Русская Матрица. Как победить в столкновении цивилизаций - 1

[fanisovich]

Церковная «реформа» XVII века как идеологическая диверсия и национальная катастрофа. Иудо-протестантизм против русского православия и традиционного ислама. Как победить русской цивилизации нестяжательства?
Кого можно назвать Русским? Очевидно, что как сами русские народы, проживающие в Велокороссии, Малой и Белой Руси, так и русских татар, русских лезгин, русских аварцев, русских черкесов, русских абхазов, русских калмыков, русских якутов и другие народы - всех, кто принимает и ценности Русской цивилизации и культуры, объединившей, прежде всего на основании русского православия - христиан, народы традиционного ислама, буддизма и народы Сибири. Основой Русской матрицы стали нестяжательство, общинность и территориальный экспансионизм, вовлекающий в единое экономическое и культурное пространство все большее число народов на принципах со-трудничества и духовного единения. При такой благостной картине создания Русской Империи, остается только выяснить, что стало причиной проникновения «ветхозаветных ценностей»: индивидуализма, стяжательства и ростовщичества, права собственности, возведенного в абсолют - т.е. абсолютно антирусских, антиправославных понятий, финально приведших к «еврейской революции» 1917 года, а позднее и к «реконкисте» 1991?


Со времени победы Святослава Игоревича над Хазарским каганатом, последующем крещении Руси при его сыне Владимире Святославовиче, и до конца 16 века прямому внедрению «ветхозаветных ценностей» на Руси оказывалось серьезное сопротивлени е. Сам «Ветхий завет» в Русской Православной Церкви, фактически, долгое время был «литературой для служебного пользования». Но все изменилось в 1650 -1660-х при царе Алексее Михайловиче, отце Петра I, когда произошла так называемая «реформа Никона», и были проведены принципиальные изменения в церковной жизни, приведшие к Расколу Русской Церкви. Существует множество исследований о произошедшем. Попробуем свети их вместе и проанализировать проблему с точки зрения столкновения цивилизаций и мировоззрений - Старого и Нового Завета...



Алексей Михайлович 
 Патриарх Никон

Каждой из сторон сложно оставаться абсолютно беспристрастной при оценке тех событий и их последствий. Поэтому особо интересным выглядят выводы директора Библиотеки Конгресса США, крупнейшего ученого-русиста, Джона Биллингтона, который еще в 1966 году писал: «Старообрядцы обвиняли Никона в том, что он разрешил евреям переводить священные книги, а никониане обвиняли старообрядцев в том, что они позволяли евреям вести богослужение. … Обе стороны считали собор 1666-1667 гг. «еврейским сборищем», а в официальном постановлении собор обвинял своих противников в том, что они стали жертвами «лживых еврейских словес». … Везде ходили слухи, что государственная власть отдана «проклятым еврейским правителям», а Царь вступил в тлетворный «западный» брак, одурманенный любовными зельями врачей-евреев»[1].

При этом нужно вспомнить, о давлении, которое оказывали на царя Алексея. Историк  Н.И.Костомаров отмечал: «В 1649 году приехал в Москву иерусалимский патриарх Паисий. Он заметил, что в московской церкви есть разные нововведения, которых нет в греческой церкви, и особенно стал порицать двуперстное сложение при крестном знамении. Царь Алексей Михайлович очень встревожился этими замечаниями и отправил реко он келаря Арсения Суханова на восток за сведениями. Но пока (тот) странствовал на востоке, Москву успели посетить другие греческие духовные особы и также делали замечания о несходстве русских церковных обрядов с греческими, а на Афоне монахи даже сожгли богослужебные книги московской печати, как противные православному чину богослужения»[2].

При этом Паисий в грамоте Алексею Михайловичу провокационно-комплиментарно написал: «Пресвятая Троица... благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего»[3]. Вероятно, эта фраза, на самом деле подталкивающая страну к войне с Османской Империей, утвердила предельно политически наивного царя Алексея в намерении начать «греческий проект», первой стадией которого стала церковная реформа русской церковной практики, приняв за образец практику «греческую». Но у греческой церкви в этом вопросе был мощный негласный союзник - папский престол.

Напомним, что Иерусалим, как и Константинополь, уже более двух веков находился под властью Османской империи - самого могучего государства того времени. При этом множество сфер общественной жизни были плотно заняты иудеями[4], плетущих свою антихристианскую интригу. Сами же греки, даже и отрекшиеся от Ферраро-Флорентийской унии, которая окончательно подорвала дух Византии, после захвата Константинополя османами (1453 г.) те же два века не имели ни собственной развитой богословской школы, ни собственного книгопечатания. Греческие богословы за «наукой» ездили в Европу, напитываясь латинским и протестантским духом.
Богослужебные греческие книги, печатавшиеся в латинских, зачастую иезуитских, типографиях, корректировались выученными латинянами «справщиками», за редким исключением во многом насыщенными униатскими, католическими идеями и/или являющимися агентами иезуитов. Именно в силу этих причин еще в 1480 г. в русскую архиерейскую присягу была включена клятва о том, чтобы не принимать греков ни на митрополию, ни на епископство[5]. И эта клятва была нарушена.

Попытки латинизации


 Лжедмитрий Первый

Нужно отметить, что мощным толчком к латинизации Руси стала Смута и кратковременное воцарение самозванца Лжедмитрия I, который, как известно, обещал Риму, в случае успеха, окатоличивание Руси. Состоявшие при нем постоянно иезуиты, которые контролировали этот процесс, давали ему такие инструкции: «Самому государю заговаривать об унии редко и осторожно,  …пусть сами русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразований, и тем проложат путь к унии…  издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих… намекнуть черному духовенству о льготах, белому о наградах, народу о свободе, всем - о рабстве греков… учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя светских»[6]. Т.е. суть «реформы» была продумана, сформулирована и выдана своим агентам в качестве рабочей инструкции задолго до «реформы» Никона и царя Алексея Михайловича.

Последний был сыном первого царя из династии Романовых, - семьи сторонников «семибоящины», выдвинувшейся при давно близкого с ними Лжедмитрии или Гришке Отрепьеве. Юрий (Юшка, Гришка) Богданович Отрепьев был внуком выходца из Литвы с характерным именем Давид Фарисеев, получившего свою кличку «Отрепьев» от царя Ивана III, изгнавшего «жидовствующих» вместе с их ересью из Руси, (при этом имена всех проповедников иудаизма на Руси в XV веке сегодня известны лишь частично - это те же «выходцы из Литвы»: Схарий, Моисей Хануш и Иосиф Шмойла Скоровей). Та же попытка иудейского прозелетизма на Западе оказалась успешной, обернувшись Реформацией и возникновением протестантизма.

Католическая церковь в качестве контрпроекта выстроила Орден иезуитов. Система морали, разработанная иезуитами в полной аналогии с иудаизмом, ими самими называлась «приспособительной» (accomodativa). Данное папством иезуитам освобождение от многих религиозных предписаний и запрещений, ответственность только перед орденским начальством и пр., способствовали проникновению их в различные сферы. Поэтому стали активно появляться и иезуитские школы - в Малороссии, и в Галате (Константинополь) и в других странах, а их агентура шныряла по всему Востоку. Орден разрешает многим иезуитам вести светский образ жизни, сохраняя в тайне свою принадлежность к ордену. «Вся эта усиленная деятельность Ватикана объясняется Лютеровою реформою: лишившись вследствие ее бесчисленного множества древних чад своих, папы думали вознаградить свою потерю подчинением себе церкви восточной и не щадили для сего никаких средств»[7].

Одновременно Западную Европу тревожила и угроза турецкого нашествия (со своей стороны инспирированная иудеями Константинополя и халифатом Гранады), вплоть до поражения турок под стенами Вены в 1683 году, поэтому «у папства в эту эпоху (ХVI-ХVII вв.) была… идея, которую папы желали внушить всей Европе: идея крестового похода для изгнания турок из Европы...  идею разделял и польский король Стефан Баторий. План борьбы с турками одинаково старательно разрабатывался и в Риме, и в Польше. При этом полагали, что для достижения успеха необходимо привлечь Москву в качестве орудия, а чтобы удобнее пользоваться этим орудием, нужно было подчинить его папе... Москве нужно было навязать царя-католика»[8]. Чтобы втянуть и ослабить Русь авантюрной войной с Османской империей, занимавшей тогда почти полмира, приманкой для московитов был обозначен Константинопольский престол.

«В схватке двух тигров всегда побеждает третий» говорил Конфуций. Столкнув православие и ислам, многие силы рассчитывали погреть руки…

На войну с Османской Империей

сначала пытались толкать Рюриковичей. На Василия III последовательно давили: в 1517 г католический дипломат Сигизмунд Герберштейн, затем в 1518 г. легат Льва Х доминиканский монах Николай Шомберг (достигший позже звания кардинала и епископа Капуанского). «Чтобы подействовать на Василия Ивановича, ему представляли, что он вправе отнять у турок Царьград, как свое законное наследие, будучи сыном греческой церкви, и что если он соединится с римскою церковью, то папа увенчает его царскою короною и титулом, а русского митрополита возведет в сан патриарха»[9]. Одновременно влияние на русского царя пытался оказывать Максим Триволис (Грек). В 1525 г. папа Климент VII присылает в Москву повторную грамоту с тем же предложением.


  
  

Сигизмунд Герберштейн  Максим Триволис (Грек)      Антонио Поссевино

Ивана Грозного соблазнял уже Антонио Поссевино - папский легат и первый иезуит, официально прибывший в Москву. Вручив Грозному богато украшенную книгу о Флорентийской унии, он пообещал Царьградский престол, если тот признает главенство римского папы: «Если ты соединишься верою с папою и всеми государями, то при содействии их не только будешь на своей прародительской отчине, в Киеве, но и сделаешься императором Царьграда и всего Востока»[10]. На лукавый римский соблазн Византийским престолом Иван Грозный ответил: «Что же до Восточной империи, то Господня есть земля; кому захочет Бог, тому и отдаст ее. С меня довольно и своего государства, других и больших государств во всем свете не желаю»[11]. Поэтому у введения клятвы о неприятии греков в высшие иерархи Русской Церкви в 1480 г. был еще один мотив.

Клятву нарушили при Лжедимитрии, когда патриархом фактически избрали грека Игнатия - униата, позже убежавшего вместе с поляками...

Клятвоотступники


 патриарх Филарет (Фёдор Романов)

Потерпев неудачу с взрослыми Рюриковичами, «развести» удалось 16-летнего Алексея Михайловича Романова, чей дед, Фёдор Романов, в открытую сотрудничал с польскими оккупантами, будучи «родственником» Лжедмитрия Первого и «нареченным патриархом» при Лжедмитрии Втором. Затем, «официально» став патриархом Филаретом, стал и официальным соправителем с чином «Великого Государя» при своем сыне царе Михаиле Романове, первым из династии Романовых. Мотивационную суть, которой соблазнили юного царя Алексея, учинившего Раскол, четко сформулировал в 1938 г. на лекции студентам Парижского богословского института известный русский историк и богослов А.В.Карташев: «Задача Третьего Рима в голове молодого царя Алексея Михайловича воспылала мечтой освободить православных от турок и войти в Царьград василевсом всего Православия, а его друга патриарха Никона - служить литургию в Св. Софии во главе  четырех остальных патриархов. Для этого спешно нужно согласовать все книги и обряды с греческими. Началась неграмотная и нетактичная ломка…»[12].

При этом историк русской церкви Н.Ф.Каптерев особо подчеркивал: «…инициатива произвести церковную реформу, в смысле объединения наших церковных чинов, обрядов и богослужебных книг с тогдашними греческими, принадлежит не Никону, а царю Алексею Михайловичу и его духовнику - протопопу Стефану Вонифатьевичу. Они первые, ещё до Никона, задумали произвести церковную реформу… наметили её общий характер и начали… приводить её в исполнение; они ещё до Никона вызвали в Москву из Kиeвa знающих греческий язык книжных справщиков, с помощью которых ещё до Никона уже начали исправлять наши книги с греческих и, что главное, они же создали и самого Никона, как реформатора-грекофила... Сам Никон главную задачу… своего патриаршества видел и представлял… в том, чтобы освободить патриарха, от подавляющей её всецелой зависимости от государства, чтобы сделать патриарха… не только независимым от государя, но и поставить его рядом с царем, как другого великого государя, подчинить его контролю, как блюстителю и охранителю вечных незыблемых божественных законов, не только церковную, но и всю государственную и общественную жизнь…

из приведённых заявлений Никона, сделанных им в разное время… оказывается, что Никон… производил церковные исправления с совета и по указаниям восточных иерархов, руководствовался в этом деле присланной ему константинопольским патриархом Паисием книгою «Скрижаль», а также древними, собранными по его поручению на востоке, греческими книгами, с которых у нас будто бы делались переводы, по которым и правились наши книги... Лично сам он производил исключительно только церковно-обрядовые реформы, касавшиеся церковных чинов и обрядов, и производил их действительно по совету и указанием восточных иерархов»[13].

Отметим, что за «справщиками» отправили в Киев, когда Малороссия, находившаяся под властью Польши, была подвержена глубокой латинизации. При этом сама Польша в это время экономически практически полностью контролировалась иудеями, которые с XII века не только заведовали монетным двором ( печатая монеты на иврите), будучи при этом приравненными в правах с польским дворянством, но и дали потомство королю Польши...

Скоропостижная смерть патриарха Иосифа в 1652 году (в которой некоторые усмотрели признаки отравления цикутой), развязала «грекофилам» руки. Склоненный к «папоцезаризму», властолюбивый Никон, «задался грандиозной идеей сделать из Москвы в церковном отношении вторую Византию». Он переносит к нам греческие амвоны, греческий архиерейский посох, греческие клобуки и мантии, греческие церковные напевы, приглашает в Москву греческих живописцев, строит монастыри по образцу греческих, приближает к себе разных греков, всюду выдвигает на первый план греческий авторитет[14]. Оценивая это слепое копирование греческого образца, Павел Флоренский назвал деятельность патриарха Никона «реакционной и вообще антинациональной»[15]. Нужно отметить, что уже к 1658 году Никон разошелся с царем Алексеем, и ушел в добровольное изгнание, где начал служить по старому обряду.

На соборе 1667 г., призванном «утвердить реформы», царь передал все ведение дел в руки двух восточных патриархов, Паисия Александрийского и Макария III Антиохийского. Восточные патриархи держали себя на соборе как безапелляционные судьи всех русских дел, развернув кампанию против вековых православных русских традиций, обрядов, всего прошлого русского быта и всей многовековой русской истории, признав Русский обряд «еретическим», а следующих ему - «еретиками», заменив все, включая одежду духовенства, «по греческому образцу». При этом оба «патриарха» к тому времени уже были лишены своих кафедр решением Собора в Константинополе. Сложно представить, что эти заезжие гости, получившие за свой визит огромные деньги[16], смели судействовать без прямого указания заказчиков.

Более того, есть свидетельство, что заезжим патриархам угрожали, если они откажутся исполнять эти прямые указания. Архимандрид Дионисий, - грек, находившийся в Москве, - сказал им следующее: «Аще тако станете судити  без помазания, и вам чести большия и милостыни довольной и даров не будет от великаго государя и от всех властей тако же, но сошлют вас в монастырь… и во свою землю не отпустят вас…  Патриархи же послушали его и творити тако стали, а не спорили ничего, токмо потакали»[17].

Идеологическая «растяжка»

Между тем, идеологическая база и документы Соборов 1666-1667 годов, предметом рассмотрения которых было окончательное обсуждение «богослужебных реформ», разрабатывались:

- учёным монахом-базилианом «латинского» толка Симеоном Полоцким (он же Самуил Ситнянович, «довольно заурядный…  начётчик, или книжник, но очень ловкий, изворотливый, и спорый в делах житейских, сумевший высоко и твёрдо стать в озадаченном Московском обществе»[18]);
- «митрополитом Газы» Паисием Лигаридом (авантюрист, агент иезуитов, рукоположенный в священники униатом Рафаилом Корсаком. Был отлучен от церкви патриархом Нектарием Иерусалимским, преемником Паисия Иерусалимского. Считается, что именно Паисий Лигарид надоумил Алексея пригласить двух отлученных «патриархов» в Москву);
-  упомянутым выше греком Дионисием (архимандрит Афонского Иверского монастыря, находящимся в Москве во время организации Раскола (1655-1669), который угрожал отставным восточным патриархам, заставляя их «принять правильное решение»).

Патриарха Никона на этом Соборе, как засомневавшегося и «не оправдавшего доверия» при проведении «модернизации православия», лишили патриаршего достоинства, епископского сана и сослали в Белозерский монастырь. Алексей на этом заседании собора не присутствовал, зато позже сам возглавил «реформацию».

Показательно, что в то же 1666 же году царь специальным посланием в Афон просит прислать ему  «Судебник» и «Чиновник всему царскому чину прежних благочестивых царей греческих», которые ему, видимо, понадобились для практической подготовки к ожидаемой коронации на Византийский престол, к чему хотел приступать сразу после окончательного утверждения «реформы». И здесь уже нужно говорить не о «политической наивности», а о слабоумии Алексея Михайловича, которым отмечена вся его деятельность. Так своему зарубежному маклеру Джону Гебдону царь давал поручение: прислать из-за границы «мастеров таких, чтоб умели сделать так, чтобы всякие птицы пели и ходили, и кланялись, и говорили, как в комедии делаетца» или «подкопщиков добрых, что б подкоп умели вести… сквоз воду»[19]. Фантастические представления о «чудесах западной культуры» и «всеобъемлющем могуществе» мастера-иноземца, пренебрежение к отечественной истории и культуре, еще больше разовьются и проявятся у его сына, царя Петра I, воспитанного все тем же Самуилом Полоцким…

Между тем, во всей ситуации не сложно заметить «классическую растяжку» - царя Алексея Михайловича соблазнили мечтой, что он может стать главой Константинопольского престола. Никона соблазнили тем же мотивом, что через Москву может совершаться Вселенское Церковное управление. Ничего этого не было исполнено. Зато в игре на тщеславии правителей государства и церкви, которые допустили раскол в стране, была издана Московская Библия.

Характерно, что «грекофил» Никон к самому тексту книжных исправлений прямого отношения не имел, да и не мог иметь. Поскольку Никон совсем не знал греческого языка, не мог читать греческих книг, следовательно, не мог сам следить за исправлениями с «греческих книг», то поневоле всё дело должен был доверить «справщикам».

«Правки» от лукавого




В сознании большинства причиной Раскола Русской Церкви были в «небольшие исправления в переводах, делающие церковные обряды более понятным». «Понятными?» Сравните сами - старый текст: «…Господа нашего Исуса Христа… давшаго нам Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата». Новый текст «…и даровавшего нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата». Что здесь улучшилось, когда «нам тебе» есть лишь полная безсмыслица...

Так неужели ради «таких пустяков» православные уходили в леса, претерпевали пытки или всходили на костер, как Аввакум? Нет, они противостояли еретическому влиянию и очевидным кощунствам «справщиков». В качестве примера - молитвы из Чина Крещения, где «справщики» поглумились вовсю. Старый текст: «…молимся Тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый». Новый текст: «ниже да снидет с крещающимся, молимся тебе, дух лукавый». Около двух веков эта «ошибка» рабо­тала на раскол: «духу лукавому молятся», - говорили старообрядцы, пока новообрядцы не вернулись к «дониконовскому» варианту...

Там же: «Запрещает ти диаволе, Господь наш Исус Христос пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Новый текст: «Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедый в мир и вселивыйся в человецех». Кощунственная подмена смыслов! Новообрядцы вернулись к дониконовскому варианту лишь в Требнике, изданном в 1979 году.

Еще. Старый вариант: «И вообрази Христа Твоего в хотящем породитися святым крещением от моего недостоинства» -  слова, произносимые священником при обряде крещения, подчеркивающие его смирение. Новый: «…хотящего породитися моим окаянством». Получается, что крещение, как символ рождения нового духовного человека, проходит не при смиренном посредстве священника, а от его окаянства!

Вредительство «справщиков» не миновало и самых текстов Священного Писания. Лишь один из наиболее вопиющих примеров такой «справы». На старый текст Послания Св. Апостола Павла к Колоссянам: «И вас мертвых сущих в прегрешениих и в необрезании плоти вашея сооживил есть с Ним, отмыв нам вся прегрешения» (Кол. 2:13), правщики выдали следующий вариант: «…сооживил есть с Ним, даровав нам все прегрешения». Подобную замена можно видеть и в молитве Св. Ефрема Сирина, где вместо бывшего в старом тексте: «дух уныния, и небрежения, сребролюбия, и празднословия отжени от мене» вредоносные «справщики» нарисовали: «…дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми». «Сребролюбие» явно выводится из грехов, зато таковым объявляется уважение к «старшим по положению»?

В одной из новых версий молебного канона Ангелу Хранителю появилось: «страстьми свиней умных житие соверших», когда ранее же упоминались «свиньи неразумные».

Вчитайтесь внимательно, из приведенных примеров, коих много больше[20]. Каждому видно: проблема заключается явно не в «мелочах». Церковная «реформа» XVII века давала безнаказанно глумиться над церковью. «Реформа» стала идеологической диверсией, приведшей к надругательству и излому Русской Матрицы.



В своих трудах проф. Н.Д. Успенский неопровержимо доказал, что образцами для исправления служили современные греческие богослужебные книги, изданные преимущественно в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Чтобы скрыть этот факт, «правщики», фальсифицируя, писали в предисловиях некоторых книг, что исправление проводилось согласно «с древними греческими и словенскими» образцами (служебник изд. 1655 г.)[21].

Арсений Суханов в числе большого количества (498) рукописей, приоб­ретенных им на Востоке, привез в Москву только 7 (семь!) рукописей, которые можно было использовать при исправлении книг[21]. Его путешествие было ничем иным, как дымовой завесой «реформаторов».

Трагикомичность истории «правки» и в том, что за шесть лет никонова патриаршества вышло шесть изданий Слу­жебника, разногласящих между собой, «причем раз­ности между изданиями мы наблюдаем не только в несколько строк, но иног­да в страницу, в две и больше»[22]. С увеличением количества изданий противоре­чия в книгах не только не уменьшались, но все более увеличивались…

В XIX в. Н.Каптерев, историк православия, находящейся в рамках обер-прокурорской цензуры, писал о «правках» и «справщиках» очень мягко: «Арсений, как иностранец-грек, не настолько владел русским языком, чтобы  постичь все его тонкости...  Епифаний Славинецкий... известен как  крайний приверженец буквализма в переводе, он в жертву буквализму приносил ясность и понятность самой речи, сочинял собственные слова и их сочетания очень искусственные и маловыразительные, лишь бы быть ближе к подлиннику, отчего его переводы всегда неуклюжи, нередко темны и малопонятны, так что смысл некоторых наших церковных песней и сейчас усвояется с трудом» [22].

Так кем же были на самом деле «справщики» и какое влияние оказала эта «научная интеллигенция» на «гуманитарные технологии»?

Продолжение следует...

Источник