Оригинал взят у
rus_turk в
Башкирцы (3/3)И. И. Железнов. Уральцы. Очерки быта уральских казаков. Часть I. - М., 1858.
Часть 1. Часть 2. Земля Башкирского отделения тянется узкой и длинной полосой сначала от севера на юг, а потом поворачивает на юг-запад; начинается она от границ Бузулукского уезда и идет вплоть до земель киргизов Внутренней, или Букеевской орды. Длину башкирских земель можно положить приблизительно в 400 верст, а ширину определить невозможно, потому что в иных местах башкирские земли чуть-чуть не прерываются землями Николаевского уезда, который сжимает Башкирское отделение с двух сторон, с востока и с запада. После Николаевского, Новоузенский уезд, с западной стороны, можно сказать, вторгается в Башкирское отделение многими зигзагами. На юге и на юге-западе Башкирское отделение примыкает к землям уральских казаков и букеевских киргизов. Таким образом, Башкирское отделение, сжатое со всех сторон, представляет собой неправильную и узкую полосу земли, - но полоса эта, впрочем, по малочисленности народонаселения, имеет, за исключением леса, все удобства к безбедному существованию обитателей, если бы только обитатели приложили к ней как следует руки.
Поверхность башкирских земель на севере гориста или, правильнее, холмиста, потому что высоких гор нет. Ниже, к Камеликскому умёту, что будет от северных границ верст сто, холмы эти постепенно понижаются, а за Камеликским уметом начинается уже совершенная равнина, и идет она до самих крайних на юге владений.
Из рек в Башкирском отделении достойны наименования только три: Камелик, Каралык и Иргиз. Реки эти, впадая одна в другую, вливаются в Волгу. Кроме их есть множество маленьких, или так называемых степных речек. - Озер примечательных, то есть больших, нет, а мелких, особенно в третьей юрте, много. - Рыба в водах башкирских хотя и водится, но весьма мелкая, о которой и говорить не стоит. - Зайцев по степям и лугам множество. - Есть довольно волков и барсуков, но других зверей почти никаких нет. - Из птиц водятся: лебеди, гуси, разных пород утки и кулики; лебеди исключительно держатся в третьей юрте по озерцам или ильменям, заросшим камышами. - Лесу в отделении никакого нет и быть не может, потому что башкирцы лишь только завидят где прутик, вырастающий из земли, тотчас срубят его.
По плодородию земли, Башкирское отделение можно разделить на три части - северную, среднюю и южную. Из них северная самая хлебороднейшая, средняя хуже северной, а южная скуднее средней. Зато последняя, то есть южная, больше первых двух представляет удобств к скотоводству, ибо вся почти состоит из лугов.
По управлению Башкирское отделение разделяется на три же части, или так называемые юрты. В каждой юрте есть начальник из обер-офицеров Уральского казачьего войска, именуемый юртовым, а всеми ими заведует один управляющий, которого башкирцы доселе называют кантонным, по привычке, ибо прежде, до поступления их в ведомство Уральского войска, главным лицом у них был кантонный начальник. - Юртовыми начальниками бывают иногда и офицеры из башкирцев же, - но управляющий исключительно назначается из штаб-офицеров (а за недостатком их, из есаулов) Уральского войска. В руках управляющего, непосредственно подчиненного войсковому наказному атаману, соединена власть и военная, и полицейская. - В недавнее время, для успешного хода следственных и вообще письменных дел, придан управляющему в помощь офицер из уральцев же, который и называется помощником.
Три юрты, на которые подразделяется Башкирское отделение, не имеют особых названий, а известны по нумерам: занимающая северную часть отделения носит название первой, в средней части отделения - именуется второю, а последняя, обнимающая всю южную часть отделения, называется третьей.
В первой юрте народ, занимающийся большею частию хлебопашеством, богаче, чем в остальных двух. В третьей юрте, по обилию лугов, башкирцы могли бы, ухаживая как следует за скотом, жить не хуже других своих земляков, населяющих первую юрту; но лень - этот камень преткновения в башкирском быту - всему помехой. Башкирцы во второй юрте беднее прочих. Есть целые деревни в этой юрте, где жители решительно ничем не занимаются, как лишь только конокрадством, а у вора, говорит пословица, нет ни кола, ни двора. Близким и разительным примером этому служит деревня Кучембетева, где вор на воре и бедняк на бедняке. Да Бог с ними; кажется, довольно об этом сказано.
По пространству земли, Башкирское отделение бедно народонаселением. Из статистического отчета за 1853-й год видим следующие цифры.
1-е. Народонаселение (число душ)
В 1-й
юртеВо 2-й
юртеВ 3-й
юртеИтого
Мужеского пола
Духовного звания 6 4 4 14
Обер-офицеров служащих -- 2 -- 2
Зауряд-офицеров . . . 2 2 2 6
Урядников . . . 7 6 1 14
Казаков . . .261285 334 800
Обер-офицеров отставных 1 -- -- 1
Зауряд-офицеров . . . 8 4 1 13
Урядников . . . 2 -- 1 3
Казаков . . . 46 61 106 213
Малолетков* офицерских -- 6 -- 6
Малолетков казачьих414398 6601472
Итого74776811092624
Женского пола
Духовного звания 19 10 18 47
Офицерского . . . 42 38 12 92
Уряднического и казачьего68273710872506
Итого74378711172645
* Дети мужеского пола от 1-го года до 18-летнего возраста.
Следовательно, во всем отделении мужеского пола 2624, а женского 2645 душ.
2-е. Скотоводство (число голов)
В 1-й
юртеВо 2-й
юртеВ 3-й
юртеИтого
Лошадей21761517 660310296
Волов (употребляемых
при распашке земли) 21 -- -- 21
Скота рогатого вообще13221345 3083 5750
Овец1184 672 6673 8529
Итого470335341635924596
3-е. Жилища и строения
В 1-й
юртеВо 2-й
юртеВ 3-й
юртеИтого
Деревень и хуторов 8 9 12 29
Кибиток
186197325708
В деревнях:
Мечетей 3 4 2 9
Домов общественных 4 2 4 10
Домов частных254275343872
Мельниц (ветряных) 2 -- -- 2
Больше чем три четверти домов и две мечети построены из дерна и из воздушного кирпича; остальные дома и мечети деревянные. Но вообще все строения в Башкирском отделении отличаются бедностью, безвкусием и неудобством, исключая домов некоторых чиновников. Об этом поговорим ниже.
4-е. Хлебопашество (число четвертей)
ПосеяноСобрано
Пшеницы:
В 1-й юрте122212225
Во 2-й юрте 345 3455
В 3-й юрте 406 4060
Овса и проса:
В 1-й юрте 402 4025
Во 2-й юрте 207 2070
В 3-й юрте 70 700
Итого265225905
Урожай хлеба ярового был в 1853 году сам-десятый. Озимого хлеба башкирцы совсем не сеют, во-первых, потому, что он в их стране плохо родится, а во-вторых, потому, что сами они ржаной хлеб недолюбливают.
Из вышеприведенных цифр о хлебопашестве мы видим, что при всей своей лени, при всей нерадивости к труду башкирцы собирают-таки довольно хлеба; но если б они принялись за это честное и полезное ремесло так, как занимаются им русские мужички, они бы во сто крат собирали больше, - и тогда б положение их улучшилось.
Здесь, однако ж, следует сказать, что хлебопашество находится в руках некоторых только честных и трудолюбивых башкирцев. В первой юрте отличаются этим благородным занятием два-три семейства чиновников Акировых. У них-то одних и есть волы, на которых распахивают землю. Прочие башкирцы не знают, как и приступиться к плугу или сохе; а потому распашку земли производят чрез соседственных крестьян, за довольно высокую плату, например, от 2 руб. 50 к. до 3-х руб. с десятины. Равным образом и уборка хлеба делается чужими руками, и все-таки чрез наем, отчего свой хлеб приходится башкирцу не дешевле купленного. По этой причине ленивый башкирец или мало занимается земледелием, или вовсе не занимается. До огородных овощей, как то: до арбузов, до дынь и проч., башкирец хотя и большой охотник, но обрабатывать огороды или бахчи терпеть не может.
В статистическом отчете, из которого взяты мною вышеприведенные цифры, управляющий Башкирским отделением официально говорит, что «количество посева ярового хлеба в нынешнем (1853 г.) лете хотя и увеличилось, но в меньшей степени, по бедности, а более от праздности башкирцев, к которым они искони склонны, - однако ж понуждаются к трудам мерами начальства». А я замечу на это, что никакие меры не будут действительными до тех пор, пока рассеянные по отделению башкирцы не будут соединены в одно место и поселены в кругу земледельцев, - и, наконец, до тех пор, пока не будет искоренено между ними конокрадство, доставляющее им без малейших трудов средства к жизни. Далее в отчете же управляющий говорит: «Урожай трав по всему отделению был весьма хорош, и накошенного сена для продовольствия зимой скота будет достаточно». А я смело могу сказать, что по обилию как луговых трав, так и степных ковылов, башкирцы не только бы имели средства обеспечивать скот свой сеном на одну зиму, но могли бы накашивать сена в запас на многие года или продавать его соседственным крестьянам. Но башкирец, как и прежде я сказал, не любит трудиться, а любит барничать. Он никогда не возьмется за косу вовремя, то есть когда трава бывает, что называется, в соку, а выйдет в луга тогда, когда трава станет уже посыхать. Причиной этому отчасти и лень, отчасти и то, что в целой деревне существует не больше двух-трех кос, - так нельзя же враз всем косить, а нужно чередоваться. Впрочем, и тут, как в хлебопашестве, помогают им крестьяне. Эти трудолюбивые люди приходят каждое лето на башкирские луга и очищают их, по уговору с башкирцами, или из половины накошенного сена (что бывает редко), или за ничтожную плату (что бывает всего чаще). Кроме лени и праздности, мотовство в крови у башкирца. Все, что башкирец имеет лишнего - зерно ли хлеба, клок ли сена, лошадь ли, корову ли, овцу ли, - он все тащит на ближайшую ярмарку и торопится как можно скорее распродать, чтобы на вырученные деньги купить или чаю с сахаром, или ситцу на рубахи себе и жене своей. Несколько дней проводит башкирец, так сказать, в роскоши, а после того, глядишь, целые месяцы ему есть нечего. Тогда, поневоле, чтобы не умереть с голоду и не поморить семейство, он принимается за сродное ему ремесло - воровство. Такая уж, видно, натура у башкирца, и такой она, вероятно, у него останется надолго, если не навсегда.
Башкирцы Уральского отделения принадлежат к оседлым народам, но настоящая жизнь их чуть ли не кочевая, а ежели и не так, то, положительно можно назвать, полукочевая. Зимой они, правда, живут в избах, но лишь только настанет весна, как, бросая домы, выбираются в поле, под открытое небо, на чистый воздух, на зеленую травку-муравку, - выбираются и, как насекомые после зимнего оцепенения, оживают. Зиму они проводят в сырых, холодных дерновых или глиняных избах; избы эти большею частию бывают без печей, с одним только горном, на котором они варят пищу и под котором в золе пекут из пресного теста лепешки. Жизнь в деревнях зимою для башкирцев чистое мученье, зато радость их, при вкочевании весной в поле, невыразима; тогда башкирец в полном смысле слова оживает и отъедается. - Вообще, зимой мяса и молока бывает мало, а кумыза - этого лакомого и здорового азиатского напитка - вовсе не бывает, почему башкирцы бедные довольствуются самой скудной пищей. О богатых же или зажиточных башкирцах говорить нечего: эти люди, разумеется, и живут поопрятнее, поудобнее, в чистых и теплых избах, и едят пищу хорошую, обильную. - Бедные башкирцы, вследствие скудости пищи и дурного помещения в холодных и сырых, как сказано выше, избах, часто подвергаются гнилым лихорадкам и другим болезням. Взглянув зимой на такого башкирца, невольно подумаешь, что человек этот загнан, замучен работой, тогда как на самом деле он пальцем о палец, как говорится, не ударит. Но увидавши его летом, не поверишь самому себе, что это тот самый человек, который за несколько месяцев перед тем был слабым и болезненным: так жизнь в кочевках, на чистом воздухе, при приволье молока и кумыза, перерождает башкирца, и из вялого, угрюмого делает его здоровым и веселым. Жизнь летом в кочевках для башкирца чистое наслаждение. Отпиваясь молоком и кумызом, он, сверх того, в летнее время имеет более средств поживиться на счет ближнего лошадью и полакомиться мясом.
Башкирцы, можно сказать без преувеличения, ничем не занимаются. Ни торговля и ни какое ремесло им совершенно не знакомы. Во всем отделении есть только два человека, которые в этом случае отличаются от своих земляков - один печник, а другой серебряник, - и больше никого. - Нет даже ни одного из башкирцев, кто бы мог не только сшить новые, но и починить старые сапоги. Сапожным мастерством отчасти занимаются женщины; они же, кроме шитва, свойственного женщинам рукоделья, исправляют все работы домашние; а мужчины чистые баричи. Ни один башкирец топора не умеет взять в руки; а потому в постройке домов и всех мелочных строений им помогают русские крестьяне. Ни у одного башкирца нельзя увидеть ни порядочной телеги, ни саней, ни доброй конской упряжи: везде лыко да мочало. Ежели тащится башкирец на своей трепещущей тележонке, - то за версту вы услышите визг и скрип от колес, которые сроду не видывали дегтя и не знают, что это за вещество.
Деревни башкирские только славу занимают, что деревни, а на самом деле они, исключая двух-трех, нисколько не похожи на деревни: это ни больше ни меньше как кучи дерна, разбросанные как попало, в величайшем беспорядке, без улиц, без дворов, без ворот и без всего того, что составляет необходимость, удобство и вместе с тем приятный вид жилого места. Даже самые мечети, кроме двух (в деревнях Муратиной и Максютовой), не что иное, как невысокие срубы, покрытые дерном. Вообще, Башкирское отделение, в отношении деревень и строений, самое бедное и ничтожное место, и бедностью и ничтожеством одолжено своим беспечным и ленивым обитателям. В конце октября или немного раньше, смотря по погоде, башкирец, с стесненным сердцем, возвращается в деревню, прикажет жене обмазать и ухитить избенку, сам наберет воз-другой чилиги, заменяющей дрова, и разляжется на койке, как будто не до него дело, не помышляя о том, есть ли вокруг дома его забор, есть ли для скота баз или навес. Пока нет снега - ему и так сносно, а когда задуют бураны, тогда он из снежных же комков сделает вокруг своего жилища загороду и за нею проводит скучные дни свои до появления весны, которая, разрушив снежную защиту, вызывает и самого его в чистое поле, под кров войлочных кибиток, в раздольное кочевье, где не нужно никаких построек. - От этого все Башкирское отделение и представляется не жилым, а как будто разоренным и покинутым.
Характер национальной одежды башкирцы Уральского отделения совсем утратили. Теперь башкирец одевается во что ни попало. Богатые башкирцы по одежде походят на казанских татар. Они носят длинные коленкоровые или ситцевые цветные рубахи и широкие, из нанки или из красного кумача, шаровары, запущенные за голенищи ичиг (род кожаных или сафьянных чулков); на ичиги надевают туфли (род калош). Поверх рубахи носят бешметы, то есть безрукавные или с короткими, по локоть рукавами фуфайки; потом бухарский халат летом и теплую длиннополую шубу зимой. Голову прикрывают ермолкой, а сверх ее шапкой, котлообразной формы. Шапки бывают или из седых мерлушек, или суконные, опушенные по краям порешной или котиком. Некоторые зажиточные и пожилые башкирцы носят чалмы из холста или коленкора.
На одном башкирце вы увидите смешение одежд всех народов, между которыми он живет. Он носит и мужичьи лапти, и поршни (род лаптей или башмаков, сшитых из сырой коровьей кожи), и сапоги из обыкновенного черного товара или солдатские, у которых не вычернены голенищи, и овчинную шубу, и полушубок, и бухарский бумажный халат, разумеется, весь в заплатках, и крестьянский серый кафтан; голову прикрывает и башкирским остроконечным белым войлочным колпаком, и низкою с широкими полями татарскою шляпою, и мужицкою шапкою, и киргизским тумаком, и форменною казачьею фуражкою, - словом, всем елико возможным, что попадется ему под руки.
Одни башкирянки удержали еще свою одежду; - но их одежда мало чем отличается от одежды всех вообще татарок. Они носят длинные, от шеи до полу, рубахи из разных материй, шелковых или бумажных, смотря по состоянию. Грудь рубахи украшается у богатых позументами, серебряными монетами, а у бедных медными и оловянными, разных форм, пластинками. Подол рубахи обшивается или бахрамой, или какой цветной материей. Сверх рубах носят похожие на мужские фуфайки. Головы накрывают разноцветными шалями, платками, а бедные простым куском коленкора или холста. Некоторые, особенно из девиц, носят шапки, подобные татарским, с поддельной сзади косой, - к косе привешивают монеты или другие мелочные украшения. Обуваются или в ичиги с туфлями, или в простые сапоги. Молодые из богатых семейств башкирянки украшают голову особым убором, который называется кашбау. Он состоит из монист, переплетенных вроде сетки и спускающихся нитями от темя по сторонам лица и по затылку почти до самых плеч. - Девушки одеваются так же, как и женщины; разница только в уборе головы. Женщины заплетают волосы в две косы и прячут их под повязкой или под кашбау, а девушки заплетают их во множество косичек и распускают по плечам.
Между башкирцами есть красивые молодцы, - но насчет башкирянок нельзя этого сказать: вообще они отличаются наружностью не совсем завидною и непривлекательною, но зато они целомудренны, - в этом можно отдать им справедливость. Как магометанки, они редко показываются с открытым лицом перед мужчинами, - но заметно от обычая этого ныне мало-помалу отстают.
Любимое и лакомое кушанье башкирцев казы и биш-бармак. Казы, род калбас, приготовляются из лошадиного мяса пополам с нутряным салом, а иногда и из одного сала. Казы слегка просаливаются и прокапчиваются, - отчего они сберегаются на целый год. - Биш-бармак просто-напросто сваренное и изрезанное в мелкие куски лошадиное, говяжье и баранье мясо. Биш-бармак приготовляется с луком, перцем и другими пряностями. За этими кушаньями следует в разных видах молоко, крут (род кислого и сухого сыра, приготовляемого из коровьего молока), потом, из пшеничного теста калачи, лепешки, салма (род лапши) и баламык. Баламык - достояние бедных. Это ни больше ни меньше как взболтанная с мукой и вскипяченная вода. - Из напитков самый драгоценный кумыз. Это, можно сказать, нектар для башкирцев. Кумыз и питает башкирца, и утоляет его жажду, и вместе с тем, действуя, как вино, на голову башкирца, веселит сердце его. Для чашки кумыза башкирец охотно согласится пройти пешком сотню верст к кому-нибудь из знакомых, у которого есть дойные кобылы.
- В последнее время башкирцы сильно пристрастились к обыкновенному русскому вину, и ныне между ними есть такие молодцы, которых без преувеличения и ошибки можно назвать горькими пьяницами. Жаль только, что не на что башкирцам пить. - Но предприимчивый и хитрый башкирец находит средства угоститься на чужой счет. Так, например, известясь, что у крестьянина соседней деревни пропала лошадь, он идет к нему, и за тайну передает, что лошадь у него, по его догадкам, украл вот тот-то, и что он, ежели хозяин только не поскупится на магарыч, возвратит ему ее. Обрадованный этой вестью, мужичок не знает, чем напоить, накормить благодетельного вестника. Разумеется, тотчас является на стол штоф водки, чего только плут и добивался. Башкирец сколько хочет ест и пьет, недопитый штоф вина кладет за пазуху и уезжает, обнадеживая мужичка, что через два дня он приведет ему пропавшую его лошадь. После, смотришь, добродушный мужичок и остается только при одном обещании башкирца, который между тем подсмеивается над простотой крестьянина.
Говоря выше о конокрадстве и о том, как башкирцы ловко умеют увертываться от ответственности, я считаю нелишним привести здесь один случай, выказывающий в самом ярком свете их мошенничество и плутовство.
Пропало у одного крестьянина из лугов несколько стогов сена. Это было зимой. Следом, проложенным по свежему снегу, крестьянин, с толпой свидетелей, или так называемых понятых, пришел в башкирскую деревню. Там, на дворе некоторых башкирцев, нашли и сено, которое оказалось с остатками краденого сходно. Улика ясная, и никаких отговорок быть не могло. Воры-башкирцы тотчас это смекнули и пустились на хитрости. Зазвали крестьянина, у которого украли сено, в избу, и одному ему сознались в грехе своем. «Только ты, знаком, не ходи в суд и не осрами нас пред людьми, - сказали они ему. - А уж мы тебе за все твое сено заплатим, сколько хочешь. Вот подожди день-другой, соберемся мы с деньгами и тебя удовлетворим». Мужик поверил и отправился домой. Он утешал себя надеждой, что ежели башкирцы и не удовлетворят его добровольно, то он найдет на них расправу и у начальства, - ибо улика в воровстве была налицо, - понятые видели и след из лугов, и самое сено на дворе. Но не так думали хитрые воры. Они дождались первого снега, которым замело следы и те самые места, или так называемые остожья, где лежало прежде украденное ими сено. Тогда они наотрез отказали претендателю и сами же стращали его искать на нем за бесчестье, которому он подверг их несправедливым оговором. После того крестьянин, разумеется, подал в суд просьбу, и суд нарядил следствие. Но это произошло, как водится, не тотчас. Чиновник, которому поручили расследовать это дело, приехал на место происшествия уже весной. Башкирцы, как следует, отказались. Противу них выставили свидетелей. Но башкирцы нашлись поставить показание свидетелей ни во что.
- Бачка! - сказали они следователю, - ты веришь тому, что говорят свидетели?
- Верю, - сказал чиновник.
- Значит, что свидетели скажут, то так и будет?
- Да, да.
- Если они скажут, что мы воры, то мы ворами останемся, - а ежели скажут не так, то мы, значит, правы. Так ли, бачка? - спросили снова башкирцы.
- Так, так, - отвечал следователь.
- Ну, когда так, то спроси-ка их, понятых-то, ведь им душа дорога, знают ли они, чьи были те остожья, с которых мужик их вел следом до наших домов? Ведь мы, бачка, в то время свое сено возили из лугов, а не мужичье; мужичьего сена мы совсем не знаем! - сказали в заключенье воры.
Спросили об этом понятых, и понятые отвечали, что они действительно не знают, чьи те остожья, от которых водил их следом претендатель, - принадлежали ли те остожья претендателю, или башкирцам, или другому кому, им неизвестно.
Справляться об этом весной, когда уже выросла новая трава, натурально, было невозможно. Претендатель, будучи не в силах доказать своего иска, всплеснул руками и остался не при чем. Тем дело и кончилось.
Или вот еще один анекдот, который выказывает упорство и несознание башкирцев при допросах. Башкирец украл лошадь и его поймали сидящего на ней верхом. Кажись, дело ясно, улика налицо, - что бы тут говорить? Но башкирец нашелся, что отвечать. Не сознаваясь в краже лошади, он оправдывался вот чем. «Я, - говорил он при допросе, - шел дорогой и встретил лежащую поперек дороги лошадь. По сторонам дороги была грязь. Не желая замарать обуви, я решился перешагнуть через лошадь, думая, что она или мертва, или спит; - но лишь только занес на нее ногу, как она вскочила, и я, против воли, очутился на ней. В ту ж минуту лошадь поскакала и понесла меня. Сначала я испугался и не знал, что делать. Но когда пришел немного в себя, я увидел на шее у лошади повод и стал сдерживать ее. В это самое время поймали меня люди и совсем понапрасну задержали». Разумеется, башкирцу не поверили, но за всем тем ответ его вполне показывает, что весьма трудно привести башкирца к сознанию своей вины.
Желал бы я, в заключение, сказать хоть что-нибудь хорошее про башкирцев, но, право, хорошего в них, кроме терпения в нужде и лишениях, я ничего не заметил.
Итак, заключая статью мою, я с сожалением скажу, что башкирцы, по врожденной сметливости, могли бы быть порядочными людьми и гражданами, - но по неодолимой лени, по склонности к воровству и другим порокам, башкирцы Уральского отделения почти неисправимы. К ним как нельзя больше кстати приходится пословица: «исправит горбатого могила».Того же автора:
•
Игра в войну;
•
Калмыцкий ад и другие рассказы;
•
Киргизомания.
Другие материалы о башкирах:
•
П. И. Небольсин. Заметки о башкуртах;
•
П. И. Небольсин. Рассказы проезжего;
•
М. Г. Головкин. Письмо к герцогу Бирону об Оренбурге;
•
П. М. Богоявленский. Полное практическое руководство приготовления и употребления кумыса как врачебного напитка;
•
С. С. Казанцев. Воспоминания раскаявшегося отступника от православия в мусульманство.