История Румынии. ЛЕГИОН МИХАИЛА АРХАНГЕЛА ч.34 "Испытание войной"
Оригинал взят у sergey_v_fomin в ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 148)
Центр Кишинёва. Слева направо проходит центральная городская улица, в разное время называвшаяся по-своему: Александровская - Александра чел Бун - Ленина - Штефана чел Маре (ныне). Аэроснимок 1941 г.
Испытание войной (продолжение)
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади…
Константин СИМОНОВ.
Зоной чудовищных разрушений была центральная часть города. По словам авторов отчета 1941 г. (о котором мы писали в прошлом посте), она имела вид «обширных руин, местами всё еще чадящих».
Автор статьи «Кто разорил Кишинев в июле 1941-го?» Вирджил Пысларюк задается вопросом: «…Учитывая то, что пострадала главная артерия города, улица Александру чел Бун, на которой были сосредоточены административные учреждения и исторические памятники, кто же был заинтересован в методичном их разрушении? Почему были уничтожены эти здания?
На этом и следующих снимках - разрушения на Александровской улице в Кишиневе, зафиксированные летом 1941 г.
Из информации, которой мы обладаем, вытекает, что поджоги и минирование зданий были осуществлены в то время, когда немецко-румынские войска перегруппировывались в окрестностях города, т.е. в течение недели в пределах 8-16 июля. В это время центральная часть города уже была охвачена огнем».
На вопрос, кто же поджигал город, автор отвечает: делали это, скорее всего, члены «истребительных батальонов», которые, согласно распоряжению ЦК компартии Молдавии от 25 июня 1941 г., создали органы НКВД.
Формально эти добровольческие подразделения, в состав которых вошли 480 местных коммунистов и тех, кто был лоялен режиму, служили для борьбы с десантом и диверсантами противника.
Однако в июле их миссия, судя по всему, расширилась.
Один из таких добровольцев, уроженец Кишинева Цви Кэрэм (псевдоним), выехавший в 1972 г. на постоянное жительство в Израиль, пишет в своих вышедших там в 1987 г. мемуарах о том, что уже 22 июня, в самый день начала войны, «всего через пару часов» он «уже был бойцом странной воинской части: почему-то мы были в комбинезонах вместо общепринятой формы. Нам что-то объясняли военные, указывали, что делать.
Потом нас наскоро построили и, вооруженных старинными “трехлинейками” (1898 года), […] необученных, пылких парней, в большинстве своем евреев, послали на смерть несколько фанатичных партдеятелей, малоопытных и недальновидных вояк […]
Кишиневская Митрополия с памятником Королю Фердинанду I. До и после разрушения.
…В конце июля 1941-го, когда основные силы Красной армии оставили Кишинев, румынская артиллерия начала его обстрел с Гидигичских высот, […] появились спецгруппы советских саперов […] - они сожгли и разрушили всю центральную часть, самые красивые районы города.
Вдоль Александровской / Ленина улицы уничтожались жилые дома, служебные здания, школы, дворцы, предприятия, склады. […] …От Кишинева остались лишь древняя часть его и верхний район особняков. Через пару лет разрушение города было завершено в двадцатых числах августа 1944-го».
Во время перестройки дал о себе знать и еще один из бойцов «истребительного батальона» - архитектор Валентин Петрович Меднек (1910-2008).
Уроженец бессарабского Комрата, он с юности участвовал в коммунистическом движении. Будучи еще студентом Бухарестского архитектурного института, он в середине 1930-х стал членом Румынской компартии, руководил газетой «Красное Знамя» - органом Бухарестской организации КПР.
В своем интервью кишиневскому журналу «Orizontul» / «Горизонт» (1988. № 8) живший в то время в Москве В.П. Меднек рассказал:
«В 1941 году во всех городах и городках Молдавии были созданы батальоны истребления зданий [sic!]. Я своими руками пустил на воздух Государственный банк в Бендерах.
В Кишиневе была повреждена вся улица Ленина [ныне проспект Штефана Великого].
На том месте, где сейчас находится здание Комитета государственной безопасности, в то время возвышался самый красивый дом в городе - второй лицей для мальчиков [Военный лицей].
Бывшая вторая мужская гимназия. Такой она была.
А такой стала…
Был разрушен Епархиальный дом, знаменитый тем, что в его залах выступали Энеску и Шаляпин, были разрушены железнодорожный вокзал и здание, в котором в настоящее время находится горисполком [Примэрия] и много других.
Епархиальный дом. До и после июля 1941-го.
Таким образом, был выполнен приказ Сталина уничтожить всё на пути врага.
Во время войны Кишинев почти не бомбили, однако, несмотря на это, появилась официальная версия о том, что город был разрушен бомбами противника».
Кишиневская примэрия. Лето 1941 г.
Разрушать В.П. Меднек продолжал и позднее. Это он в ночь с 22 на 23 декабря 1962 г., по указанию первого секретаря ЦК компартии Молдавии И.И. Бодюда, поднял на воздух колокольню собора Рождества Христова в Кишиневе. «Исправил» недоработку «коллег» в июле 1941 года…
Мемориальная доска на здании кишиневского Главпочтамта, построенного по проекту В.П. Меднека - заслуженного деятеля искусств Молдавской ССР, почетного гражданина города Бендеры.
Не до конца ясно, что Валентин Петрович имел в виду под «приказом Сталина». Однако хорошо известен другой документ, подписанный вождем 17 ноября 1941 г. - приказ, обобщавший накопившийся к тому времени опыт, хорошо передающий атмосферу того трагического времени:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км в глубину от переднего края и на 20-30 км вправо и влево от дорог.
Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствам.
2. В каждом полку создать команды охотников по 20-30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов, в которых располагаются войска противника. В команды охотников подбирать наиболее отважных и крепких в политико-моральном отношении бойцов, командиров и политработников, тщательно разъясняя им задачи и значение этого мероприятия для разгрома германской армии. Выдающихся смельчаков за отважные действия по уничтожению населенных пунктов, в которых расположены немецкие войска, представлять к правительственной награде.
3. При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать. В первую очередь для этой цели использовать выделенные в полках команды охотников.
4. Военным советам фронтов и отдельных армий систематически проверять, как выполняются задания по уничтожению населенных пунктов в указанном выше радиусе от линии фронта. Ставке через каждые 3 дня отдельной сводкой доносить, сколько и какие населенные пункты уничтожены за прошедшие дни и какими средствами достигнуты эти результаты».
Разрушения на улице Александровской. Июль 1941 г.
Кишиневские взрывы и поджоги следует сравнить с событиями, параллельно происходившими в других советских городах в то время.
Наиболее известны киевские. В сентябре 1941 г., оставляя столицу Украины, советские саперы заминировали Крещатик - также, кстати, центральную, как и в Кишиневе, улицу города. Причем, использовали опять-таки авиационные бомбы (вспомним кишиневский собор, в который якобы угодила неизвестно кем сброшенная бомба).
Серия взрывов потрясла город 24 сентября - через несколько дней после занятия Киева немецкими войсками.
Выходившая в оккупированном Киеве газета «Украинское слово» 21 октября 1941 г. писала: «Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин “Детский мiр”. С этого всё и началось. Взрыв за взрывом. Пожар распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны Крещатика».
В результате вызванного взрывом «огненного шторма» выгорел весь центр города.
В отчете Имперского министерства оккупированных восточных территорий указывалось, что пожар бушевал на площади в две тысячи квадратных метров. Было уничтожено 940 крупных жилых и административных зданий. Без крова осталось около 50 тысяч киевлян.
http://borisfen70.livejournal.com/27548.html
Подорванный отель «Палас» на Александровской после войны восстанавливать не стали.
Советская пропаганда немедленно обвинила во всем немцев. Позднее, однако, была обнаружена справка бывшего начальника инженерной службы штаба обороны Киева майора М. Чукарева «Инженерное обезпечение обороны Киева в 1941 г.».
Согласно этому документу, здания в городе минировали отступающие части РККА.
У развалин Архиерейского дома.
Некоторое время спустя, 3 ноября 1941 г., была взорвана «Великая Церковь» - собор Успения Пресвятой Богородицы Киево-Печерской Лавры - один из немногих сохранившихся храмов Древней Руси, усыпальница Киевских Князей.
При этом погибла древнейшая икона Печерской Божией Матери, по преданию врученная Ею Самой строителям Лавры. (Тут самое время вспомнить и Гербовецкую чудотворную икону Пресвятой Богородицы, исчезнувшую при сходных обстоятельствах.)
Советская сторона снова обвинила немцев, хотя, конечно, трудно предположить, чтобы те уничтожили древний памятник, предварительно не изъяв из него все ценности…
В последнее время ряд историков высказал предположение, что взрыв этот был осуществлен советскими диверсантами, покушавшимися на жизнь прибывшего в Киев после встречи с Гитлером президента Словацкой республики декана и священника Йозефа Тисо.
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/6324.html
Румынские солдаты на Кишиневском железнодорожном вокзале. 1941 г.
Взрывы на Крещатике имели и еще одно последствие. Немцы обвинили в причастности к ним киевских евреев. Именно это явилось поводом для расстрелов в Бабьем Яре.
Эта и две следующие фотографии взяты из альбома румынского солдата. На них - окраины Кишинева в 1941 г.
Сходные события произошли и в Одессе 22 октября 1941 г., неделю спустя после падения города.
Жители, по всей вероятности, видевшие закладку зарядов, предупреждали о возможности взрыва здания НКВД на улице Энгельса, в котором разместился штаб 10-й румынской пехотной дивизии.
На сигнал отреагировали, тщательно обследовав помещения, но ничего подозрительного при этом не нашли.
Взрыв, однако, прогремел. Случилось это 22 октября в 17 часов 45 минут.
Пострадали 135 румынских и немецких военных (79 погибших, 43 раненых и 13 пропавших), в том числе командир 10-й пехотной дивизии генерал Ион Глогожану, начальник штаба полковник Ионеску Мангу, немецкие офицеры и 46 румынских военнослужащих.
Всё это, как и в Киеве, привело к массовым убийствам местных евреев, которых считали причастными к минированию. (Могло ли такое странное единодушие зиждиться исключительно на одном лишь предубеждении, не беремся судить.) Еще месяц спустя приняли гораздо более радикальное решение о тотальной депортации евреев Одессы в левобережье Днестра.
Ясно, что за всё это (в Кишиневе ли, в Одессе ли, в Киеве ли и еще Бог знает где) никто из закладывавших адские машины отвечать не хотел.
Можно, конечно, в связи со всем этим порассуждать о «скифской тактике» выжженной земли, о Московском пожаре 1812 года, но почему-то не хочется…
Даже певец режима Константин Симонов, обмолвившись об этом в своем известном стихотворении 1941 г. (строчки эти мы вынесли в эпиграф этого поста), осекся на полуслове.
Какой-то внутренний протест возникает, как подумаешь, что придется, ведь, уравнивать большевицкий диктат с народным волеизъявлением.
С другой стороны, связать себя даже с сожжением Москвы при Наполеоне никто из московских властей так до конца и не пожелал. И не потому даже, что Первопрестольная со всеми своими святынями и древностями, со «Словом о Полку Игореве» сгорела подобно церковной свечке, а главным образом из-за того, что пожар спровоцировал «расстрел поджигателей», столь мощно - «на все времена» - запечатленный графом Львом Николаевичем.
Для подобного изображения событий 1941-го Толстого не нашлось, хотя происходившее, например, 23 октября в Одессе, когда в течение дня, по утверждениям еврейских авторов, было убито около пяти тысяч их единоплеменников, вроде бы, не менее впечатляет.
«По улице Карла Маркса, - вспоминал происходившее в тот день Рубин Удлер, - от вокзала […] под надзором румынских солдат шла колонна, состоящая примерно из 20-25 человек. […] Осужденные и их надзиратели остановились рядом с виселицей.
Часовой и сопровождающий начали обсуждать что-то между собой и курить. Потом он сказал что-то первому осужденному. Тот подошел к виселице, положил стул, который нес в руках, встал на него, положил сам петлю на шею и ждал молча.
Румыны приказали что-то резким голосом следующему приговоренному. Тот подошел и толкнул стул ногой. Бедняга также остановился в полном молчании.
Румыны, договорившиеся между собой, подождали несколько минут и приказали второму сделать то же самое. И он безразлично, как будто речь шла не о его жизни, надел петлю на голову. Он ничего не сказал и ничего не просил. Стоял и ждал. По приказу, третий толкнул его, и через несколько секунд и он висел неподвижно.
И вдруг один из заключенных, осознав свою трагическую ситуацию инстинктом самосохранения, быстро вышел из ряда и побежал. Он только успел пересечь улицу. Его догнали пули сопровождения. Никто не подошел к нему. Его труп лежал в луже крови…»
Немецкие солдаты на улицах Кишинева. 1941 г.
Вряд ли разумно при этом возводить все эти, несомненно, ужасные, расправы в какой-то особый, невиданный нигде и никогда ранее разряд преступлений, отличный, например, от тех же хорошо известных расстрелов «поджигателей» в Москве в 1812 году.
Конечно, с течением времени чинившие эти экзекуции всё сильнее изощрялись в мучительстве, закономерно ожесточаясь при этом сердцем. Однако никто не имеет права «приватизировать страдания»..
Пленные красноармейцы, работавшие на восстановлении Кишинева. 1941 г.
Все эти «выпячивания» бледнеют, однако, - до полного выцветания, - когда вдруг вспомнишь «работу ЧК в России», известную нам хотя бы по материалам, собранным в книге товарища Обер-Прокурора Св. Синода Российской Империи князя Н.Д. Жевахова.
А ведь в той же Одесской, Киевской да и других ЧК своим «мясничеством» выделялись соплеменники, а порой и кровные родственники тех, которые в годы второй мiровой заполнили своими телами рвы Транснистрии, Бабьего Яра…
Стихийный рынок в Кишиневе. 1941 г.
Вовсе не в 1941-м, и не русским умом, были выдуманы, а затем и утвердились на нашей земле принципы коллективной ответственности и институт заложников.
Да и проблема эта вовсе не только наша.
«В рядах палачей, - писал в 1992 г., опираясь на местный материал, бухарестский публицист Емил Попеску, - наблюдалась более высокая доля евреев, чем в среднем по стране: если в стране живет 1% евреев, а среди палачей их 10%, то, хотя палачи-евреи находятся в меньшинстве, их все-таки в 10 раз больше, чем можно было бы ожидать статистически».
Военное детство. Кишиневские дети.
Мы никого не обвиняем и не оправдываем. Мы стараемся понять и пытаемся объяснить, что происходило с нами. Ибо жить с этим, делая вид, что ничего не произошло, а тем более двигаться дальше становится всё труднее…
Продолжение следует.
Центр Кишинёва. Слева направо проходит центральная городская улица, в разное время называвшаяся по-своему: Александровская - Александра чел Бун - Ленина - Штефана чел Маре (ныне). Аэроснимок 1941 г.
Испытание войной (продолжение)
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади…
Константин СИМОНОВ.
Зоной чудовищных разрушений была центральная часть города. По словам авторов отчета 1941 г. (о котором мы писали в прошлом посте), она имела вид «обширных руин, местами всё еще чадящих».
Автор статьи «Кто разорил Кишинев в июле 1941-го?» Вирджил Пысларюк задается вопросом: «…Учитывая то, что пострадала главная артерия города, улица Александру чел Бун, на которой были сосредоточены административные учреждения и исторические памятники, кто же был заинтересован в методичном их разрушении? Почему были уничтожены эти здания?
На этом и следующих снимках - разрушения на Александровской улице в Кишиневе, зафиксированные летом 1941 г.
Из информации, которой мы обладаем, вытекает, что поджоги и минирование зданий были осуществлены в то время, когда немецко-румынские войска перегруппировывались в окрестностях города, т.е. в течение недели в пределах 8-16 июля. В это время центральная часть города уже была охвачена огнем».
На вопрос, кто же поджигал город, автор отвечает: делали это, скорее всего, члены «истребительных батальонов», которые, согласно распоряжению ЦК компартии Молдавии от 25 июня 1941 г., создали органы НКВД.
Формально эти добровольческие подразделения, в состав которых вошли 480 местных коммунистов и тех, кто был лоялен режиму, служили для борьбы с десантом и диверсантами противника.
Однако в июле их миссия, судя по всему, расширилась.
Один из таких добровольцев, уроженец Кишинева Цви Кэрэм (псевдоним), выехавший в 1972 г. на постоянное жительство в Израиль, пишет в своих вышедших там в 1987 г. мемуарах о том, что уже 22 июня, в самый день начала войны, «всего через пару часов» он «уже был бойцом странной воинской части: почему-то мы были в комбинезонах вместо общепринятой формы. Нам что-то объясняли военные, указывали, что делать.
Потом нас наскоро построили и, вооруженных старинными “трехлинейками” (1898 года), […] необученных, пылких парней, в большинстве своем евреев, послали на смерть несколько фанатичных партдеятелей, малоопытных и недальновидных вояк […]
Кишиневская Митрополия с памятником Королю Фердинанду I. До и после разрушения.
…В конце июля 1941-го, когда основные силы Красной армии оставили Кишинев, румынская артиллерия начала его обстрел с Гидигичских высот, […] появились спецгруппы советских саперов […] - они сожгли и разрушили всю центральную часть, самые красивые районы города.
Вдоль Александровской / Ленина улицы уничтожались жилые дома, служебные здания, школы, дворцы, предприятия, склады. […] …От Кишинева остались лишь древняя часть его и верхний район особняков. Через пару лет разрушение города было завершено в двадцатых числах августа 1944-го».
Во время перестройки дал о себе знать и еще один из бойцов «истребительного батальона» - архитектор Валентин Петрович Меднек (1910-2008).
Уроженец бессарабского Комрата, он с юности участвовал в коммунистическом движении. Будучи еще студентом Бухарестского архитектурного института, он в середине 1930-х стал членом Румынской компартии, руководил газетой «Красное Знамя» - органом Бухарестской организации КПР.
В своем интервью кишиневскому журналу «Orizontul» / «Горизонт» (1988. № 8) живший в то время в Москве В.П. Меднек рассказал:
«В 1941 году во всех городах и городках Молдавии были созданы батальоны истребления зданий [sic!]. Я своими руками пустил на воздух Государственный банк в Бендерах.
В Кишиневе была повреждена вся улица Ленина [ныне проспект Штефана Великого].
На том месте, где сейчас находится здание Комитета государственной безопасности, в то время возвышался самый красивый дом в городе - второй лицей для мальчиков [Военный лицей].
Бывшая вторая мужская гимназия. Такой она была.
А такой стала…
Был разрушен Епархиальный дом, знаменитый тем, что в его залах выступали Энеску и Шаляпин, были разрушены железнодорожный вокзал и здание, в котором в настоящее время находится горисполком [Примэрия] и много других.
Епархиальный дом. До и после июля 1941-го.
Таким образом, был выполнен приказ Сталина уничтожить всё на пути врага.
Во время войны Кишинев почти не бомбили, однако, несмотря на это, появилась официальная версия о том, что город был разрушен бомбами противника».
Кишиневская примэрия. Лето 1941 г.
Разрушать В.П. Меднек продолжал и позднее. Это он в ночь с 22 на 23 декабря 1962 г., по указанию первого секретаря ЦК компартии Молдавии И.И. Бодюда, поднял на воздух колокольню собора Рождества Христова в Кишиневе. «Исправил» недоработку «коллег» в июле 1941 года…
Мемориальная доска на здании кишиневского Главпочтамта, построенного по проекту В.П. Меднека - заслуженного деятеля искусств Молдавской ССР, почетного гражданина города Бендеры.
Не до конца ясно, что Валентин Петрович имел в виду под «приказом Сталина». Однако хорошо известен другой документ, подписанный вождем 17 ноября 1941 г. - приказ, обобщавший накопившийся к тому времени опыт, хорошо передающий атмосферу того трагического времени:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км в глубину от переднего края и на 20-30 км вправо и влево от дорог.
Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствам.
2. В каждом полку создать команды охотников по 20-30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов, в которых располагаются войска противника. В команды охотников подбирать наиболее отважных и крепких в политико-моральном отношении бойцов, командиров и политработников, тщательно разъясняя им задачи и значение этого мероприятия для разгрома германской армии. Выдающихся смельчаков за отважные действия по уничтожению населенных пунктов, в которых расположены немецкие войска, представлять к правительственной награде.
3. При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать. В первую очередь для этой цели использовать выделенные в полках команды охотников.
4. Военным советам фронтов и отдельных армий систематически проверять, как выполняются задания по уничтожению населенных пунктов в указанном выше радиусе от линии фронта. Ставке через каждые 3 дня отдельной сводкой доносить, сколько и какие населенные пункты уничтожены за прошедшие дни и какими средствами достигнуты эти результаты».
Разрушения на улице Александровской. Июль 1941 г.
Кишиневские взрывы и поджоги следует сравнить с событиями, параллельно происходившими в других советских городах в то время.
Наиболее известны киевские. В сентябре 1941 г., оставляя столицу Украины, советские саперы заминировали Крещатик - также, кстати, центральную, как и в Кишиневе, улицу города. Причем, использовали опять-таки авиационные бомбы (вспомним кишиневский собор, в который якобы угодила неизвестно кем сброшенная бомба).
Серия взрывов потрясла город 24 сентября - через несколько дней после занятия Киева немецкими войсками.
Выходившая в оккупированном Киеве газета «Украинское слово» 21 октября 1941 г. писала: «Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин “Детский мiр”. С этого всё и началось. Взрыв за взрывом. Пожар распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны Крещатика».
В результате вызванного взрывом «огненного шторма» выгорел весь центр города.
В отчете Имперского министерства оккупированных восточных территорий указывалось, что пожар бушевал на площади в две тысячи квадратных метров. Было уничтожено 940 крупных жилых и административных зданий. Без крова осталось около 50 тысяч киевлян.
http://borisfen70.livejournal.com/27548.html
Подорванный отель «Палас» на Александровской после войны восстанавливать не стали.
Советская пропаганда немедленно обвинила во всем немцев. Позднее, однако, была обнаружена справка бывшего начальника инженерной службы штаба обороны Киева майора М. Чукарева «Инженерное обезпечение обороны Киева в 1941 г.».
Согласно этому документу, здания в городе минировали отступающие части РККА.
У развалин Архиерейского дома.
Некоторое время спустя, 3 ноября 1941 г., была взорвана «Великая Церковь» - собор Успения Пресвятой Богородицы Киево-Печерской Лавры - один из немногих сохранившихся храмов Древней Руси, усыпальница Киевских Князей.
При этом погибла древнейшая икона Печерской Божией Матери, по преданию врученная Ею Самой строителям Лавры. (Тут самое время вспомнить и Гербовецкую чудотворную икону Пресвятой Богородицы, исчезнувшую при сходных обстоятельствах.)
Советская сторона снова обвинила немцев, хотя, конечно, трудно предположить, чтобы те уничтожили древний памятник, предварительно не изъяв из него все ценности…
В последнее время ряд историков высказал предположение, что взрыв этот был осуществлен советскими диверсантами, покушавшимися на жизнь прибывшего в Киев после встречи с Гитлером президента Словацкой республики декана и священника Йозефа Тисо.
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/6324.html
Румынские солдаты на Кишиневском железнодорожном вокзале. 1941 г.
Взрывы на Крещатике имели и еще одно последствие. Немцы обвинили в причастности к ним киевских евреев. Именно это явилось поводом для расстрелов в Бабьем Яре.
Эта и две следующие фотографии взяты из альбома румынского солдата. На них - окраины Кишинева в 1941 г.
Сходные события произошли и в Одессе 22 октября 1941 г., неделю спустя после падения города.
Жители, по всей вероятности, видевшие закладку зарядов, предупреждали о возможности взрыва здания НКВД на улице Энгельса, в котором разместился штаб 10-й румынской пехотной дивизии.
На сигнал отреагировали, тщательно обследовав помещения, но ничего подозрительного при этом не нашли.
Взрыв, однако, прогремел. Случилось это 22 октября в 17 часов 45 минут.
Пострадали 135 румынских и немецких военных (79 погибших, 43 раненых и 13 пропавших), в том числе командир 10-й пехотной дивизии генерал Ион Глогожану, начальник штаба полковник Ионеску Мангу, немецкие офицеры и 46 румынских военнослужащих.
Всё это, как и в Киеве, привело к массовым убийствам местных евреев, которых считали причастными к минированию. (Могло ли такое странное единодушие зиждиться исключительно на одном лишь предубеждении, не беремся судить.) Еще месяц спустя приняли гораздо более радикальное решение о тотальной депортации евреев Одессы в левобережье Днестра.
Ясно, что за всё это (в Кишиневе ли, в Одессе ли, в Киеве ли и еще Бог знает где) никто из закладывавших адские машины отвечать не хотел.
Можно, конечно, в связи со всем этим порассуждать о «скифской тактике» выжженной земли, о Московском пожаре 1812 года, но почему-то не хочется…
Даже певец режима Константин Симонов, обмолвившись об этом в своем известном стихотворении 1941 г. (строчки эти мы вынесли в эпиграф этого поста), осекся на полуслове.
Какой-то внутренний протест возникает, как подумаешь, что придется, ведь, уравнивать большевицкий диктат с народным волеизъявлением.
С другой стороны, связать себя даже с сожжением Москвы при Наполеоне никто из московских властей так до конца и не пожелал. И не потому даже, что Первопрестольная со всеми своими святынями и древностями, со «Словом о Полку Игореве» сгорела подобно церковной свечке, а главным образом из-за того, что пожар спровоцировал «расстрел поджигателей», столь мощно - «на все времена» - запечатленный графом Львом Николаевичем.
Для подобного изображения событий 1941-го Толстого не нашлось, хотя происходившее, например, 23 октября в Одессе, когда в течение дня, по утверждениям еврейских авторов, было убито около пяти тысяч их единоплеменников, вроде бы, не менее впечатляет.
«По улице Карла Маркса, - вспоминал происходившее в тот день Рубин Удлер, - от вокзала […] под надзором румынских солдат шла колонна, состоящая примерно из 20-25 человек. […] Осужденные и их надзиратели остановились рядом с виселицей.
Часовой и сопровождающий начали обсуждать что-то между собой и курить. Потом он сказал что-то первому осужденному. Тот подошел к виселице, положил стул, который нес в руках, встал на него, положил сам петлю на шею и ждал молча.
Румыны приказали что-то резким голосом следующему приговоренному. Тот подошел и толкнул стул ногой. Бедняга также остановился в полном молчании.
Румыны, договорившиеся между собой, подождали несколько минут и приказали второму сделать то же самое. И он безразлично, как будто речь шла не о его жизни, надел петлю на голову. Он ничего не сказал и ничего не просил. Стоял и ждал. По приказу, третий толкнул его, и через несколько секунд и он висел неподвижно.
И вдруг один из заключенных, осознав свою трагическую ситуацию инстинктом самосохранения, быстро вышел из ряда и побежал. Он только успел пересечь улицу. Его догнали пули сопровождения. Никто не подошел к нему. Его труп лежал в луже крови…»
Немецкие солдаты на улицах Кишинева. 1941 г.
Вряд ли разумно при этом возводить все эти, несомненно, ужасные, расправы в какой-то особый, невиданный нигде и никогда ранее разряд преступлений, отличный, например, от тех же хорошо известных расстрелов «поджигателей» в Москве в 1812 году.
Конечно, с течением времени чинившие эти экзекуции всё сильнее изощрялись в мучительстве, закономерно ожесточаясь при этом сердцем. Однако никто не имеет права «приватизировать страдания»..
Пленные красноармейцы, работавшие на восстановлении Кишинева. 1941 г.
Все эти «выпячивания» бледнеют, однако, - до полного выцветания, - когда вдруг вспомнишь «работу ЧК в России», известную нам хотя бы по материалам, собранным в книге товарища Обер-Прокурора Св. Синода Российской Империи князя Н.Д. Жевахова.
А ведь в той же Одесской, Киевской да и других ЧК своим «мясничеством» выделялись соплеменники, а порой и кровные родственники тех, которые в годы второй мiровой заполнили своими телами рвы Транснистрии, Бабьего Яра…
Стихийный рынок в Кишиневе. 1941 г.
Вовсе не в 1941-м, и не русским умом, были выдуманы, а затем и утвердились на нашей земле принципы коллективной ответственности и институт заложников.
Да и проблема эта вовсе не только наша.
«В рядах палачей, - писал в 1992 г., опираясь на местный материал, бухарестский публицист Емил Попеску, - наблюдалась более высокая доля евреев, чем в среднем по стране: если в стране живет 1% евреев, а среди палачей их 10%, то, хотя палачи-евреи находятся в меньшинстве, их все-таки в 10 раз больше, чем можно было бы ожидать статистически».
Военное детство. Кишиневские дети.
Мы никого не обвиняем и не оправдываем. Мы стараемся понять и пытаемся объяснить, что происходило с нами. Ибо жить с этим, делая вид, что ничего не произошло, а тем более двигаться дальше становится всё труднее…
Продолжение следует.