Кинорежиссер Серджио Леоне умер через три месяца после празднования 60-летия и за два дня до подписания контракта на финансирование самого грандиозного своего фильма. Бюджет - 100 миллионов долларов. В главной роли - Роберт Де Ниро. Рабочее название - «900 дней». Сюжет - история любви простой русской девушки и американского кинооператора в блокадном Ленинграде.
Леоне думал об этом фильме почти 20 лет, с тех пор как случайно купил в аэропорту и прочел документальную книгу «900 дней. Блокада Ленинграда» Гаррисона Солсбери, корреспондента The New York Times, работавшего в СССР в годы Великой Отечественной войны. «Через некоторое время, - вспоминал Леоне, - я услышал „Седьмую симфонию“ Дмитрия Шостаковича и был потрясен» («Седьмая симфония» была частично написана в блокадном Ленинграде). По мнению режиссера, ленинградская блокада была событием, которое не имело равных себе в истории: «Если бы на земле был ад, то Ленинград 1942 года можно было бы назвать этим словом».
Четыре года на обсуждение
Вероятно, первым с замыслом Леоне познакомился человек, который меньше всего этого ожидал. «[В начале 1970-х] в Риме я встретился с режиссером, который жил и снимал в блокадном Ленинграде, - рассказывал Леоне. - Это был знаменитый русский режиссер Михаил Калатозов. За полчаса до встречи с Калатозовым приехал переводчик, и я спросил у него: „Что снял этот Калатозов?“ Он был удивлен моей неосведомленностью. Его фильм „Летят журавли“ лет десять назад получил „Золотую пальму“. Нас познакомили. Ради комплимента я соврал, что восхищен его фильмом, особенно натурой. После этого рассказал ему о своей мечте снять фильм о блокадном Ленинграде. Вот одна из сцен. Утром немецкий часовой видит русские танки. Десять танков, двадцать, тридцать, двести танков. Эта большая армада танков прорывает блокаду. Калатозов меня перебил: „Правда в том, господин Леоне, что танков было только два. Я был там“. После этой встречи я стал меньше фантазировать и больше опираться на факты».
Леоне впервые побывал в СССР в 1971 году, чтобы прощупать почву, и убедился, что кино, которое он задумал, можно снять только на натуре, в настоящем Ленинграде, а не в павильоне. Но общий язык с советскими чиновниками он смог найти (не без помощи премьер-министра Италии Джулио Андреотти) только после начала перестройки, во второй половине 1980-х годов. Он заручился поддержкой кинорежиссера Элема Климова, который тогда был главой Союза кинематографистов СССР. Во время четвертой поездки Леоне в СССР тот организовал важную для итальянцев встречу с советскими писателями (Даниил Гранин и Алесь Адамович рассказывали про блокаду три дня подряд) и помог им дать 7 февраля 1989 года пресс-конференцию, где было объявлено, что продюсер фильма Альберто Гримальди подписал договор о совместном производстве с советской стороной.
«Разговор об идее совместной постановки, - рассказывал Леоне в интервью газете «Московская правда» в январе 1989 года, - начался с еще прежними руководителями советской кинематографии на одном из Венецианских фестивалей, когда они посмотрели мою картину „Однажды в Америке“ (речь идет о председателе Государственного комитета СССР по кинематографии в 1978-1986 годах Викторе Ермаше). Если знать темпы вашей бюрократической машины, надо полагать, нам повезло: обсуждение продолжалось всего четыре года».
Несмотря на то, что фильмы Леоне до этого момента не попадали в отечественный прокат, советская сторона не скрывала своей радости от сотрудничества с автором «Однажды в Америке» и «Однажды на Диком Западе». «Это проект государственного значения», - подчеркивал председатель «Совинфильма» Александр Суриков. Он заявлял, что производство будущей картины станет самым крупным проектом не только в советской, но и в мировой кинематографии. Для реализации фильма возможностей одной киностудии «Ленфильм», как считал Суриков, было недостаточно. Поэтому была создана специальная дирекция, которая должна была решить, как реализовать проект. В частности, предполагалось, что в строительстве декораций должна была помочь Ялтинская киностудия. Не скрывал своей радости и итальянский продюсер Гримальди: «Русские обещали помочь при условии, если я не разрушу город второй раз».
Погоня за правдоподобностью
В роли главного героя, американского кинооператора, Леоне видел Роберта Де Ниро. Согласием актера он к тому моменту еще не заручился, однако не сомневался в успехе переговоров. По воспоминаниям Де Ниро, чтобы уговорить его на роль в «Однажды в Америке», Леоне рассказывал ему о будущем фильме в течение семи часов. «Я так увлекся этой историей, что поверил в картину», - говорил актер. Успел ли Леоне поговорить с Робертом Де Ниро о своем новом фильме, так и осталось неизвестным.
С остальными ролями оказалось сложнее. Когда журналисты спросили Леоне о возможном участии в проекте Мэрил Стрип в качестве исполнительницы главной роли, Леоне замахал руками: «Никогда в жизни. Не мой тип актрисы. Я хочу посмотреть русских актрис». Правила подбора остальных исполнителей должны были быть жесткими. «Основным станет принцип национальной принадлежности действующих лиц, - говорил режиссер. - Русских будут играть русские, немцев - немцы, американцев - американцы. Каждый будет говорить на своем языке». При этом картина должна была выйти на английском языке. Композитором фильма должен был стать бывший одноклассник Леоне и его постоянный соратник в работе Эннио Морриконе, оператором - итальянский мастер Тонино Делли Колли.
По плану режиссера создание фильма должно было занять примерно столько же времени, сколько длилась блокада города. «900 дней» должны были попасть на экраны в 1992 или 1993 году. «Обычно, когда я приступаю к фильму, сценарий знаю наизусть, - объяснял Леоне газете «Известия». - На этот раз пришлось отступиться от своих правил, так как я хотел быть уверенным, что мне разрешат снять фильм в Ленинграде. Без атмосферы этого города, его духа фильм много потерял бы. Сейчас, когда контракт совместной постановки подписан, мы приступаем к работе над сценарием. Для его написания потребуется почти год». Автором сценария с советской стороны должен был быть драматург Арнольд Витоль, с американской - Элвин Сарджент, автор сценариев лучших фильмов Питера Богдановича и Пола Ньюмана. Но до этого дело так и не дошло. От фильма остались только воспоминания собеседников Леоне, которым он описывал сцену, открывающую фильм, и основные сюжетные линии.
Любовь во время блокады
Фильм должен был начинаться с длинной сцены, снятой без монтажных склеек, под звуки «Седьмой симфонии» Дмитрия Шостаковича, исполняемой на рояле. Первый кадр - крупный план, снятый с улицы через окно ленинградского дома: руки композитора, который ищет свои нотные записи и находит их. Оглядев комнату на среднем плане, камера, укрепленная на вертолете, возвращается на утреннюю улицу, переходит на общий план и следует за прохожими - вооруженными ополченцами. Они садятся в трамвай, по маршруту его следования к ним присоединяются все новые и новые люди с оружием.
В конце трамвайных путей их ждут грузовики. Когда трамваи пустеют и грузовики подъезжают к окопам за городской чертой, в звуковой дорожке за кадром к роялю присоединяются другие музыкальные инструменты. Когда в дело вступает весь оркестр, камера поднимается выше и показывает огромное поле битвы с тысячами немецких танков, готовых стрелять. Звуки музыки перемешиваются со звуками грохота выстрелов. Кадр обрывается первой монтажной склейкой. Следующая сцена переносит зрителей в концертный зал, где играют Ленинградскую симфонию Шостаковича - 180 музыкантов на сцене и 5 тысяч человек в зале.
«Этот фильм об ужасах блокады, о войне, о стойкости и мужестве жителей города, но прежде всего этот фильм о любви, - подчеркивал Леоне. - Советская девушка и американский оператор кинохроники любят друг друга. Девушка понимает, что за связь с иностранцем ее могут посадить лет на десять в тюрьму. У их любви нет будущего, поэтому они спешат. Рождается дочка. При освобождении Ленинграда оператор погибает с кинокамерой в руке, снимая последние часы блокады. Но я не покажу, как он умирает. Мы узнаем о его смерти по реакции девушки. Она в кинотеатре смотрит хронику и знает, что это снимает он. Немцы бегут, гранаты рвутся, и вдруг взрыв перед самой камерой. Камера падает, и в тишине зала раздается крик девушки. Она понимает, что он убит (у нее на руках девочка, которой несколько месяцев)».
Леоне много раз повторял, что ему не хотелось бы снимать картину, рассказывающую о военных событиях, или еще один фильм на историческую тему: «Таких лент сделано уже немало. Я не хочу повторяться. Мой замысел - рассказать о мироощущении и самочувствии человека, оказавшегося в экстремальной ситуации». Это сближало героев «900 дней» с персонажами других фильмов Леоне, события которых всегда разворачиваются в эпоху хаоса, когда социальные институты и связи между людьми либо еще не окрепли (типичная ситуация для вестерна), либо уже деградировали и распались (как в гангстерском фильме).
Смерть без пессимизма
Если бросить взгляд на биографию режиссера и другие его кинокартины, можно представить, каким мог бы получится по своему духу и тональности фильм Леоне о блокаде Ленинграда. Он принадлежал к тому поколению итальянцев, которые выросли при режиме Муссолини и хорошо знали цену итальянскому фашизму - одновременно и жестокому, и комичному. Отвращение к его практикам вылилось в ненависть Леоне к тотальному насилию, алчности, милитаристской браваде и агрессивной самоуверенности негодяев, с которыми часто приходится сталкиваться его героям и с чем наверняка бы пришлось столкнуться персонажам «900 дней». В конце концов, пыточные застенки НКВД, которые угрожают героям фильма, ничем не хуже (но и не лучше), чем смерть от голода или немецкой бомбы.
Актер Микки Нокс, автор диалогов фильма «Хороший, плохой, злой», предупреждал Леоне: «Этот фильм убьет тебя». По его словам, режиссер думал об этом проекте 24 часа в сутки, до, во время и после рабочего дня. «Верно ли, что эта работа будет вашим самым пессимистическим фильмом?» - спрашивали журналисты у Леоне. «Если смерть - призрак пессимизма, то да», - отвечал он, умалчивая, что его герои всегда демонстрировали на экране сверхъестественную неуязвимость.
По мнению критиков, центральным мотивом творчества Леоне было посредничество между реальным и загробным мирами, бесконечные воплощения и воскресения. Пули буквально отскакивали от груди героев Клинта Иствуда. Американский кинооператор исчезал, чтобы в последний раз явиться возлюбленной с экрана кинохроники, где вечно будет прокручиваться сцена не только его смерти, но и его жизни. По крайней мере пока работает кинопроектор.
Скрытая надежда в фильмах Леоне всегда была обратной стороной поверхностного пессимизма. Да и как могло быть иначе у режиссера, который умер дома перед телевизором во время просмотра фильма Роберта Уайза под названием «Я хочу жить!».
«Унесенные ветром»
Другие неснятые фильмы Серджио Леоне
«Место, известное только Мэри» (A Place Only Mary Knows)
Серджио Леоне лелеял мечты рано или поздно экранизировать «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, «Путешествие на край ночи» Селина, «Дон Кихота» Сервантеса (с Клинтом Иствудом в главной роли!) и роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», существующая экранизация которого всегда казалась ему далекой от оригинала. Но в итоге ни один из проектов не принял даже формы сценария, если не считать текст, который при публикации в прессе в 2004 году назвали «последним вестерном Леоне».
Как и события «Унесенных ветром», действие «Места, известного только Мэри» происходит во время Гражданской войны в США. Как и роман Митчелл, 25-страничный текст, написанный Леоне в соавторстве с двумя молодыми итальянскими сценаристами, заканчивается словами «Завтра... Я подумаю обо всем этом завтра... Ведь завтра уже будет другой день». Но вместо одной дурочки в сюжете фигурируют сразу два дурака, роли которых писались специально под Микки Рурка и Ричарда Гира. В разгар войны они совершают ограбление, оставляют деньги возлюбленной одного из них (той самой Мэри), попадают в армию, затем оказываются в плену и бегут из него, чтобы получить назад свои сокровища. Но в итоге судьба распоряжается иначе, сводя все к печальному финалу.
Источник: kinopoisk.ru