Март 1914 г. В одном из петербургских салонов
Оригинал взят у ext_449909 в Март 1914 г. В одном из петербургских салонов
Вечерняя хроника. Европейская неурядица. // Новое Время. Спб., 1914. №13642, 5 (18) марта, с. 2.
В одном из петербургских салонов шли разговоры о кампании германской печати против России.
Одновременно заговорили о вооружении.
- В настоящее время,- сказал один сановник,- происходит какая-то бешеная скачка... Кто кого перегонит.
- Несомненно, что меры, предпринимаемые нашим военным министерством,- заметил другой собеседник,- вызовут со стороны Германии заботы, направленные к увеличению военного контингента. Франция с своей стороны не может остаться равнодушной к новой германской военной программе. И так может продолжаться до безконечности... Между тем новые вооружения ложатся тяжелым бременем на страну, и создают всегда опасную, нервную атмосферу.
- Но как же выйти из этого положения?.. Газетная шумиха, поднятая вокруг новой программы русского военного министерства, ясно доказала, что ни Германия, ни Франция войны не хотят. Россия настроена миролюбиво, и если генерал-адъютант Сухомлинов, по воле Державного Вождя русской армии осуществляет широкую программу реформ, то только потому, что Россия стремится быть сильной, но отнюдь не воинственной... Итак все державы сходятся в искренном своем стремлении поддерживать всеми имеющимися способами мир, но тут же каждое из этих государств прибегает к вооружению, которому при настоящих условиях конца не видно. Что же сделать для того, чтобы действительно обезпечить мир и предотвратить зловещий призрак опасности?
Высокоавторитетный сановник, недавно вернувшийся из-за границы и имевший возможность вести беседы с представителями правящих кругов, сказал:
- При настоящей группировке держав имеется много мотивов, которые дают повод к особой нервности, они создают сгущенную атмосферу, и в конце концов, приходится обращаться к вооружению, как к одному из способов самозащиты. В бытность мою в Германии и во Франции весьма осведомленные лица неоднократно говорили мне, что вся картина резко могла бы измениться, если бы осуществилась новая политическая программа. Мне пришлось слышать, что союз России, Франции и Германии вместе с Англией составил бы величайшую гарантию мира.
- Но Франция никогда не согласится заключить союз с Германией, в виду Эльзас-Лотарингии,- заметил один из присутствующих.
Сановник ответил:
- В Берлине, а затем и в Париже мне приходилось именно затрагивать этот вопрос... Конечно, Французы не могут помириться с вопросом об Эльзас-Лотарингии... Но дело, как думают в Берлине, может быть разрешено в благоприятном смысле. Ни для кого не секрет, что Австрия переживает дни глубокого разложения. Империя держится в слабых руках императора Франца-Иосифа. С кончиной престарелого монарха все это здание, поддерживаемое великим личным престижем императора, распадется. И вот в тот момент, который явится фатальным для тройственного союза, уже переживающего глубокий внутренний кризис, Германия могла бы приобрести немецкие земли в Австрии и отказаться от Эльзас-Лотарингии в пользу Франции. Россия, при таком разделе, силою вещей должна была бы владеть Галицией. Венгрия и Богемия стали бы самостоятельными, Славяне отошли бы к славянским государствам. О таком политическом плане пока полушопотом говорят в весьма высоких сферах Берлина и Парижа. На это дело, как мне думается, нужно смотреть просто, и данный момент представляется мне соответствующим для того, чтобы его выдвинуть перед общественным мнением Европы. Такое разрешение вопроса неминуемо привело бы к созданию союза меридионального, вместо существующих ныне союзов параллельных. Если мы говорим,- продолжает сановник,- о разделе Турции, то нечего скрывать, что такой же, если не больше еще, происходит в Австрии, которая постепенно утратила свое значение среди своих союзниц. Всем хорошо известно, что Италии весьма тягостно идти рука об руку с Австрией. Ее конечно тяготят цепи союза. Не раз уже за последний год Италия устремляла свой взор в сторону Франции и России. Видные политические деятели Италии не раз говорили представителям русских правящих кругов, что немного нужно, чтобы волна общественного влечения в сторону России и Франции победила и нанесла удар союзу с Австрией и Германией. Во всяком случае новая ориентировка держав могла бы принести только пользу Италии, которая осуществила бы в данном случае свои заветные мечты. Лучшим подтверждением все более и более проникающего сознание развала Австрии может служить последнее направление политики Румынии, которая, соединившись с тремя балканскими государствами, направилась к России и Франции.
Если бы реализовалась новая политическая программа, она несомненно послужила бы основой для мира, и в таком разе, силою вещей, прекратились бы громадные вооружения, которые за последние годы стали принимать опасную форму и которым, как я заметил, не видно конца... Конечно, те задачи, которые я здесь провожу, может быть смелы, оне идут в разрез с тем шаблоном, который усвоен дипломатическими канцеляриями, но, повторяю, новая группировка держав, принимающая в расчет развал Австрии, уже не раз служила предметом обсуждения многих весьма влиятельных лиц на берегах Шпрее и на берегах Сены. Об этом недавно говорили и в высоких сферах Петербурга...
Вечерняя хроника. Европейская неурядица. // Новое Время. Спб., 1914. №13643, 6 (19) марта, с. 2.
Беседы об общем политическом положении в связи с возростающим вооружением продолжались.
Другой сановник, бывший в течение многих лет у кормила правления и всегда следивший по своему высокому положению за вопросами внешней политики, сказал:
- Вскоре после вступления на престол ныне благополучно царствующего Государя Императора в Петербург прибыл император Вильгельм. Германский монарх удостоил меня весьма пространной беседой, которая имела место в германском посольстве на Большой Морской. Вопрос шел о внешних делах. Я высказал императору Вильгельму мое мнение, которое сводилось к тому, что спокойствие в Европе может быть обезпечено союзом России, Франции и Германии. Эта мысль живо заинтересовала моего высокого собеседника и он сейчас же перешел на практический путь, заметив, что не может направить острие против Англии. Я сказал императору, что к намечаемому континентальному союзу присоединяться и другие державы континента. При такой политической комбинации у Европы будет огромная сила и она не будет собою напоминать «старую даму». Император не скрывал своего желания войти в сношения с Французами, и видимо это дело было близко его помыслам, но он заговорил о том, что в данный момент силы должны быть направлены против Америки, и он еще раз подчеркнул, что особенно дорожит добрыми отношениями с Англией.
В то время между русским и германским правительствами состоялся обмен нот, в которых излагались соображения, высказанные мною императору Вильгельму. Первая нота шла от Германии. Император Вильгельм в конце концов весь разговор свел на опасность, которую, по его мнению, представляла в то время Америка. Мне же казалось, что нам, Русским, не приходится ссориться с правительством Соединенных Штатов, тем более, что мы еще недавно оказали вашингтонскому кабинету важную услугу во время распри его с Южной Америкой.
После моего свидания с императором Вильгельмом прошло несколько бурных лет. Мы пережили войну с Японией. Я снова имел случай встретиться с германским монархом, и снова речь зашла о союзе трех держав - России, Германии и Франции. На этот раз император откликнулся на мою речь с большим сочувствием. Он, видимо, согласился реально идти по тому пути, который я начертал во время предыдущей беседы. Этот союз казался ему вполне достижимым, но император предлагал добиться результатов не мерами добра, а путем принуждения Франции. Мне же казалось, что программа может быть выполнена именно путем развития добрых отношений. Эта беседа с германским монархом имела место после заключения нами Портсмутского мира. В то время Англия всячески поддерживала Японию, причем, мне думается, что если бы Японцы не имели этого сочувствия Англии, то они не решились бы на войну против нас. Повторяю, несмотря на поддержку Японии, Англия предложила нам соглашение с нею. Я был против этого соглашения, так как верил, что в конце концов можно будет достигнуть выполнения намеченной мною политической программы и заключения союза трех государств. Я продолжал думать, что континентальный союз будет управлять всем миром. При таком случае предложение великобританского правительства казалось мне совершенно излишним, так как союз трех держав служил бы достаточной гарантией мира и могучей опорой. Извольский посмотрел на дело иначе, и он согласился на предложение Англии, заключив с нею известное соглашение.
Теперь, когда мы участвуем в тройственном согласии, мысль о союзе России, Франции и Германии теряет под собою реальную почву. Мне думается, что при настоящей политической ориентировке, мы вечно будем болтаться в воздухе. Россия находится между двух стульев: на одном сидит Германия, и следовательно, тройственный союз; на другом - тройственное согласие. Мы же всегда сидим на краюшке стула, причем нашу вторую ногу держим на стуле тройственного союза.
При настоящих условиях говорить о союзе трех государств неблагодарная задача. В данном случае, необходима громадная дипломатическая работа, и то еще большой вопрос, привела ли бы эта работа к намеченному результату. Повторяю, весь план разрушил Извольский. Настоящая политическая программа, как известно, привела к не малой заварухе.
Сановника спросили, что он думает о разделе Австрии,- разделе, который ставится в связи с возможностью будто бы новой ориентировки держав.
- Столько столетий,- ответил он,- говорят уже от развала Турции, а между тем она все еще существует, а теперь даже как будто окрепла. Австрия ведь куда крепче Турции. Не надо забывать, что Австрийская империя руководится принципами христианства. Кроме того культура Австрии куда выше турецкой. С этим, само собою разумеется, приходится считаться. Хотя все и говорят, что Турция разваливается, а между тем, она держится, и чем более будет разногласий между державами, тем крепче станет та же все разваливающаяся Турция. Я не спорю, что Австрия переживает тяжелый процесс разложения, но попробуйте ее все-таки разделить. Разговоры о разделе Австрии напоминают мне молодого человека, у которого имеется богатый, больной старик дядя. Он еще жив, а молодой человек уже распределяет его состояние и чувствует себя полным хозяином не принадлежащего ему имущества. Но поговорим об этом проблематичном разделе Австрии. Прежде всего представятся громадные затруднения со стороны той же Германии, а затем вопрос о Венгрии, о Чехии и т.д., все это предметы споров и важных недоразумений. Самый раздел всегда вызывает большие осложнения. Лучшим примером могут служить балканские государства. Как только стали делить завоеванные земли, так и переругались.
Сановник снова возвратился к первой части беседы.
- Меня интересует вопрос о германо-французском сближении. Я не исключая все-таки возможности соглашения. Мне думается, что представляется почва для переговоров. Германия могла бы, например, сделать некоторые льготы в области Эльзас-Лотарингии, пожертвовать кое-чем и удовлетворить таким образом самолюбие Французов. Для этого однако необходимо большое желание. Повторяю теперь, когда существует тройственное согласие, эта политическая программа значительно осложнилась. Кстати я вспоминаю о своих разговорах с Полем Деруледом. Этот политический поэт был сам не свой, когда я заговорил о путях сближения между Францией и Германией. Он, конечно, отражал со свойственным ему увлечением настроение, господствующее во Франции.
В заключение сановник еще раз заметил, что новая ориентировка держав теперь представляется на его взгляд мало обоснованным планом.
И. М-в.
Вечерняя хроника. Европейская неурядица. // Новое Время. Спб., 1914. №13645, 8 (21) марта, с. 3.
На наш телеграфный запрос с просьбой высказать свой взгляд на основные положения русского сановника по вопросу об «европейской неурядице», один из видных французских политических деятелей, близко знающий настроение парижской дипломатии, ответил: Нам, Французам, уже не раз приходилось слышать о тех мыслях, которые приводятся в «Новом Времени», со слов высокоавторитетного русского сановника. Нам известно, что император Вильгельм неоднократно говорил обо всем этом, при чем монарх любил повторять свои мысли, особенно в присутствии лиц, мало сведущих в области иностранной политики, желая, очевидно, посмотреть, какое впечтление на них произведет новая политическая ориентировка. Этот широкий проект, который так сильно действует на воображение, в общем сводится к разрыву франко-русского союза, союза, который в течение долгих лет стоит зловещей помехой для реализации многих германских планов и удовлетворению самолюбия германского монарха. Для нас, близко знающих закулисные стороны, давно известно стремление берлинских правящих кругов в верховенству. Германия молодое государство, сильное, и оно стремится к расширению сферы своего влияния. Оно не может допустить возможности оставаться в строгих рамках и идет с головокружительной быстротой по намеченному пути.
В Берлине подчас даже не скрывают своего желания видеть раздор среди держав тройственного согласия. Там прекрасно понимают, что именно этот раздор сослужит важную службу в смысле реализации давно лелеянных надежд. Немцы не мало стремятся внести охлаждение между Францией и Англией. Они делали все возможное, чтобы нанести так или иначе удар тому единению, которое существует между российской и французской армиями. Задача германской дипломатии сводится к созданию затруднений для держав тройственного согласия. Это несомненный лозунг... Князь фон Бюлов поднял мароккский вопрос в чаянии причинить затруднения Франции. В декабре 1912 года берлинские правящие круги желали эксплоатировать неприязненные чувства России по отношению к Австрии. Одновременно Немцы под разными предлогами выдвигали вопрос об Эльзас-Лотарингии, прекрасно понимая, с какой повышенной чувствительностью к этому относятся Французы. На ряду с этим германские политические деятели прибегают к хитростям, расточая любезности по адресу России и Франции, давая понять, что сегодняшние неурядицы могли бы завтра смениться узами искренней дружбы.
Германский император,- этот удивительный человек по уму и находчивости,- прекрасно понимает и сознает ту опасность, которую он встречает в лице держав тройственного согласия, поддерживающих равновесие в Европе. В Берлине именно не хотят этого равновесия в сознании его могущества и его силы.
Всякий раз, как берлинские политики намереваются нарушить существующий порядок вещей, возстают державы противоположной политической группировки. Германия ничем не воспользовалась во время бывших тяжелых осложнений на Балканах только потому, что кабинеты тройственного согласия с самого начала кризиса провозгласили принцип незаинтересованности. Берлинская дипломатия путем командировки генерала фон Сандерса, облеченного чрезвычайными полномочиями, мечтала окончательно наложить руку на Оттоманскую империю, но этот план, как известно, встретил резкий отпор со стороны петербургского и парижского кабинетов. В результате воздействия двух союзных дипломатий, роль генерала фон Сандерса стала иной и широкие планы Германии таким образом не увенчались предполагаемым успехом.
Это единение держав тройственного союза, особенно проявившееся за последнее время, не мало испугало берлинские правящие круги, которые весьма заволновались, когда в печать проник слух о превращении тройственного согласия в тройственный союз.
Немецкая дипломатия действует обыкновенно двумя способами: застращиванием и расточением чувств своей дружбы. Застращивание было широко применено по отношению к Франции в 1905 г., в период мароккских осложнений. К нему же Германия прибегла и на этих днях по адресу России, напечатав на страницах «Кельнской Газеты» известную статью.
Как только Немцам не удается этот маневр, они применяют второй и начинают говорить в самой сладкой форме о необходимости и пользе совместной работы с державами тройственного согласия. «Позвольте нам»,- твердят они,- «войти в согласие ваше, и вы увидите, как все будет обстоять превосходно». «Все мы,- продолжают Немцы,- вооружаемся и этим самым в значительной степени осложняем внутреннее наше положение... Пора нам зажить в мире и спокойствии, так как новые налоги и увеличение лет отбывания воинской повинности ложатся тяжелым бременем на народ». Эти заявления, которые за последнее время под разными предлогами делают Немцы, само собою разумеется не могут не иметь надлежащего воздействия на народные массы, которым не легки новые условия жизни, создаваемые на почве увеличения военной готовности. Из этого видно, что Немцы прекрасно изучили психологию масс и ловко играют на ней.
Итак желание Германии войти в состав группировки держав тройственного согласия несомненно. За последние годы уже были случаи, когда германские правящие круги хотели осуществить эту программу даже путем насильственных мер. Разговоры же о том, что Германия будто бы в компенсации в Австрии отдаст Эльзас-Лотарингию, представляются мало вероятными. Даже если бы император Вильгельм и согласился бы на такой шаг, то германский народ воспротивился бы этому, и берлинские политические круги более, чем кто-либо другой, это хорошо знают.
Толки о разделе Австрии представляются во французских дипломатических кругах несколько странными и преждевременными. В Париже считают, что Австрия именно при своей слабости может быть элементом весьма полезно. Самый же раздел в таком духе, как о нем говорили с русским сановником в Берлине, не может быть выгодным, так как Германия при разделе должна получить куда большее число народонаселения. При начертанной программе невольно возникает вопрос, что станет с Богемией, Венгрией и т.д. Самый разговор о разделе Австрии, который происходил в германских политических кругах, поистине удивительный. Не надо ведь забывать, что Германия находится в союзе с Австрией, но и это важное соображение все-таки не остановило берлинских дипломатов. Чего же можно при этих условиях ожидать от Немцев, которые хотят войти в состав противоположной политической группировки. Можно ли им верить?
И. М-в.
Будущее Европы. // Вечернее Время. Спб., 1914. №708, 10 (23) марта, с. 2.
Беседы, появившиеся на страницах «Нового Времени», по поводу возможной новой ориентировки держав вызывают в инстранной печати много толков.
Корреспондент парижской газеты «Temps» в Петербурге, крайне взволнованный первой беседой с высокоавторитетным русским сановником, пользующимся в течение долгих лет доверием высоких сфер и ныне занимающим одно из первых мест в нашем правительстве, побежал в министерство иностранных дел с вопросом, «в чем дело».
Один из молодых дипломатов высказал свои взгляды, которыми поспешил поделиться французский журналист со своими читателями.
Юный дипломат, который по своему положению, ни в коем случае не может быть в курсе истинных предначертаний русского правительства, заявил, что появившаяся беседа идет в разрез с истинными намерениями правительства и что она ни в коем случае не исходит из авторитетных источников.
Французский журналист, со слов того же дипломата, замечает, что появление в газетах беседы обуславливается лишь желанием сановника стать популярным.
В данном случае, мы имеем возможность успокоить нервы парижского журналиста и огорчить его в достаточной степени.
Дело в том, что авторитетному сановнику, имевшему непосредственное поручение из высоких сфер, пришлось лично беседовать с представителями германских правящих кругов.
В Париже также тот же сановник беседовал по поводу новой ориентировки держав с лицами вполне авторитетными.
Как в Берлине, так и в Париже мысль о союзе России с Францией, Германией и Англией на почве раздела Австрии была встречена с полным сочувствием.
По возвращении в Петербург этот сановник подробно доложил все им слышанное и нашел в этом направлении полный отклик.
Это происходило минувшим летом.
Затем сановнику пришлось еще возвращаться к этому вопросу и, следовательно, утверждение юных дипломатов, а вместе с ними и нервного корреспондента о том, что дело о будущей ориентировке держав не обсуждалось, в высоких сферах, представляется вымыслом и указывает лишь на малую осведомленность некоторых наших дипломатов и корреспондентов, получающих от них сведения.
Очень жаль, что талантливый корреспондент «Temps» был введен в заблуждение и не поинтересовался более подробно узнать, откуда исходят сведения, напечатанные в «Новом Времени». Если бы он это сделал, то, несомненно, много раз подумал бы пред тем, как посылать свою телеграмму о том, что все идет лишь о желании одного лица стать популярным.
За кулисами дипломатии. // Вечернее Время. Спб., 1914. №709, 11 (24) марта, с. 2.
Статьи «Нового Времени» о будущем Европы служат предметом самых оживленных толков в дипломатических кругах.
Заявления двух сановников, одного занимающего активное положение в рядах нашего правительства, и другого бывшего в течение многих лет у кормила правления и пользующегося громадным и вполне заслуженным авторитетом за границей, вызывают разноречивые толки и предположения.
О разделе Австрии, этом больном вопросе грядущего, уже говорят давно.
Еще в минувшем мае месяце, во время одного семейного торжества, происходившего при берлинском дворе, император Вильгельм в беседе с одним высокопоставленным Англичанином с присущей ему экспансивностью стал беседовать о германо-английских отношениях.
Монарх заметил, что происходящие нелады между Германией и Англией его в значительной степени безпокоят и что он хотел бы установить новый политический курс между двумя странами.
В дальнейшей беседе император Вильгельм коснулся тяжелого положения, в котором находится Германия.
- Мы совершенно изолированы,- добавил монарх.
- Но Австрия и Италия... Ведь это ваши союзницы.
На это император возразил, что на австрийское войско надеяться нельзя, что Австрия переживает тяжелый кризис и что он прекрасно сознает все ея слабости.
Что касается Италии, то она рвется из тройственного союза, стремясь с одной стороны к Франции, и с другой к России.
Таким образом, еще в мае минувшего года в беседе с этим выдающимся английским государственным деятелем германский император с полной откровенностью говорил, что при наличности слабого войска и внутреннего развала, происходящего в этой стране, Германия не может разсчитывать на нее.
Приблизительно к тому же времени относится и беседа представителей германских правящих кругов с русским сановником, где была начертана та политическая программа, которую мы узнали из уст русского сановника.
Дипломатические канцелярии уже давно впрочем полушопотом обсуждают вопрос о той картине, которая последует вслед за разделом Австрии.
От многих выдающихся дипломатов, с которыми мне пришлось беседовать, я слышал, что поднятый вопрос, несмотря на всю его неловкость, в виду не изменившихся условий в образе правления Австрии, достоин внимания.
Эти дипломаты считают, что на такое дело, как раздел Австрии, нужно смотреть спокойно и лучше говорить о нем заранее, обсудив всевозможные столкновения сложных интересов.
Один из таких дипломатов, долго живший на Ближнем Востоке, сказал:
- Политическая комбинация, о которой говорит русский сановник, правда, очень смелая и может быть даже неловкая именно потому, что император Франц-Иосиф здравствует. Заслуга русского сановника заключается в том, что он открыто заговорил о том, о чем уже давно в секретных беседах обсуждается заинтересованными дипломатами.
- Раздел Австрии в таком виде, в каком предлагает русский сановник, представляется вполне целесообразным, и указывает истинные пути, гарантирующие благоденствие народов.
- Нет никакого сомнения, что этот план вполне совпадает с желаниями императора Вильгельма. Лучшим подтверждением этого могут служить неоднократные беседы, которые вел германский монарх со многими политическими деятелями. (...)
И. М-в.
Вечерняя хроника. К европейской неурядице. // Новое Время. Спб., 1914. №13648, 11 (24) марта, с. 3.
Мне снова пришлось посетить высокого сановника, бывшего в течение долгих лет у кормила правления.
Собеседник коснулся опять поднятого вопроса о союзе России, Франции и Германии и подтвердил, что эта мысль уже давно составляет предмет самого вдумчивого его внимания, и если бы он остался, как он заметил, у власти, то очень возможно, что эта политическая программа была бы в конце концов осуществлена.
- Я вовсе не питаю вражды к Англии,- говорил мне сановник,- но мне всегда казалось, что великая Россия должна прежде всего преследовать политику свободных рук и быть по возможности менее связанной.
В дальнейшем сановник вспомнил некоторые эпизоды, в которых ему пришлось сыграть выдающуюся роль.
- Беседуя о возможности новой группировки европейских держав, я невольно переношусь за несколько лет назад и вспоминаю франко-английские отношения в дни Фашоды. Положение Франции было в тот момент весьма тяжелое и парижские правящие круги обратились за содействием к России в сознании опасности момента. И действительно дела так повернулись, что война между Францией и Англией казалась неминуемой. Мы не были способно придти на встречу Французам и с полной откровенностью заявили об этом нашим союзникам. Тогда французский министр иностранных дел Делькассэ прибыл в Петербург и у нас происходили беседы по вопросу об английской опасности. После моих переговоров с Делькассэ,- которого я очень уважаю и считаю весьма талантливым политическим деятелем,- был решен вопрос о постройке железной дороги Оренбург-Ташкент. Это решение явилось таким образом непосредственным результатом пребывания в русской столице главы французской дипломатии.
Прошло несколько лет... Мы были втянуты в войну с Японией. К сожалению мы не приняли во внимание сведений, полученных тогда из Германии и указывающих на то, что Японцы во что бы то ни стало хотят этой войны... Нам казалось это стремление Японцев невероятным... Во многом впрочем в этом направлении способствовали Французы, которые, как и мы, выказали по данному вопросу не мало оптимизма.
Война с Японией заставила нас сосредоточить всю нашу военную силу на Дальнем Востоке и для Франции было ясно, что мы в тот момент не можем быть ей полезны. Делькассэ, как опытный политик, вполне понял важность момента и, надо ему отдать справедливость, ни на минуту не растерялся. Для него было ясно, что при таком положении вещей, когда Россия отвлечена войной на Дальнем Востоке, ему необходимо искать пути сближения с Англией. С этого момента и начинается новая страница в англо-французских отношениях.
Французские правящие круги пошли по этому пути с большой решимостью и мне хорошо известно, что французы не сочли нужным оповестить о своей новой политической программе императора Вильгельма.
Вскоре император выдвинул мароккский вопрос в полном сознании, что он причинит Франции громадные затруднения. Император не ошибся. Как известно, мы были на волосок от войны.
Представители берлинских правящих кругов сумели свести свои счеты с французским министром иностранных дел Делькассэ, которому пришлось покинуть свой пост.
Положение во Франции, как я уже заметил, было поистине тяжелое. Делькассэ сменил Рувье, которому и пришлось разбираться в наследстве, оставленном его предшественником. В то время мне приходилось бы в сношениях по делам, заговорили со мною об осложнениях между Францией и Германией. Рувье был крайне растерян и в конце концов просил меня, не могу ли я поспособствовать разрешению франко-германского конфликта. После беседы с Рувье я имел свидание со светлейшим князем Радолином, в то время германским послом в Париже, который также настаивал на том, чтобы я принял участие во франко-германских переговорах. Из Парижа я уехал в Германию и тут имел свидание с императором Вильгельмом. Это свидание продолжалось несколько часов. В конце концов германский монарх после моих настойчивых слов согласился на разрешение мароккского вопроса путем созыва международной конференции в Алжесирасе. После продолжительной беседы, выслушав все мои доводы, император Вильгельм тут же при мне составил телеграмму князю Бюлову, в которой выражал свое согласие на предложенную конференцию.
В дальнейшем я имел беседу с французским послом в Берлине и подробно разсказал ему все то, что произошло во время моего свидания с германским монархом.
В заключение беседы сановник еще раз заговорил о новой группировке держав, которая живо его волнует и которую он считает однако, при существовании тройственного согласия, выполнимой лишь при громадных затруднениях. Однако он вполне сочувствует этому плану, считая, что только при таком условии возможно установление прочного мира.
И. М-в.
Германия и Франция. // Вечернее Время. Спб., 1914. №710, 12 (25) марта, с. 2.
Беседы о возможности франко-германского сближения не перестают волновать политические круги.
По этому поводу мне пришлось беседовать с одним французским политическим деятелем.
- Толки о желании императора Вильгельма найти пути для соглашения с Францией не представляют собой ничего нового. Уже много лет мы с разных сторон имеем сведения, что германский монарх желает сблизиться с Францией и ищет путей для осуществления этой политической программы.
За долгие годы, сколько я знаю, французские правящие круги неоднократно шли навстречу желанию германского правительства вести дружеские беседы, которые должны были закончиться чем-либо реальным. Это повторялось несколько раз. Немцы обыкновенно в весьма сладкой форме замечали, что пора прекратить распрю, что высшие интересы мира и спокойствия должны соединить страны. Одним словом, нужно поставить крест на прошлое и, так сказать, зажить новой жизнью.
Этот взгляд, если не находил полного отклика во Франции, то во всяком случае были моменты, когда казалось, что Немцы действительно искренно хотят создать новое течение, установить новый курс.
Эти беседы имели место, и каждый раз Французы выносили впечатление, что ничего из всего этого выйти не может, так как Германия преследует прежде всего задачи гегемонии.
Она стремится к верховенству, а на этом пути, само собою разумеется, не может быть никаких переговоров.
Франция не может допустить гегемонию Германии, и когда разговоры переходят на эту почву, то рисуется уже опасный путь, причем роль дипломатов должны сменить военные.
За долгие годы, как мы уже говорили, разговоры между французскими и германскими дипломатами о путях сближения принимали реальную форму, которая указывала на то, что Французы искренно хотели выполнить предложение Германии.
Но сейчас после этих соглашений (в области колоний) Германия резко проявляла свои гегемонические стремления, и снова отношения между двумя государствами носили натянутый характер.
За последние годы наиболее жгучим вопросом, в котором соприкасаются интересы Германии и держав тройственного согласия, является Турция.
Германские правящие круги с большой торжественностью всегда заявляли, что они стоят за принцип неприкосновенности Оттоманской империи.
Эта задача вполне соответствовала взглядам французских политических кругов.
На этом пути, казалось бы, могло быть заключено вполне реальное соглашение с Германией.
Но тут снова мы еще лишний раз видим, насколько неискренна берлинская дипломатия, у которой обыкновенно слова резко расходятся с действиями.
Мы только что говорили о том, что в Берлине неоднократно заявляли о неприкосновенности Турции, как незыблемом принципе.
А между тем все действия Германии были безусловно направлены к тому, чтобы разрушить этот принцип.
Лучшим подтверждением этого может служить широко задуманная миссия генерала фон Сандерса, которая вполне раскрыла карты Немцев и их вожделения в Турции.
Снова интересы Германии и Франции, а за ними России и Англии встретились, и снова для всех было очевидно, что Германия ни в коем случае не искренна в своих заявлениях и в своих желаниях идти рука об руку с Францией.
Утверждения некоторых немецких политических деятелей о том, что они готовы работать с Францией, всегда идут в разрез со всем тем, что делают представители германской дипломатии.
Отношения между берлинским и парижским кабинетами корректные и недавнее соглашение по малоазиатским делам указывает еще лишний раз на то, что Французы всегда охотно говорят с Немцами по текущим делам, но, повторяю, германская гегемония, само собою разумеется, не может встретить отклика во Франции и на этом пути главный разлад, происходящий между двумя государствами.
Теперешний разговор о перегруппировке держав на почве русско-французско-германского союза не может, конечно, состояться именно потому, что прежде всего Германия неискренна и что, если предположить хотя на один момент возможность реализации такого плана, то нетрудно будет убедиться, что берлинские правящие круги, ныне толкующие о дружбе с Францией, попрежнему стремятся лишь к одному - к гегемонии Германии.
От Министерства иностранных дел. // Россия. Спб., 1914. №2552, 12 (25) марта, с. 3.
В заметке «Будущее Европы» - «Вечернее Время» (от 10 марта) утверждает, будто некий сановник вел в Париже и Берлине «по непосредственному поручению из высоких сфер» беседы о возможной перегруппировке держав «на почве раздела Австрии». Утверждения эти совершенно не соответствуют истине и нашими правящими кругами подобные вопросы не обсуждались.
Что касается полученных сотрудником газеты «Temps», в ответ на его запрос в Министерство иностранных дел, разъяснений относительно значения тех мыслей, которые были приписаны «Новым Временем» одному неназванному сановнику, то разъяснения эти, вопреки утверждению «Вечернего Времени», исходили из вполне авторитетного и осведомленного источника (О[сведомительное ]Б[юро]). (...)
Вечерние известия. Русско-германские отношения. // Речь. Спб., 1914. №71 (2740), 14 (27) марта, с. 2.
Берлин, 13 (26) марта. (По телеграфу от нашего корреспондента).
«Lokal-Anzeiger» запросил по телеграфу гр. Витте, является ли он автором или инспиратором бесед, появившихся в «Новом Времени». Витте ответил: «Я этих бесед не писал». «Lokal-Anzeiger» делает из этого вывод, что гр. Витте является таким образом инспиратором этих бесед. По поводу сообщения «Русского Слова» о том, что император Вильгельм беседовал с одним русским военным сановником о заключении русско-германо-французского союза, при условии раздела Австрии, «Vossische Zeitung» заявляет: «Более всего поражает в этом сообщении его наивность. Если бы эта история имела какое-то правдоподобие, то сановник должен был употребить решительно все, чтобы немедленно пустить этот план в оборот, иначе он изменил бы славянскому делу. Ведь именно осуществление этого плана и создало бы почву для проведения в жизнь самых смелых утопий панславистов».
Вечерняя хроника. Европейская неурядица. // Новое Время. Спб., 1914. №13642, 5 (18) марта, с. 2.
В одном из петербургских салонов шли разговоры о кампании германской печати против России.
Одновременно заговорили о вооружении.
- В настоящее время,- сказал один сановник,- происходит какая-то бешеная скачка... Кто кого перегонит.
- Несомненно, что меры, предпринимаемые нашим военным министерством,- заметил другой собеседник,- вызовут со стороны Германии заботы, направленные к увеличению военного контингента. Франция с своей стороны не может остаться равнодушной к новой германской военной программе. И так может продолжаться до безконечности... Между тем новые вооружения ложатся тяжелым бременем на страну, и создают всегда опасную, нервную атмосферу.
- Но как же выйти из этого положения?.. Газетная шумиха, поднятая вокруг новой программы русского военного министерства, ясно доказала, что ни Германия, ни Франция войны не хотят. Россия настроена миролюбиво, и если генерал-адъютант Сухомлинов, по воле Державного Вождя русской армии осуществляет широкую программу реформ, то только потому, что Россия стремится быть сильной, но отнюдь не воинственной... Итак все державы сходятся в искренном своем стремлении поддерживать всеми имеющимися способами мир, но тут же каждое из этих государств прибегает к вооружению, которому при настоящих условиях конца не видно. Что же сделать для того, чтобы действительно обезпечить мир и предотвратить зловещий призрак опасности?
Высокоавторитетный сановник, недавно вернувшийся из-за границы и имевший возможность вести беседы с представителями правящих кругов, сказал:
- При настоящей группировке держав имеется много мотивов, которые дают повод к особой нервности, они создают сгущенную атмосферу, и в конце концов, приходится обращаться к вооружению, как к одному из способов самозащиты. В бытность мою в Германии и во Франции весьма осведомленные лица неоднократно говорили мне, что вся картина резко могла бы измениться, если бы осуществилась новая политическая программа. Мне пришлось слышать, что союз России, Франции и Германии вместе с Англией составил бы величайшую гарантию мира.
- Но Франция никогда не согласится заключить союз с Германией, в виду Эльзас-Лотарингии,- заметил один из присутствующих.
Сановник ответил:
- В Берлине, а затем и в Париже мне приходилось именно затрагивать этот вопрос... Конечно, Французы не могут помириться с вопросом об Эльзас-Лотарингии... Но дело, как думают в Берлине, может быть разрешено в благоприятном смысле. Ни для кого не секрет, что Австрия переживает дни глубокого разложения. Империя держится в слабых руках императора Франца-Иосифа. С кончиной престарелого монарха все это здание, поддерживаемое великим личным престижем императора, распадется. И вот в тот момент, который явится фатальным для тройственного союза, уже переживающего глубокий внутренний кризис, Германия могла бы приобрести немецкие земли в Австрии и отказаться от Эльзас-Лотарингии в пользу Франции. Россия, при таком разделе, силою вещей должна была бы владеть Галицией. Венгрия и Богемия стали бы самостоятельными, Славяне отошли бы к славянским государствам. О таком политическом плане пока полушопотом говорят в весьма высоких сферах Берлина и Парижа. На это дело, как мне думается, нужно смотреть просто, и данный момент представляется мне соответствующим для того, чтобы его выдвинуть перед общественным мнением Европы. Такое разрешение вопроса неминуемо привело бы к созданию союза меридионального, вместо существующих ныне союзов параллельных. Если мы говорим,- продолжает сановник,- о разделе Турции, то нечего скрывать, что такой же, если не больше еще, происходит в Австрии, которая постепенно утратила свое значение среди своих союзниц. Всем хорошо известно, что Италии весьма тягостно идти рука об руку с Австрией. Ее конечно тяготят цепи союза. Не раз уже за последний год Италия устремляла свой взор в сторону Франции и России. Видные политические деятели Италии не раз говорили представителям русских правящих кругов, что немного нужно, чтобы волна общественного влечения в сторону России и Франции победила и нанесла удар союзу с Австрией и Германией. Во всяком случае новая ориентировка держав могла бы принести только пользу Италии, которая осуществила бы в данном случае свои заветные мечты. Лучшим подтверждением все более и более проникающего сознание развала Австрии может служить последнее направление политики Румынии, которая, соединившись с тремя балканскими государствами, направилась к России и Франции.
Если бы реализовалась новая политическая программа, она несомненно послужила бы основой для мира, и в таком разе, силою вещей, прекратились бы громадные вооружения, которые за последние годы стали принимать опасную форму и которым, как я заметил, не видно конца... Конечно, те задачи, которые я здесь провожу, может быть смелы, оне идут в разрез с тем шаблоном, который усвоен дипломатическими канцеляриями, но, повторяю, новая группировка держав, принимающая в расчет развал Австрии, уже не раз служила предметом обсуждения многих весьма влиятельных лиц на берегах Шпрее и на берегах Сены. Об этом недавно говорили и в высоких сферах Петербурга...
Вечерняя хроника. Европейская неурядица. // Новое Время. Спб., 1914. №13643, 6 (19) марта, с. 2.
Беседы об общем политическом положении в связи с возростающим вооружением продолжались.
Другой сановник, бывший в течение многих лет у кормила правления и всегда следивший по своему высокому положению за вопросами внешней политики, сказал:
- Вскоре после вступления на престол ныне благополучно царствующего Государя Императора в Петербург прибыл император Вильгельм. Германский монарх удостоил меня весьма пространной беседой, которая имела место в германском посольстве на Большой Морской. Вопрос шел о внешних делах. Я высказал императору Вильгельму мое мнение, которое сводилось к тому, что спокойствие в Европе может быть обезпечено союзом России, Франции и Германии. Эта мысль живо заинтересовала моего высокого собеседника и он сейчас же перешел на практический путь, заметив, что не может направить острие против Англии. Я сказал императору, что к намечаемому континентальному союзу присоединяться и другие державы континента. При такой политической комбинации у Европы будет огромная сила и она не будет собою напоминать «старую даму». Император не скрывал своего желания войти в сношения с Французами, и видимо это дело было близко его помыслам, но он заговорил о том, что в данный момент силы должны быть направлены против Америки, и он еще раз подчеркнул, что особенно дорожит добрыми отношениями с Англией.
В то время между русским и германским правительствами состоялся обмен нот, в которых излагались соображения, высказанные мною императору Вильгельму. Первая нота шла от Германии. Император Вильгельм в конце концов весь разговор свел на опасность, которую, по его мнению, представляла в то время Америка. Мне же казалось, что нам, Русским, не приходится ссориться с правительством Соединенных Штатов, тем более, что мы еще недавно оказали вашингтонскому кабинету важную услугу во время распри его с Южной Америкой.
После моего свидания с императором Вильгельмом прошло несколько бурных лет. Мы пережили войну с Японией. Я снова имел случай встретиться с германским монархом, и снова речь зашла о союзе трех держав - России, Германии и Франции. На этот раз император откликнулся на мою речь с большим сочувствием. Он, видимо, согласился реально идти по тому пути, который я начертал во время предыдущей беседы. Этот союз казался ему вполне достижимым, но император предлагал добиться результатов не мерами добра, а путем принуждения Франции. Мне же казалось, что программа может быть выполнена именно путем развития добрых отношений. Эта беседа с германским монархом имела место после заключения нами Портсмутского мира. В то время Англия всячески поддерживала Японию, причем, мне думается, что если бы Японцы не имели этого сочувствия Англии, то они не решились бы на войну против нас. Повторяю, несмотря на поддержку Японии, Англия предложила нам соглашение с нею. Я был против этого соглашения, так как верил, что в конце концов можно будет достигнуть выполнения намеченной мною политической программы и заключения союза трех государств. Я продолжал думать, что континентальный союз будет управлять всем миром. При таком случае предложение великобританского правительства казалось мне совершенно излишним, так как союз трех держав служил бы достаточной гарантией мира и могучей опорой. Извольский посмотрел на дело иначе, и он согласился на предложение Англии, заключив с нею известное соглашение.
Теперь, когда мы участвуем в тройственном согласии, мысль о союзе России, Франции и Германии теряет под собою реальную почву. Мне думается, что при настоящей политической ориентировке, мы вечно будем болтаться в воздухе. Россия находится между двух стульев: на одном сидит Германия, и следовательно, тройственный союз; на другом - тройственное согласие. Мы же всегда сидим на краюшке стула, причем нашу вторую ногу держим на стуле тройственного союза.
При настоящих условиях говорить о союзе трех государств неблагодарная задача. В данном случае, необходима громадная дипломатическая работа, и то еще большой вопрос, привела ли бы эта работа к намеченному результату. Повторяю, весь план разрушил Извольский. Настоящая политическая программа, как известно, привела к не малой заварухе.
Сановника спросили, что он думает о разделе Австрии,- разделе, который ставится в связи с возможностью будто бы новой ориентировки держав.
- Столько столетий,- ответил он,- говорят уже от развала Турции, а между тем она все еще существует, а теперь даже как будто окрепла. Австрия ведь куда крепче Турции. Не надо забывать, что Австрийская империя руководится принципами христианства. Кроме того культура Австрии куда выше турецкой. С этим, само собою разумеется, приходится считаться. Хотя все и говорят, что Турция разваливается, а между тем, она держится, и чем более будет разногласий между державами, тем крепче станет та же все разваливающаяся Турция. Я не спорю, что Австрия переживает тяжелый процесс разложения, но попробуйте ее все-таки разделить. Разговоры о разделе Австрии напоминают мне молодого человека, у которого имеется богатый, больной старик дядя. Он еще жив, а молодой человек уже распределяет его состояние и чувствует себя полным хозяином не принадлежащего ему имущества. Но поговорим об этом проблематичном разделе Австрии. Прежде всего представятся громадные затруднения со стороны той же Германии, а затем вопрос о Венгрии, о Чехии и т.д., все это предметы споров и важных недоразумений. Самый раздел всегда вызывает большие осложнения. Лучшим примером могут служить балканские государства. Как только стали делить завоеванные земли, так и переругались.
Сановник снова возвратился к первой части беседы.
- Меня интересует вопрос о германо-французском сближении. Я не исключая все-таки возможности соглашения. Мне думается, что представляется почва для переговоров. Германия могла бы, например, сделать некоторые льготы в области Эльзас-Лотарингии, пожертвовать кое-чем и удовлетворить таким образом самолюбие Французов. Для этого однако необходимо большое желание. Повторяю теперь, когда существует тройственное согласие, эта политическая программа значительно осложнилась. Кстати я вспоминаю о своих разговорах с Полем Деруледом. Этот политический поэт был сам не свой, когда я заговорил о путях сближения между Францией и Германией. Он, конечно, отражал со свойственным ему увлечением настроение, господствующее во Франции.
В заключение сановник еще раз заметил, что новая ориентировка держав теперь представляется на его взгляд мало обоснованным планом.
И. М-в.
Вечерняя хроника. Европейская неурядица. // Новое Время. Спб., 1914. №13645, 8 (21) марта, с. 3.
На наш телеграфный запрос с просьбой высказать свой взгляд на основные положения русского сановника по вопросу об «европейской неурядице», один из видных французских политических деятелей, близко знающий настроение парижской дипломатии, ответил: Нам, Французам, уже не раз приходилось слышать о тех мыслях, которые приводятся в «Новом Времени», со слов высокоавторитетного русского сановника. Нам известно, что император Вильгельм неоднократно говорил обо всем этом, при чем монарх любил повторять свои мысли, особенно в присутствии лиц, мало сведущих в области иностранной политики, желая, очевидно, посмотреть, какое впечтление на них произведет новая политическая ориентировка. Этот широкий проект, который так сильно действует на воображение, в общем сводится к разрыву франко-русского союза, союза, который в течение долгих лет стоит зловещей помехой для реализации многих германских планов и удовлетворению самолюбия германского монарха. Для нас, близко знающих закулисные стороны, давно известно стремление берлинских правящих кругов в верховенству. Германия молодое государство, сильное, и оно стремится к расширению сферы своего влияния. Оно не может допустить возможности оставаться в строгих рамках и идет с головокружительной быстротой по намеченному пути.
В Берлине подчас даже не скрывают своего желания видеть раздор среди держав тройственного согласия. Там прекрасно понимают, что именно этот раздор сослужит важную службу в смысле реализации давно лелеянных надежд. Немцы не мало стремятся внести охлаждение между Францией и Англией. Они делали все возможное, чтобы нанести так или иначе удар тому единению, которое существует между российской и французской армиями. Задача германской дипломатии сводится к созданию затруднений для держав тройственного согласия. Это несомненный лозунг... Князь фон Бюлов поднял мароккский вопрос в чаянии причинить затруднения Франции. В декабре 1912 года берлинские правящие круги желали эксплоатировать неприязненные чувства России по отношению к Австрии. Одновременно Немцы под разными предлогами выдвигали вопрос об Эльзас-Лотарингии, прекрасно понимая, с какой повышенной чувствительностью к этому относятся Французы. На ряду с этим германские политические деятели прибегают к хитростям, расточая любезности по адресу России и Франции, давая понять, что сегодняшние неурядицы могли бы завтра смениться узами искренней дружбы.
Германский император,- этот удивительный человек по уму и находчивости,- прекрасно понимает и сознает ту опасность, которую он встречает в лице держав тройственного согласия, поддерживающих равновесие в Европе. В Берлине именно не хотят этого равновесия в сознании его могущества и его силы.
Всякий раз, как берлинские политики намереваются нарушить существующий порядок вещей, возстают державы противоположной политической группировки. Германия ничем не воспользовалась во время бывших тяжелых осложнений на Балканах только потому, что кабинеты тройственного согласия с самого начала кризиса провозгласили принцип незаинтересованности. Берлинская дипломатия путем командировки генерала фон Сандерса, облеченного чрезвычайными полномочиями, мечтала окончательно наложить руку на Оттоманскую империю, но этот план, как известно, встретил резкий отпор со стороны петербургского и парижского кабинетов. В результате воздействия двух союзных дипломатий, роль генерала фон Сандерса стала иной и широкие планы Германии таким образом не увенчались предполагаемым успехом.
Это единение держав тройственного союза, особенно проявившееся за последнее время, не мало испугало берлинские правящие круги, которые весьма заволновались, когда в печать проник слух о превращении тройственного согласия в тройственный союз.
Немецкая дипломатия действует обыкновенно двумя способами: застращиванием и расточением чувств своей дружбы. Застращивание было широко применено по отношению к Франции в 1905 г., в период мароккских осложнений. К нему же Германия прибегла и на этих днях по адресу России, напечатав на страницах «Кельнской Газеты» известную статью.
Как только Немцам не удается этот маневр, они применяют второй и начинают говорить в самой сладкой форме о необходимости и пользе совместной работы с державами тройственного согласия. «Позвольте нам»,- твердят они,- «войти в согласие ваше, и вы увидите, как все будет обстоять превосходно». «Все мы,- продолжают Немцы,- вооружаемся и этим самым в значительной степени осложняем внутреннее наше положение... Пора нам зажить в мире и спокойствии, так как новые налоги и увеличение лет отбывания воинской повинности ложатся тяжелым бременем на народ». Эти заявления, которые за последнее время под разными предлогами делают Немцы, само собою разумеется не могут не иметь надлежащего воздействия на народные массы, которым не легки новые условия жизни, создаваемые на почве увеличения военной готовности. Из этого видно, что Немцы прекрасно изучили психологию масс и ловко играют на ней.
Итак желание Германии войти в состав группировки держав тройственного согласия несомненно. За последние годы уже были случаи, когда германские правящие круги хотели осуществить эту программу даже путем насильственных мер. Разговоры же о том, что Германия будто бы в компенсации в Австрии отдаст Эльзас-Лотарингию, представляются мало вероятными. Даже если бы император Вильгельм и согласился бы на такой шаг, то германский народ воспротивился бы этому, и берлинские политические круги более, чем кто-либо другой, это хорошо знают.
Толки о разделе Австрии представляются во французских дипломатических кругах несколько странными и преждевременными. В Париже считают, что Австрия именно при своей слабости может быть элементом весьма полезно. Самый же раздел в таком духе, как о нем говорили с русским сановником в Берлине, не может быть выгодным, так как Германия при разделе должна получить куда большее число народонаселения. При начертанной программе невольно возникает вопрос, что станет с Богемией, Венгрией и т.д. Самый разговор о разделе Австрии, который происходил в германских политических кругах, поистине удивительный. Не надо ведь забывать, что Германия находится в союзе с Австрией, но и это важное соображение все-таки не остановило берлинских дипломатов. Чего же можно при этих условиях ожидать от Немцев, которые хотят войти в состав противоположной политической группировки. Можно ли им верить?
И. М-в.
Будущее Европы. // Вечернее Время. Спб., 1914. №708, 10 (23) марта, с. 2.
Беседы, появившиеся на страницах «Нового Времени», по поводу возможной новой ориентировки держав вызывают в инстранной печати много толков.
Корреспондент парижской газеты «Temps» в Петербурге, крайне взволнованный первой беседой с высокоавторитетным русским сановником, пользующимся в течение долгих лет доверием высоких сфер и ныне занимающим одно из первых мест в нашем правительстве, побежал в министерство иностранных дел с вопросом, «в чем дело».
Один из молодых дипломатов высказал свои взгляды, которыми поспешил поделиться французский журналист со своими читателями.
Юный дипломат, который по своему положению, ни в коем случае не может быть в курсе истинных предначертаний русского правительства, заявил, что появившаяся беседа идет в разрез с истинными намерениями правительства и что она ни в коем случае не исходит из авторитетных источников.
Французский журналист, со слов того же дипломата, замечает, что появление в газетах беседы обуславливается лишь желанием сановника стать популярным.
В данном случае, мы имеем возможность успокоить нервы парижского журналиста и огорчить его в достаточной степени.
Дело в том, что авторитетному сановнику, имевшему непосредственное поручение из высоких сфер, пришлось лично беседовать с представителями германских правящих кругов.
В Париже также тот же сановник беседовал по поводу новой ориентировки держав с лицами вполне авторитетными.
Как в Берлине, так и в Париже мысль о союзе России с Францией, Германией и Англией на почве раздела Австрии была встречена с полным сочувствием.
По возвращении в Петербург этот сановник подробно доложил все им слышанное и нашел в этом направлении полный отклик.
Это происходило минувшим летом.
Затем сановнику пришлось еще возвращаться к этому вопросу и, следовательно, утверждение юных дипломатов, а вместе с ними и нервного корреспондента о том, что дело о будущей ориентировке держав не обсуждалось, в высоких сферах, представляется вымыслом и указывает лишь на малую осведомленность некоторых наших дипломатов и корреспондентов, получающих от них сведения.
Очень жаль, что талантливый корреспондент «Temps» был введен в заблуждение и не поинтересовался более подробно узнать, откуда исходят сведения, напечатанные в «Новом Времени». Если бы он это сделал, то, несомненно, много раз подумал бы пред тем, как посылать свою телеграмму о том, что все идет лишь о желании одного лица стать популярным.
За кулисами дипломатии. // Вечернее Время. Спб., 1914. №709, 11 (24) марта, с. 2.
Статьи «Нового Времени» о будущем Европы служат предметом самых оживленных толков в дипломатических кругах.
Заявления двух сановников, одного занимающего активное положение в рядах нашего правительства, и другого бывшего в течение многих лет у кормила правления и пользующегося громадным и вполне заслуженным авторитетом за границей, вызывают разноречивые толки и предположения.
О разделе Австрии, этом больном вопросе грядущего, уже говорят давно.
Еще в минувшем мае месяце, во время одного семейного торжества, происходившего при берлинском дворе, император Вильгельм в беседе с одним высокопоставленным Англичанином с присущей ему экспансивностью стал беседовать о германо-английских отношениях.
Монарх заметил, что происходящие нелады между Германией и Англией его в значительной степени безпокоят и что он хотел бы установить новый политический курс между двумя странами.
В дальнейшей беседе император Вильгельм коснулся тяжелого положения, в котором находится Германия.
- Мы совершенно изолированы,- добавил монарх.
- Но Австрия и Италия... Ведь это ваши союзницы.
На это император возразил, что на австрийское войско надеяться нельзя, что Австрия переживает тяжелый кризис и что он прекрасно сознает все ея слабости.
Что касается Италии, то она рвется из тройственного союза, стремясь с одной стороны к Франции, и с другой к России.
Таким образом, еще в мае минувшего года в беседе с этим выдающимся английским государственным деятелем германский император с полной откровенностью говорил, что при наличности слабого войска и внутреннего развала, происходящего в этой стране, Германия не может разсчитывать на нее.
Приблизительно к тому же времени относится и беседа представителей германских правящих кругов с русским сановником, где была начертана та политическая программа, которую мы узнали из уст русского сановника.
Дипломатические канцелярии уже давно впрочем полушопотом обсуждают вопрос о той картине, которая последует вслед за разделом Австрии.
От многих выдающихся дипломатов, с которыми мне пришлось беседовать, я слышал, что поднятый вопрос, несмотря на всю его неловкость, в виду не изменившихся условий в образе правления Австрии, достоин внимания.
Эти дипломаты считают, что на такое дело, как раздел Австрии, нужно смотреть спокойно и лучше говорить о нем заранее, обсудив всевозможные столкновения сложных интересов.
Один из таких дипломатов, долго живший на Ближнем Востоке, сказал:
- Политическая комбинация, о которой говорит русский сановник, правда, очень смелая и может быть даже неловкая именно потому, что император Франц-Иосиф здравствует. Заслуга русского сановника заключается в том, что он открыто заговорил о том, о чем уже давно в секретных беседах обсуждается заинтересованными дипломатами.
- Раздел Австрии в таком виде, в каком предлагает русский сановник, представляется вполне целесообразным, и указывает истинные пути, гарантирующие благоденствие народов.
- Нет никакого сомнения, что этот план вполне совпадает с желаниями императора Вильгельма. Лучшим подтверждением этого могут служить неоднократные беседы, которые вел германский монарх со многими политическими деятелями. (...)
И. М-в.
Вечерняя хроника. К европейской неурядице. // Новое Время. Спб., 1914. №13648, 11 (24) марта, с. 3.
Мне снова пришлось посетить высокого сановника, бывшего в течение долгих лет у кормила правления.
Собеседник коснулся опять поднятого вопроса о союзе России, Франции и Германии и подтвердил, что эта мысль уже давно составляет предмет самого вдумчивого его внимания, и если бы он остался, как он заметил, у власти, то очень возможно, что эта политическая программа была бы в конце концов осуществлена.
- Я вовсе не питаю вражды к Англии,- говорил мне сановник,- но мне всегда казалось, что великая Россия должна прежде всего преследовать политику свободных рук и быть по возможности менее связанной.
В дальнейшем сановник вспомнил некоторые эпизоды, в которых ему пришлось сыграть выдающуюся роль.
- Беседуя о возможности новой группировки европейских держав, я невольно переношусь за несколько лет назад и вспоминаю франко-английские отношения в дни Фашоды. Положение Франции было в тот момент весьма тяжелое и парижские правящие круги обратились за содействием к России в сознании опасности момента. И действительно дела так повернулись, что война между Францией и Англией казалась неминуемой. Мы не были способно придти на встречу Французам и с полной откровенностью заявили об этом нашим союзникам. Тогда французский министр иностранных дел Делькассэ прибыл в Петербург и у нас происходили беседы по вопросу об английской опасности. После моих переговоров с Делькассэ,- которого я очень уважаю и считаю весьма талантливым политическим деятелем,- был решен вопрос о постройке железной дороги Оренбург-Ташкент. Это решение явилось таким образом непосредственным результатом пребывания в русской столице главы французской дипломатии.
Прошло несколько лет... Мы были втянуты в войну с Японией. К сожалению мы не приняли во внимание сведений, полученных тогда из Германии и указывающих на то, что Японцы во что бы то ни стало хотят этой войны... Нам казалось это стремление Японцев невероятным... Во многом впрочем в этом направлении способствовали Французы, которые, как и мы, выказали по данному вопросу не мало оптимизма.
Война с Японией заставила нас сосредоточить всю нашу военную силу на Дальнем Востоке и для Франции было ясно, что мы в тот момент не можем быть ей полезны. Делькассэ, как опытный политик, вполне понял важность момента и, надо ему отдать справедливость, ни на минуту не растерялся. Для него было ясно, что при таком положении вещей, когда Россия отвлечена войной на Дальнем Востоке, ему необходимо искать пути сближения с Англией. С этого момента и начинается новая страница в англо-французских отношениях.
Французские правящие круги пошли по этому пути с большой решимостью и мне хорошо известно, что французы не сочли нужным оповестить о своей новой политической программе императора Вильгельма.
Вскоре император выдвинул мароккский вопрос в полном сознании, что он причинит Франции громадные затруднения. Император не ошибся. Как известно, мы были на волосок от войны.
Представители берлинских правящих кругов сумели свести свои счеты с французским министром иностранных дел Делькассэ, которому пришлось покинуть свой пост.
Положение во Франции, как я уже заметил, было поистине тяжелое. Делькассэ сменил Рувье, которому и пришлось разбираться в наследстве, оставленном его предшественником. В то время мне приходилось бы в сношениях по делам, заговорили со мною об осложнениях между Францией и Германией. Рувье был крайне растерян и в конце концов просил меня, не могу ли я поспособствовать разрешению франко-германского конфликта. После беседы с Рувье я имел свидание со светлейшим князем Радолином, в то время германским послом в Париже, который также настаивал на том, чтобы я принял участие во франко-германских переговорах. Из Парижа я уехал в Германию и тут имел свидание с императором Вильгельмом. Это свидание продолжалось несколько часов. В конце концов германский монарх после моих настойчивых слов согласился на разрешение мароккского вопроса путем созыва международной конференции в Алжесирасе. После продолжительной беседы, выслушав все мои доводы, император Вильгельм тут же при мне составил телеграмму князю Бюлову, в которой выражал свое согласие на предложенную конференцию.
В дальнейшем я имел беседу с французским послом в Берлине и подробно разсказал ему все то, что произошло во время моего свидания с германским монархом.
В заключение беседы сановник еще раз заговорил о новой группировке держав, которая живо его волнует и которую он считает однако, при существовании тройственного согласия, выполнимой лишь при громадных затруднениях. Однако он вполне сочувствует этому плану, считая, что только при таком условии возможно установление прочного мира.
И. М-в.
Германия и Франция. // Вечернее Время. Спб., 1914. №710, 12 (25) марта, с. 2.
Беседы о возможности франко-германского сближения не перестают волновать политические круги.
По этому поводу мне пришлось беседовать с одним французским политическим деятелем.
- Толки о желании императора Вильгельма найти пути для соглашения с Францией не представляют собой ничего нового. Уже много лет мы с разных сторон имеем сведения, что германский монарх желает сблизиться с Францией и ищет путей для осуществления этой политической программы.
За долгие годы, сколько я знаю, французские правящие круги неоднократно шли навстречу желанию германского правительства вести дружеские беседы, которые должны были закончиться чем-либо реальным. Это повторялось несколько раз. Немцы обыкновенно в весьма сладкой форме замечали, что пора прекратить распрю, что высшие интересы мира и спокойствия должны соединить страны. Одним словом, нужно поставить крест на прошлое и, так сказать, зажить новой жизнью.
Этот взгляд, если не находил полного отклика во Франции, то во всяком случае были моменты, когда казалось, что Немцы действительно искренно хотят создать новое течение, установить новый курс.
Эти беседы имели место, и каждый раз Французы выносили впечатление, что ничего из всего этого выйти не может, так как Германия преследует прежде всего задачи гегемонии.
Она стремится к верховенству, а на этом пути, само собою разумеется, не может быть никаких переговоров.
Франция не может допустить гегемонию Германии, и когда разговоры переходят на эту почву, то рисуется уже опасный путь, причем роль дипломатов должны сменить военные.
За долгие годы, как мы уже говорили, разговоры между французскими и германскими дипломатами о путях сближения принимали реальную форму, которая указывала на то, что Французы искренно хотели выполнить предложение Германии.
Но сейчас после этих соглашений (в области колоний) Германия резко проявляла свои гегемонические стремления, и снова отношения между двумя государствами носили натянутый характер.
За последние годы наиболее жгучим вопросом, в котором соприкасаются интересы Германии и держав тройственного согласия, является Турция.
Германские правящие круги с большой торжественностью всегда заявляли, что они стоят за принцип неприкосновенности Оттоманской империи.
Эта задача вполне соответствовала взглядам французских политических кругов.
На этом пути, казалось бы, могло быть заключено вполне реальное соглашение с Германией.
Но тут снова мы еще лишний раз видим, насколько неискренна берлинская дипломатия, у которой обыкновенно слова резко расходятся с действиями.
Мы только что говорили о том, что в Берлине неоднократно заявляли о неприкосновенности Турции, как незыблемом принципе.
А между тем все действия Германии были безусловно направлены к тому, чтобы разрушить этот принцип.
Лучшим подтверждением этого может служить широко задуманная миссия генерала фон Сандерса, которая вполне раскрыла карты Немцев и их вожделения в Турции.
Снова интересы Германии и Франции, а за ними России и Англии встретились, и снова для всех было очевидно, что Германия ни в коем случае не искренна в своих заявлениях и в своих желаниях идти рука об руку с Францией.
Утверждения некоторых немецких политических деятелей о том, что они готовы работать с Францией, всегда идут в разрез со всем тем, что делают представители германской дипломатии.
Отношения между берлинским и парижским кабинетами корректные и недавнее соглашение по малоазиатским делам указывает еще лишний раз на то, что Французы всегда охотно говорят с Немцами по текущим делам, но, повторяю, германская гегемония, само собою разумеется, не может встретить отклика во Франции и на этом пути главный разлад, происходящий между двумя государствами.
Теперешний разговор о перегруппировке держав на почве русско-французско-германского союза не может, конечно, состояться именно потому, что прежде всего Германия неискренна и что, если предположить хотя на один момент возможность реализации такого плана, то нетрудно будет убедиться, что берлинские правящие круги, ныне толкующие о дружбе с Францией, попрежнему стремятся лишь к одному - к гегемонии Германии.
От Министерства иностранных дел. // Россия. Спб., 1914. №2552, 12 (25) марта, с. 3.
В заметке «Будущее Европы» - «Вечернее Время» (от 10 марта) утверждает, будто некий сановник вел в Париже и Берлине «по непосредственному поручению из высоких сфер» беседы о возможной перегруппировке держав «на почве раздела Австрии». Утверждения эти совершенно не соответствуют истине и нашими правящими кругами подобные вопросы не обсуждались.
Что касается полученных сотрудником газеты «Temps», в ответ на его запрос в Министерство иностранных дел, разъяснений относительно значения тех мыслей, которые были приписаны «Новым Временем» одному неназванному сановнику, то разъяснения эти, вопреки утверждению «Вечернего Времени», исходили из вполне авторитетного и осведомленного источника (О[сведомительное ]Б[юро]). (...)
Вечерние известия. Русско-германские отношения. // Речь. Спб., 1914. №71 (2740), 14 (27) марта, с. 2.
Берлин, 13 (26) марта. (По телеграфу от нашего корреспондента).
«Lokal-Anzeiger» запросил по телеграфу гр. Витте, является ли он автором или инспиратором бесед, появившихся в «Новом Времени». Витте ответил: «Я этих бесед не писал». «Lokal-Anzeiger» делает из этого вывод, что гр. Витте является таким образом инспиратором этих бесед. По поводу сообщения «Русского Слова» о том, что император Вильгельм беседовал с одним русским военным сановником о заключении русско-германо-французского союза, при условии раздела Австрии, «Vossische Zeitung» заявляет: «Более всего поражает в этом сообщении его наивность. Если бы эта история имела какое-то правдоподобие, то сановник должен был употребить решительно все, чтобы немедленно пустить этот план в оборот, иначе он изменил бы славянскому делу. Ведь именно осуществление этого плана и создало бы почву для проведения в жизнь самых смелых утопий панславистов».