Хороший автор предоставил возможность изучить третью часть
«Канцелярской крысы» - которая, внезапно, представляет из себя герметический детектив:
«- Мы, финансисты и промышленники, гордимся тем, что держим голову в трезвости и полагаемся лишь на цифры и холодный рассудок, но если начистоту... Вы не поверите, сколь многие в нашей среде верят в суеверия, которых постеснялись бы даже их бабушки, или приметы, столь нелепые, что не провели бы и ребенка.
Лэйд хохотнул.
- Уж мне-то можете не рассказывать! В Хукахука ни один лавочник не отопрет лавку в понедельник утром, не потерев серебряным пенни косяк на удачу, и не станет стричь бороду, когда идет дождь. Кроме того, крайне не рекомендуется, чтобы выписанный счет оканчивался на цифру тринадцать, а один мой приятель утверждал, что никогда не продает рыжим растительного масла, уж не знаю, какой знак ему в этом виделся...
- Да, это я и имею в виду, - Крамби осторожно кивнул. - Смерть мистера Олдриджа и так крайне скверно на всех нас подействовала, но два несчастья в день... Многие сочли это дурным знаком. Мы еще не знали, что ждет нас в пятницу, до нее оставалось еще два дня.
- Ну и что случилось в пятницу? Перепутали корреспонденцию? Поздравили вдовца с счастливым браком? Выписали премию не тому клерку?
- Мисс Киннэрд потеряла лицо.
Лэйд приподнял бровь.
- Кто это такая? И почему меня должен интересовать ее моральный облик?
Крамби сложил смятый платок и положил его обратно в карман. Так осторожно, будто боялся причинить ему боль.
- Потому что она потеряла лицо в самом прямом смысле этого слова, мистер Лайвстоун.
- Простите, я не...
- Мисс Киннэрд - это моя секретарша. Точнее, была ею, пока не... Два дня спустя после кончины мистера Олдриджа она поливала цветы в кабинете и высунулась в окно с лейкой. Она не знала, что верхняя фрамуга, по чьей-то рассеянности закрепленная недостаточно прочно, захлопнется под резким порывом ветра, вытряхнув из себя оконное стекло. Как и того, что это стекло рухнет вниз, точно лезвие гильотины, угодив аккурат ей на лицо.
Лэйд ощутил, как препаршивейшим образом заскребло что-то в желудке.
- Ах, дьявол...
Крамби поднял на него глаза. Покрасневшие, они в то же время выглядели обесцвеченными, как выстиранные много раз простыни.
- Может, мисс Киннард не была самой лучшей секретаршей на свете, - тихо произнес он, - но она не заслуживала такой участи. Никто на свете не заслуживал.
Лэйд засопел, опершись локтями о стол. Обычно это придавало ему уверенности - стол был массивный, тяжелый, из той эпохи, когда мебель старалась походить на боевые корабли, а не на легковесные изящные конструкции, поражающие воздушностью форм. Этот стол многое выдержал, как выдержал и вес самого Лэйда, отозвавшись лишь коротким недовольным скрипом.
- Будет вам, мистер Крамби... - проворчал Лэйд, - Случай, конечно, крайне неприятный, даже трагичный, но...
Крамби усмехнулся, но смешок его показался Лэйду царапающим и резким.
- Неприятный? Наверно, можно сказать и так... Ее лицо сползло по подоконнику, точно большая медуза, и шлепнулось где-то на заднем дворе, в палисаднике. Лицо и приличная часть скальпа. Мы искали его, но к тому моменту, как нашли, было уже поздно - над ним уже потрудились уличные коты... Да, полагаю, это можно назвать неприятным случаем.
- Ч-черт знает что... - пробормотал Лэйд, - Два несчастных случая за неделю?
- Четыре, - мертвым голосом ответил Крамби. - И, верно, в скором времени мне придется завести специальный журнал для их учета. Если к тому моменту, конечно, моя компания не развалится в щепки. Или я сам не сделаюсь очередной жертвой.
Лэйд насторожился. Внешне остался спокоен, но что-то тигриное безотчетно шевельнулось внутри, стегнув хвостом.
Совпадение. Всего-навсего совпадение. Иногда властитель Нового Бангора склонен играть с вероятностями, точно ловкий шулер, но поймать его на этом трюке чертовски непросто. Очень уж тонкая материя, с какой стороны на нее ни посмотри. Тоньше, чем муслиновый платок гостя.
- Когда был следующий? - резко спросил он.
Крамби отозвался почти мгновенно.
- В понедельник. Два дня назад. Я уж думал, злой рок успокоился, перестав терзать меня, но тут... Мистер Макгоэн, наш мастер, обслуживающий Контору, взялся ремонтировать одну из наших печатных машинок. Такой большой, знаете ли, "Империал Тайпрайтер" одиннадцатой модели с гальваническим приводом. Весит двести фунтов, но строчит, что пулемет, и силы в нем как в быке-пятилетке. Он полез внутрь с гаечным ключом и, судя по всему, случайно привел машину в действие.
- Выжил? - быстро спросил Лэйд.
Крамби кивнул с безучастным видом.
- Да. Но лишился обеих рук до самого локтя. Чуть не истек кровью. Повезло - вытащили сослуживцы. Даже когда он оправится, не уверен, что смогу смотреть ему в глаза. Разумеется, я и здесь выплачу ему хорошую пенсию, но... Третий несчастный случай за неделю! И не в спокойные времена, когда наш корабль спокойно переваливался с волны на волну, а сразу после смерти мистера Олдриджа, которую многие и так сочли дурным знаком!
- Сколько всего их было, говорите? Четыре?
- Четыре, - сидя, Крамби напоминал не до конца закрытый перочинный нож, может, из-за полусогнутых рук, которые безотчетно держал в молитвенном положении. - Четвертый был вчера. Роуз, старший делопроизводитель. Джентльмен почтенного возраста, всегда сдержанный и осторожный. Мучимый жаждой посреди рабочего дня, он сделал несколько глотков из бутылки, в которой должна была быть сельтерская вода. Но по какой-то причине находилась концентрированная уксусная кислота, которую мы используем в Конторе для прочистки труб. Мистер Кольридж, начальник хозяйственной части, клялся, что бутылка с кислотой, которую мы держим в кладовке, никоим образом не могла попасть в кабинет, но...
- Жив? - кратко спросил Лэйд.
Голова Крамби едва заметно дернулась на плечах.
- Не знаю. Врач, который им занимается, с утра говорил, что прогноз неутешительный и шансов на благоприятный исход почти нет. Ожоги слишком серьезны.»
У Вечеллио те ещё красавицы, если современным взглядом смотреть - но тогда это было «Ух!», да:
«Если бы Лэйда заставили описать внешность мисс ван Хольц, он бы позорно бежал от этой задачи, как человек, от которого требуют описать "Красавицу" кисти Тициана, используя только лишь слова с упаковок от консервированных фруктов и объявлений о продаже риса. Она была...
Она была невероятно хороша собой. Ее тело, несомненно, было изваяно старой доброй Европой, в ней чувствовалась прохладная твердость пурбекского мрамора, обтесанная поколениями чопорных пуритан. Но, кажется, Полинезия, улучив момент, успела тайком вдохнуть в это создание толику своей души, наполнив строгие викторианские формы тем материалом, который был совершенно неизвестен ее благородным предкам. От мисс ван Хольц исходила одновременно и прохлада бездонного, распахнутого в любую погоду, неба, и обжигающее тепло экваториального солнца. А еще в ней, кажется, была заключена частица штормового океана, прорывающаяся в ее речи мягким и грозным шелестом волн.
...
Скар Торвальдсон однажды изрек "Женщина может быть элегантна в танце и в любви, но все это маскировка, выработанная долгими годами изнуряющей практики. Если хочешь увидеть ее истинную природу без прикрас и фильтров, угости ее обедом и посмотри, как она ест".
Мисс ван Хольц ела аккуратно, легко цепляя вилкой куски, при этом так изящно, будто накрытый стол перед ней был доской с какой-то сложной игрой, уставленной великим множеством фигур. Она пила розовое вино, как заметил Лэйд, но пила в меру, редко позволяя наполнять свой бокал, а если смеялась, то так мелодично, что этот смех затмевал собой звон фужеров. Каждый раз, когда ее губы размыкались, чтоб проглотить оливку или отхлебнуть немного вина, Лэйд ощущал гуляющую вверх-вниз по телу легкую дрожь, от которой вилка в его руке теряла концентрацию и точность.»
Это я
с детства знал:
«Небольшое помещение, обнаруженное им позади буфета, оказалось не кухней, как он сперва было вообразил, ощутив благородный холод мрамора, а ватерклозетом, причем роскошным, таким, при виде которого Лэйду отчего-то вспомнился виденный на развороте какого-то иллюстрированного журнала дворец Натоли. Сплошь прохладный мрамор, хромированные журчащие трубы и чаши для оправления естественных нужд, но не чугунные, как это обыкновенно встречалось на острове, и уж тем более не деревянные, а лебедино-белого фаянса и к тому же системы "Единство", которые Лэйд прежде встречал лишь на континенте.»
Слюной захлебнуться можно!
«Британская кухня по привычке пыталась доминировать над всем окружающим пространством. Поддерживаемая мощными дредноутами из бекона, фортами из пастушьих пирогов, равелинами из ростбифа и бесчисленными сырными габионами, она тщилась завоевать главенствующее место, вытеснив все прочие блюда, однако в этой битве силы метрополии едва ли могли рассчитывать на генеральную победу. С одной стороны их уверенно теснили итальянские блюда, пестрые, яркие и похожие на сборища ландскнехтов, с другой напирали извечные противники-германцы, не пытающиеся кичиться убранством, но распространяющие вокруг столь восхитительный мясной дух, что стол плыл перед глазами.
Лэйд не стал торопиться. Лишь дилетанты, ничего не сведущие в застольной тактике, устремляются в лобовое сражение с превосходящими их силами, жадно набивая живот печеной картошкой, штруделями и тушеной капустой, быстро теряя резервы и запал, обрекая себя на муки изжоги и несварения.
Пищеварительные ресурсы организма не безграничны, потому человек опытный, проведший не одно сражение, ведет себя куда осторожнее. Он не бросается в сражение со спаржей, бараниной и фальшивым зайцем, как бы соблазнительны не были их ароматы. Вместо этого он в первую очередь наносит фланговые удары по окружающим его холодным закускам, размечая ходы дальнейшего наступления и взвешенно оценивая ресурсы своего организма. Двигаться от одного блюда к другому следует по выверенному маршруту, разбивая противника в мелких схватках и не позволяя втянуть себя в генеральное сражение.
Следуя этой науке, Лэйд наголову разгромил разъездной отряд панчетты вкупе с пришедшими ей на выручку гороховыми колбасками, после чего навязал встречный бой клёцкам под жареным луком и в самом скором времени привел их стройные ряды в такое расстройство, что те перестали представлять собой организованную силу. Он бы, наверно, вовсе изничтожил их подчистую, если бы вовремя не переключил внимание на охотничий шницель под густым сметанным соусом с гарниром из яичного салата. Этот бой дался ему уже немного тяжелее, он немного утратил легкость маневра, но все еще был полон сил сражаться. Без сомнения, это была славная битва. Лэйд никогда не мнил себя несравненным в застольном искусстве, но окажись сейчас за столом сам герцог Артур Уэсли Веллингтон, старик наверняка бы всплакнул от умиления, признав в нем своего духовного наследника и протеже.
Как сказал один уважаемый джентльмен, мнение которого Лэйд ставил куда выше беззубых, страдающих хронической диспепсией, идеалистов вроде Фрэнсиса Брэдли и Томаса Грина, хороший обед выявляет все лучшее в человеке. Лэйд и сам ощутил это в полной мере, распространяя свою безудержную экспансию на все новые и новые области обеденного стола. Ничто так не смягчает острые углы души, как горячий бараний жир с пряностями и луком, ничто так блаженно не действует на утомленную нервную систему, как горячий пирог с ревенем и вымоченные в красном вине почки - ни бесплатные душеспасительные лекции, ни каломель, ни даже мягкая софа в гостиной.»
А ещё говорят, что в «Незнайке на Луне» всё выдумано:
«- Праведники... - пробормотал Лэйд. - Интересное название. Самые жуткие дела обычно совершаются за самыми благопристойными вывесками.
- Святая правда, - согласился Розенберг, - Мой дед в молодости служил фискальным агентом. В жизни не догадаетесь, что он обнаружил, проводя проверку в одной благотворительной организации, выдающей себя за сиротский приют.
- Орудия пыток? Останки замученных до смерти жертв?
- Хуже, - Розенберг многозначительно кивнул, понизив голос. - Куда хуже. По меньшей мере две дюжины неучтенных шляп без отметки (С 1783-го по 1811-й года в Англии взимался "налог на шляпы", которым облагался любой головной убор. На всех "законных" шляпах изнутри ставилась соответствующая отметка.).»
Отлично, рекомендую.