Эрнест Хемингуэй
«…Человек создан не для того, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но нельзя победить». Эти бессмертные строчки из романа «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя известны каждому.
Ещё при жизни писатель стал мифом. Кумиром для целого поколения. Он достиг таких вершин успеха, о которых обычные люди только мечтают. Джон О'Хара отмечал, что Хемингуэй - это чемпион, с которым надо считаться, и что он «самый крупный писатель после смерти Шекспира».
Критики ставят его в самый первый ряд американских писателей. Его называют Байроном XX века. «Сегодня Хемингуэй - нечто большее, чем популярный писатель, - утверждает Б. А. Гиленсон. - Его имя - символ литературного успеха. Искусства высшей пробы. Ещё при жизни, щедро обласканный славой, Хемингуэй воспринимался как классик. В богатейшем словесном искусстве нашего столетия он выделялся легко узнаваемым, самобытным почерком. Он стал не только ярким явлением литературы, но и одним из духовных кумиров своего поколения. Человек - легенда. О нём знали даже те, кто не читал его книг».
Многие отождествляли Хемингуэя с его героями, мужественными и стойкими. Этой понятно: он был азартным охотником, рыбаком, спортсменом, знатоком корриды и бокса.
Эрнест Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в городке Оук-Парк, рядом с Чикаго. Его отцом был практикующий врач Кларенс Хемингуэй. Мать, Грейс Холл, ради семьи отказалась от карьеры певицы.
В 1917 году Эрнест уезжает в Канзас-Сити, где работает репортёром в газете «Стар». Во время войны Хемингуэй несколько месяцев прослужил в санитарных частях на итало-австрийском фронте. Там под миномётным обстрелом он получил тяжёлое ранение. По словам Хемингуэя, в него попало 227 осколков снаряда, но, невзирая на жестокую боль, он выполз наружу, чтобы спасти итальянского солдата. «Я первый американец, раненный в Италии», - писал он не без гордости родным.
В Оук-Парке Хемингуэя встречали как героя. Он произносил патриотические речи, давал интервью. Всем хотелось послушать воспоминания «юного героя».
Вскоре Хемингуэй снова приезжает в Европу. На этот раз он командирован газетой «Торонто дейли стар». Эрнест познакомился с Джойсом, Фицджеральдом, Паундом. Знаменитая Гертруда Стайн, прочитав его первые рассказы, посоветовала Хемингуэю бросить журналистику и писать, чтобы не расходовать свои силы на другое. Она предрекла, что «из него может получиться хороший писатель новой манеры».
В Париже с писателем произошёл случай, который немало способствовал творимой о нём легенде. Хемингуэй присутствовал на боксёрском поединке между Траве и Френсисом Шарлем. В десятом раунде Шарль, известный как нечестный боксёр, зажал Траве в угол и начал его избивать. Публика была возмущена, стоял страшный крик, но бой никто не останавливал. Тогда Хемингуэй выскочил на ринг и принялся колотить Шарля. Четверо полицейских с трудом оттащили разбушевавшегося литератора. На следующий день весь Париж говорил о том, как Хемингуэй спас жизнь боксёру Траве.
В начале 1930-х годов Хемингуэй вернулся в Америку, где поселился в Ки-Уэсте на южном берегу Флориды. Он ловил морскую рыбу, делая вылазки на Багамские острова и к берегам Кубы; охотился в северо-западных штатах - Монтане, Вайоминге, участвовал в африканском сафари.
Когда начался франкистский мятеж в Испании, Хемингуэй принял сторону республиканского правительства. В качестве корреспондента он не раз выезжал в Испанию.
В 1939 году Хемингуэй приобрёл неподалёку от Гаваны усадьбу Финка-Вихия, которая на многие годы станет его домом. Именно здесь он работал над романом «По ком звонит колокол», имевший огромный успех. Голливудская компания «Парамаунт пикчерс» заплатила за право его экранизации самую высокую цену - 136 тысяч долларов.
Во время Второй мировой войны на своём катере «Пилар» вместе с командой единомышленников Хемингуэй выслеживал в Карибском море фашистские субмарины. Весной 1944 года Хемингуэй приехал в Лондон в качестве корреспондента американского журнала «Колльерс». Вместе с союзными войсками он высадился в Нормандии, затем участвовал в боях за освобождение Парижа, прорыве «линии Зигфрида». «Папа» - так называли Хемингуэя солдаты. Его искренне любили, причём большинство и не подозревало, что он знаменитый писатель.
На исходе 1940-х годов Хемингуэй стал литературной «звездой». Его популярность подогревалась рекламой, многочисленными публикациями о нём. Всё это время в Финка-Вихия кипела светская жизнь, беспрерывно приезжали гости, устраивалась охота на морскую рыбу, весёлые вечеринки в баре «Флоридита», состязания в стрельбе по голубям, матчи бокса. Среди его друзей было немало голливудских знаменитостей - Марлен Дитрих, Гэри Купер, Ингрид Бергман…
«Он был моей „скалой Гибралтара“, и этот титул нравился ему, - писала Дитрих. - Вот несколько цитат из его писем, которые помогут лучше объяснить, почему я была так предана ему, очарована этим великим человеком и так восхищалась его чувством юмора: „Для таких неосторожных людей, как ты и я, осторожность ни к чему“; „Это письмо становится скучнее, чем Швейцария и Лихтенштейн, вместе взятые“; „Я забываю о тебе иногда, как забываю, что бьётся моё сердце“».
Во всей этой праздной жизни Хемингуэя угнетало одно - он не мог вернуться к работе. Он говорил, что писать ему необходимо, потому что, если он не напишет какого-то количества слов (обычно - 700-800 слов) вся остальная жизнь теряет для него свою прелесть… Габриэль Гарсиа Маркес отметил, что существуют два Хемингуэя. Один - наполовину звезда, наполовину искатель приключений. Другой - труженик в уединённом кабинете, редко кого допускавший в свой внутренний мир.
Однажды Хемингуэй услышал по радио, как известная поставщица светских сплетен Лоуэлла Парсонс поведала слушателям, что брак Хемингуэя рушится из-за итальянской графини, которая открыто живёт с ним в его доме в Сан-Франциско. Хемингуэй был взбешён. Он вообще ненавидел всякую газетную шумиху вокруг его имени. Как раз незадолго перед этой историей он отказался от предложения приятеля Харви Брейта из «Нью-Йорк таймс», который хотел написать его биографию. Он доходчиво объяснил Брейту, что ещё не пришло время писать о нём что-либо определённое.
Хемингуэй был женат четыре раза. Первая избранница, Элизабет Хадли Ричардсон (она была старше Эрнеста на восемь лет), родила ему сына Джона. После развода Хемингуэй обвенчался с Полиной Пфейфер. Так как она была ревностной католичкой, то и ему пришлось перейти в католичество. Полина подарила Эрнесту двух сыновей - Патрика и Грегори. А вот брак с известной журналисткой Мартой Гельхорн оказался бурным и непродолжительным. Наконец, в марте 1946 года Хемингуэй оформил отношения с ещё одной журналисткой - Мэри Уэлш.
Тем временем критики поспешили объявить о «закате» писателя, иронично заметив, что «колокол звонит по Хемингуэю», что он повторяет самого себя. Эрнест снова посещает памятные места: Францию, Италию, Испанию, Африку… И вот 1 сентября 1952 года журнал «Лайф» печатает повесть «Старик и море». Успех превзошёл все ожидания. В течение 48 часов было распродано 5 миллионов 318 тысяч 655 экземпляров! Это была большая победа Хемингуэя, тем более что «Лайф» никогда раньше таких вещей не публиковал.
Критика встретила повесть восторженно. Но ещё больше, чем отзывы прессы, Хемингуэя радовала реакция читателей. Его итальянская переводчица писала ему, что проплакала над книгой целый день. В Финка-Вихия раздавалось множество телефонных звонков от знакомых и незнакомых людей, благодаривших Хемингуэя. Ежедневно в течение трёх недель почта приносила ему от восьмидесяти до девяноста писем от поклонников его таланта, поздравлявших его с успехом.
4 мая 1953 года Хемингуэй ловил рыбу на «Пилар» у рифов Пинар-дель-Рио, когда по кубинскому радио сообщили о присуждении ему Пулитцеровской премии. Потом уже он рассказывал своему другу Лайонсу: «Я был рад, что я не дома и не могу брякнуть что-нибудь лишнее по телефону. Представь, если бы меня спросили, как я к этому отношусь, и я бы ответил, что множество людей, включая меня, были бы гораздо счастливее, если бы Нейтив Дансер выиграл Дерби. Но теперь я года два буду следить за своим проклятым языком - посмотрим, что из этого получится. Может быть, я стану респектабельным. Разве это не будет удивительно?»
После двух авиакатастроф, в которые попадал в Африке Хемингуэй, по всему миру сообщили о его смерти. Адамо, которому принадлежит знаменитое похоронное агентство в Удине, всё своё время проводил за просматриванием газет из самых разных стран, вырезая некрологи об Эрнесте, которые появились после катастрофы, и складывал их в специальный альбом. Хемингуэй рассказывал, что получил массу удовольствия, читая сообщения о своей смерти, и что его новая маленькая слабость - это утренний ритуал, состоящий из стакана шампанского и нескольких страниц некрологов. В доказательство того, что это - прелюбопытное чтиво, Эрнест показывал друзьям вырезку из немецкой газеты, где сообщалось, что трагическая катастрофа - просто исполнение желания писателя. Статья соотносила страшный конец Хемингуэя с метафизическим леопардом, которого он поместил на вершине горы Килиманджаро в своём рассказе «Снега Килиманджаро».
Всемирная популярность нервировала писателя. В Кунео, маленьком городке в Альпах, он захотел купить бутылку шотландского виски. Девушка в магазинчике узнала его и попросила автограф. Когда он вышел на площадь, уже весь городок узнал о приезде знаменитого писателя. Хемингуэя окружила толпа местных жителей, требовавших автографов. Они атаковали книжный магазин, который был рядом с винным, и мгновенно раскупили все имевшиеся в наличии книги Хемингуэя, а заодно и все остальные книги на английском языке. Эрнест подписывал всё - от «Бремя страстей человеческих» до кулинарного справочника. Толпа напирала, и он вынужден был отступить, чтобы его не раздавили. Выручили солдаты местного поста, проложившие писателю дорогу сквозь толпу.
Эрнест был потрясён. В машине он говорил журналисту Арону Хотчнеру о своей ненависти к «паблисити», которое лишает его возможности уединения. «Раньше у меня была очень приятная частная жизнь, и я мог гордиться многим без рекламы и опубликования, теперь же я чувствую, как будто кто-то оправился в моей личной жизни, подтёрся роскошным журналом и оставил всё это у меня. Я должен уехать в Африку или оставаться в море. Теперь я даже не могу пойти в бар „Флоридита“, не могу поехать в Кохимар. Не могу оставаться дома. Всё это очень плохо действует на нервы». Чтобы избежать случаев, подобных тому, который произошёл в Кунео, он в ближайшем же городке сбрил бороду, надеясь, что его не будут узнавать.
28 октября 1954 года было официально объявлено о присуждении Хемингуэю Нобелевской премии по литературе. В решении комитета отмечалось «яркое стилевое мастерство Хемингуэя, явившееся вкладом в современное повествовательное искусство».
К этой премии у писателя было двойственное отношение. С одной стороны, он, конечно, гордился, что ему присудили премию. Да и сумма премии - 35 тысяч долларов - была для него нелишней, он мог расплатиться с некоторыми долгами. С другой стороны, ему претила шумиха, поднявшаяся вокруг его имени в связи с награждением: журналисты, атаковавшие его, газеты, бесцеремонно вторгавшиеся в его личную жизнь.
Хемингуэй не мог не писать, а ему всё время мешали. Роберту Мэннингу, который приехал к нему от журнала «Тайм», Хемингуэй сказал: «Конечно, я горжусь тем, что мне дали премию, но мне в это время очень хорошо писалось, и мне не нужна премия, если из-за неё я не смогу писать свою книгу». Хотчнеру он жаловался по телефону, что репортёры и фотокорреспонденты вламываются в его дом, даже если им не разрешают. Один журналист из Швеции мучил его в течение шести с лишним часов, другой - фотограф - хвалился в баре «Флоридита», что сделал четыреста двадцать пять снимков в доме писателя.
Хемингуэй был почти в отчаянии, он объяснял, что напряжённо работает и что это равносильно убийству - мешать писателю, когда он работает. Это всё равно, говорил он, как врываться к мужчине, когда он лежит в постели с любимой женщиной. «На Кубе, - рассказывала жена писателя Мэри, - с ним приходило повидаться много людей, иногда слишком много, и все в одно и то же время, и тогда он жаловался, что ему мешают работать. Бывало, что он жаловался, что приходится встречаться с разными идиотами. Но чаще он бывал рад гостям. Ведь он был очень общительным. Он любил, чтобы вокруг вертелись люди. Часто он собирал своих друзей и вёл их с собой в бар „Флоридиту“, где любил посидеть с ними за стаканом вина и от души посмеяться. Он даже не сердился на них, когда ему задавали стереотипный вопрос: „Какая из написанных вами книг вам больше всего нравится?“ В таком случае он неизменно отвечал: „„На западном фронте без перемен“ Ремарка“».
В последние годы жизни Хемингуэя преследовали болезни и травмы, у него обнаружились признаки депрессии. В ноябре 1960 года писатель вместе с женой переехал в городок Кетчум на западе США.
Утром 2 июля 1961 года Хемингуэй встал, как всегда, рано. Мэри ещё спала. Он прошёл в комнату, где хранились ружья, взял одно из них, вложил два патрона в оба ствола, вставил дула в рот и нажал оба курка. Он не оставил никакой записки.
Похоронили Хемингуэя на кетчумском кладбище рядом с могилой его старого друга Тейлора Уильямса.
Эхо выстрела болью отозвалось в сердцах миллионов. Портрет обросшего седой щетиной человека за штурвалом катера «Пилар» обошёл весь мир. Журналист Норберто Фуэнтес провёл опрос: «Если бы вы могли вернуть к жизни одного из американских писателей, на кого бы пал ваш выбор»? Писатель Нельсон Олгрен выразил мнение многих: «Для меня это был бы Хемингуэй. Безусловно, Хемингуэй».
«100 великих кумиров XX века», Игорь Анатольевич Мусский, 2007г.