми? Телевизор ей купил квакер. Мистер… кто это был? Карл, вроде бы? Или Клод? Леннокс поморщился, помотал головой. Память уходила… уходила… так улица исчезает под слякотью. От целых суток остались только несколько смутных заплаток. Квакер. Блондинка. Узел.
- Господи, - взмолился он, - Господи Боже, не оставь меня. Не оставь меня ныне!
Леннокс заметил, что плачет. И разъярился. Благожелательный и суровый аскет, безупречный и искушенный, никогда не плачет. Это плакал тот, другой, забывавшийся так мучительно быстро… жуткий, буйный дикарь, позорище. Леннокс стукнул кулаком о ладонь и снова взглянул на часы. Девять ноль семь. Первая музыкальная пауза Оливера Стаси и Кей Хилл. Стаси в одеянии шейха поет, обращаясь к Кей, одетой как английская наездница и накрашенной как Агнес Лир. «Вопрос на семьсот пятьдесят долларов: кто из актеров впервые прославил роль шейха? Кто он? Рудольф Валентино!». Аплодисменты, оркестровый проигрыш и переход к введению к театральному номеру.
Такси застряло в пробке на 42-ой у ворот Вандербильтов, потом еще раз - на Мэдисон. Леннокс сдерживал желание высунуться в окно и орать на таксистов и автобусы. От прошлой ночи не осталось ничего, кроме квакера, блондинки, узла и паники. Он повернулся спиной к осколкам и страху, вцепился в каркас знакомого мира. Он - Джордан Леннокс, владеет долей «Кто он?» и пишет сценарии. Пулитцеровскую премию не возьмет, но честно работает по контракту. Ему в жизни не приходилось искать работу. Его ни разу не увольняли. Десять лет он прорубался и прогрызался к своему месту в жизни, и ни разу не был побежден.
- Нет, честное слово, - вдруг заговорил он, - чего это я испугался? Это они все меня боятся.
Выскакивая из такси у артистического подъезда, он уже не дрожал. Он снова стал Джейком Ленноксом, каким мы все его знали: язвительным, суховатым, несокрушимым. Он сунул таксисту доллар за проезд и еще доллар - в подарок.
- Веселого Рождества, Мак, - добродушно пожелал он и вошел в студию. На мостовой остались черные следы - город тоже скрывался под мокрым снегом.
Было 9:31:30. Эфир две минуты как закончился. Леннокс пробился сквозь толпу жен и друзей, заполонивших коридоры за сценой, и вышел к кулисам. И сразу остановился. Он учуял неполадку и немедленно зарядился свежей энергией. Быстро, настороженно огляделся.
Зал пустел. Две стеклянные будки контроля за оркестровой ямой были набиты жестикулирующими представителями агентства, похоже, атаковавшими Реборна Сачса - режиссера, и Сола Эгглстона, главного оператора студии. У Джейка раздулись ноздри. На сцене царил хаос. Шестерка балерин в костюмах снежинок уточками прошмыгнули мимо, нервно перешептываясь на бегу.
- Энжи, Фло… Рутанна! - позвал Леннокс. Девушки были его любимицами, поставлявшими закулисные сплетни. Они испуганно оглядели Джейка, отвели взгляды и засеменили по железной лесенке к уборным, расположенным на галерее над сценой. В углу ширмы, изображавшей мастерскую Санты, Оливер Стаси рычал на Кей Хилл - тоненькую миловидную девицу с едким взглядом и вялым ртом. Операторы и рабочие молча разбирали аппаратуру и декорации. Ни болтовни, ни смешков, несмотря на то, что Грабинетт осыпал их рождественскими премиями и, судя по запаху, премии уже пошли на угощение.
Развернувшись, Леннокс через сцену вгляделся в правую кулису, где располагался помост для музыкантов, высматривая среди них друга, пианиста Сэма Купера. Музыканты расходились. Сэма не было видно. Леннокс подобрался для нового сражения. С клинком наголо он зашагал к уборной для первого состава, постучался и вошел, готовый к нападению и к обороне.
Продолжение следует