«Месяц за Рубиконом», Сергей Лукьяненко
Третья часть трилогии «Измененные»:
«Снег был серым, но при свете звезды Росс 128 казался грязно-розовым. Я смял его в ладонях, слепив увесистый снежок. Примерился и бросил. Далеко, от казарм второго взвода и до четвёртого тренировочного купола.
С глазомером и силой у меня явно стало лучше.
Снежок пулей пролетел метров тридцать и смачно ударил в спину стоящую у входа стражу.
Ухмыльнувшись, я наклонился и слепил второй снежок.
Стража ощупала спину, обернулась, возмущённо уставилась на меня. Я пошёл к куполу, подбрасывая новый заряд в руках. Утоптанный снег поскрипывал под ногами. Сегодня было совсем тепло, градусов пять ниже нуля. На Саельм пришло короткое двухдневное лето.
- Нечестно! - укоризненно сказала стража.
Ну ладно. На самом деле она произнесла "Nicht fair!" - базовым языком общения Изменённых был немецкий. На Земле я его не знал, на Саельме Гнездо записало его в мой мозг сразу же после перехода.
Инсеки считали, что для боевой обстановки и работы со сложной техникой немецкий язык подходит лучше английского или китайского. Наверное, в этом был какой-то резон.
Стражу звали Поль, в человеческой жизни она была мальчиком из Франции. После Изменения в стражу трудно понять прежний облик, они все похожи друг на друга: двухметрового роста, с безэмоциональным широким лицом, с бледной шершавой кожей. Но, кажется, Поль не был светлокожим французом, наверное, родители из бывших колоний.
- А ты не зевай, - сказал я. Бросил второй снежок. Конечно же, теперь стража с лёгкостью увернулась и поймала снежок в воздухе. Я кивнул и воскликнул: - Бум!
- Почему "бум"? - удивилась Поль.
- Это была граната, - пояснил я. - Надо отбивать, а не хватать.
Оставив стражу Поль размышлять над сказанным, я открыл дверь и вошёл в купол.»
И внезапно...
«Из последствий - кроме того, что я, похоже, самая опасная в бою разновидность Изменённых, - у меня появилась возможность общения с Гнёздами. Не только со своим, а с любым. И не просто общения. Все Изменённые могут получать от Гнезда информацию или пользоваться им как мессенджером, пересылая сообщения друг другу, но я ещё могу просить Гнездо что-то сделать или не сделать.
Ладно, к чёрту вежливость! Не просить - приказывать. Не знаю, насколько велика эта способность, не рискнул проверять. Местное Гнездо, в отличие от Изменённых, мою особенность чувствовало. Но о ней никому не сообщало.
Я очень настойчиво попросил.»
Никто не понял:
«И в этой бескрайней снежной пустыне (Саельм больше Земли, хотя сила тяжести тут примерно земная), разбросаны тренировочные лагеря Изменённых. По-моему, их около тысячи, в каждом тренируется около пятисот человек... да, простите, уже не человек, а мутантов.
За полгода из стражи и других, более редких профилей Изменённых, получаются отлично подготовленные солдаты, воюющие за Инсеков.
С кем?
С другими разумными видами, то есть с инопланетянами. И с точно такими же Изменёнными, но воюющими на стороне Прежних.
То есть на стороне людей.
Вот такая сложилась интересная ситуация.
И всё ради сингулярности. Ради того, чтобы цивилизация смогла возвыситься, перейти в следующую форму существования, стать Высшими.
Для этого нужны смыслы - хотя я так до конца ещё и не понял, что это такое. Смыслы порождает только живой разум.
Ради этого и воюют в космосе. Всё остальное - пространство, вещество, энергия - имеется в избытке.»
Даже с пояснениями:
«Я вздохнул.
- Ана, я совсем тупой. Мне говорили про смыслы, я вроде бы понимаю, о чём речь - новые идеи, концепции... так?
- Так.
- Речь о каких-то изобретениях? Научных открытиях?
Ана поморщился. У старшей стражи лицо малоподвижное, но он постарался.
- И это тоже, конечно. Но смыслом может быть что угодно. Осознание красоты цветка, к примеру. Музыкальная тема. Мысль о бесконечности Вселенной или тщетности бытия.
- А ты философ.
- Я странный. Я был начитанным ребёнком. И после Изменения не только оружие изучал. Так вот, любая новая концепция, принятая и осмысленная цивилизацией, приближает её к сингулярности. Плохо то, что все смыслы - одноразовы по своей природе, невозможно собрать набор смыслов и возвысить им все культуры одновременно. Поэтому те, кто посильнее, отбирают смыслы у тех, кто слабее.
- Но как? - не сдавался я. - Кристаллики?
- Теперь - да. Прежние обходились без них, но в чужом мире трудно контролировать все информационные потоки. Проще воспользоваться услугами Продавцов, а местные сами притащат кристаллы... Бери рипер.
Ана протянул мне конус с поперечными ручками.
- Они даже одежду не носят? - поразился я. - И при этом продуцируют смыслы?
- Смыслы, дорогой Макс, не в штанах рождаются, - наставительно ответил старший страж.»
Миленько, ад в реальности:
«Хмоли смотрел на меня, всё так же беззвучно скалясь. На губах пузырилась тёмная красная кровь. Я чувствовал едкий густой запах - запах пота и крови, запах смерти.
- Чёрт! - завопил я. - Он что, не иллюзия?
- Это конструкт, - ответила Ана. - Добей его, не будь излишне жестоким.
Сочувствия в её голосе, впрочем, не было.
- Он живой! - выкрикнул я.
- Он умирает. Конструкт существует не более пяти минут, но он испытывает боль и осознаёт себя. Ты хочешь подарить ему четыре минуты мучений?
Хмоли смотрел на меня, продолжая сжимать в руке щит. Потом откинул руку, перестав прикрываться.
- Чёрт, чёрт, чёрт! - завопил я.
Первые цели были иллюзиями, совершенно точно. Они таяли в воздухе, когда я в них попадал.
Но... потом некоторые падали. Некоторые даже умирали не сразу - я ещё подумал о том, насколько правдоподобны эти иллюзии...
Сколько же настоящих, живых и разумных существ я убил за эти два часа?
- Он страдает, - сказала Ана.
Я вскинул пистолет, почти уткнувшись стволом в гуманоида. И нажал на спуск.
Над хмоли встало облако пара, я отшатнулся. Пар оседал кристалликами льда, покрывая иссушенное, сразу ставшее жалким и уродливым тело.
- Ты очень быстр, - похвалила Ана. - Немногие способны уклониться от копья с такого расстояния.
- Он был живой, - сказал я. - Он умирал и понимал это!
Ана помолчала. Потом сказала:
- В конструкты записывают память чужаков, совершивших тяжкое преступление. Этот хмоли был лидером мятежников на Уорхане. Он командовал группой, напавшей на госпиталь. Шестеро стражей и локальный координатор были убиты. Четыре жницы захвачены в плен, подвергнуты жестоким пыткам и ритуальному пожиранию.
- Уорхан их мир? - спросил я, помедлив.
- Был их миром, - безжалостно ответила Ана. - Теперь его контролируют Инсеки.
- Какие смыслы они ищут в болоте, где живут людоеды? - удивился я.
- Это вопрос не ко мне, - Ана пнула ссохшийся труп, тот рассыпался в прах. - Мой отряд подавлял мятеж на Уорхане. Многого навидались. К примеру, пленных жниц. Одна была частично жива... Этот хмоли будет умирать ещё много раз, ещё много лет. Пошли, Макс.
Я посмотрел на останки хмоли.
Потом на невозмутимую стражу.
Потом представил себе Дарину.
Кивнул и пошёл к стеллажам.»
И сразу же: а вот и обманул - будет четвёртая часть. Вот ведь...
«Снег был серым, но при свете звезды Росс 128 казался грязно-розовым. Я смял его в ладонях, слепив увесистый снежок. Примерился и бросил. Далеко, от казарм второго взвода и до четвёртого тренировочного купола.
С глазомером и силой у меня явно стало лучше.
Снежок пулей пролетел метров тридцать и смачно ударил в спину стоящую у входа стражу.
Ухмыльнувшись, я наклонился и слепил второй снежок.
Стража ощупала спину, обернулась, возмущённо уставилась на меня. Я пошёл к куполу, подбрасывая новый заряд в руках. Утоптанный снег поскрипывал под ногами. Сегодня было совсем тепло, градусов пять ниже нуля. На Саельм пришло короткое двухдневное лето.
- Нечестно! - укоризненно сказала стража.
Ну ладно. На самом деле она произнесла "Nicht fair!" - базовым языком общения Изменённых был немецкий. На Земле я его не знал, на Саельме Гнездо записало его в мой мозг сразу же после перехода.
Инсеки считали, что для боевой обстановки и работы со сложной техникой немецкий язык подходит лучше английского или китайского. Наверное, в этом был какой-то резон.
Стражу звали Поль, в человеческой жизни она была мальчиком из Франции. После Изменения в стражу трудно понять прежний облик, они все похожи друг на друга: двухметрового роста, с безэмоциональным широким лицом, с бледной шершавой кожей. Но, кажется, Поль не был светлокожим французом, наверное, родители из бывших колоний.
- А ты не зевай, - сказал я. Бросил второй снежок. Конечно же, теперь стража с лёгкостью увернулась и поймала снежок в воздухе. Я кивнул и воскликнул: - Бум!
- Почему "бум"? - удивилась Поль.
- Это была граната, - пояснил я. - Надо отбивать, а не хватать.
Оставив стражу Поль размышлять над сказанным, я открыл дверь и вошёл в купол.»
И внезапно...
«Из последствий - кроме того, что я, похоже, самая опасная в бою разновидность Изменённых, - у меня появилась возможность общения с Гнёздами. Не только со своим, а с любым. И не просто общения. Все Изменённые могут получать от Гнезда информацию или пользоваться им как мессенджером, пересылая сообщения друг другу, но я ещё могу просить Гнездо что-то сделать или не сделать.
Ладно, к чёрту вежливость! Не просить - приказывать. Не знаю, насколько велика эта способность, не рискнул проверять. Местное Гнездо, в отличие от Изменённых, мою особенность чувствовало. Но о ней никому не сообщало.
Я очень настойчиво попросил.»
Никто не понял:
«И в этой бескрайней снежной пустыне (Саельм больше Земли, хотя сила тяжести тут примерно земная), разбросаны тренировочные лагеря Изменённых. По-моему, их около тысячи, в каждом тренируется около пятисот человек... да, простите, уже не человек, а мутантов.
За полгода из стражи и других, более редких профилей Изменённых, получаются отлично подготовленные солдаты, воюющие за Инсеков.
С кем?
С другими разумными видами, то есть с инопланетянами. И с точно такими же Изменёнными, но воюющими на стороне Прежних.
То есть на стороне людей.
Вот такая сложилась интересная ситуация.
И всё ради сингулярности. Ради того, чтобы цивилизация смогла возвыситься, перейти в следующую форму существования, стать Высшими.
Для этого нужны смыслы - хотя я так до конца ещё и не понял, что это такое. Смыслы порождает только живой разум.
Ради этого и воюют в космосе. Всё остальное - пространство, вещество, энергия - имеется в избытке.»
Даже с пояснениями:
«Я вздохнул.
- Ана, я совсем тупой. Мне говорили про смыслы, я вроде бы понимаю, о чём речь - новые идеи, концепции... так?
- Так.
- Речь о каких-то изобретениях? Научных открытиях?
Ана поморщился. У старшей стражи лицо малоподвижное, но он постарался.
- И это тоже, конечно. Но смыслом может быть что угодно. Осознание красоты цветка, к примеру. Музыкальная тема. Мысль о бесконечности Вселенной или тщетности бытия.
- А ты философ.
- Я странный. Я был начитанным ребёнком. И после Изменения не только оружие изучал. Так вот, любая новая концепция, принятая и осмысленная цивилизацией, приближает её к сингулярности. Плохо то, что все смыслы - одноразовы по своей природе, невозможно собрать набор смыслов и возвысить им все культуры одновременно. Поэтому те, кто посильнее, отбирают смыслы у тех, кто слабее.
- Но как? - не сдавался я. - Кристаллики?
- Теперь - да. Прежние обходились без них, но в чужом мире трудно контролировать все информационные потоки. Проще воспользоваться услугами Продавцов, а местные сами притащат кристаллы... Бери рипер.
Ана протянул мне конус с поперечными ручками.
- Они даже одежду не носят? - поразился я. - И при этом продуцируют смыслы?
- Смыслы, дорогой Макс, не в штанах рождаются, - наставительно ответил старший страж.»
Миленько, ад в реальности:
«Хмоли смотрел на меня, всё так же беззвучно скалясь. На губах пузырилась тёмная красная кровь. Я чувствовал едкий густой запах - запах пота и крови, запах смерти.
- Чёрт! - завопил я. - Он что, не иллюзия?
- Это конструкт, - ответила Ана. - Добей его, не будь излишне жестоким.
Сочувствия в её голосе, впрочем, не было.
- Он живой! - выкрикнул я.
- Он умирает. Конструкт существует не более пяти минут, но он испытывает боль и осознаёт себя. Ты хочешь подарить ему четыре минуты мучений?
Хмоли смотрел на меня, продолжая сжимать в руке щит. Потом откинул руку, перестав прикрываться.
- Чёрт, чёрт, чёрт! - завопил я.
Первые цели были иллюзиями, совершенно точно. Они таяли в воздухе, когда я в них попадал.
Но... потом некоторые падали. Некоторые даже умирали не сразу - я ещё подумал о том, насколько правдоподобны эти иллюзии...
Сколько же настоящих, живых и разумных существ я убил за эти два часа?
- Он страдает, - сказала Ана.
Я вскинул пистолет, почти уткнувшись стволом в гуманоида. И нажал на спуск.
Над хмоли встало облако пара, я отшатнулся. Пар оседал кристалликами льда, покрывая иссушенное, сразу ставшее жалким и уродливым тело.
- Ты очень быстр, - похвалила Ана. - Немногие способны уклониться от копья с такого расстояния.
- Он был живой, - сказал я. - Он умирал и понимал это!
Ана помолчала. Потом сказала:
- В конструкты записывают память чужаков, совершивших тяжкое преступление. Этот хмоли был лидером мятежников на Уорхане. Он командовал группой, напавшей на госпиталь. Шестеро стражей и локальный координатор были убиты. Четыре жницы захвачены в плен, подвергнуты жестоким пыткам и ритуальному пожиранию.
- Уорхан их мир? - спросил я, помедлив.
- Был их миром, - безжалостно ответила Ана. - Теперь его контролируют Инсеки.
- Какие смыслы они ищут в болоте, где живут людоеды? - удивился я.
- Это вопрос не ко мне, - Ана пнула ссохшийся труп, тот рассыпался в прах. - Мой отряд подавлял мятеж на Уорхане. Многого навидались. К примеру, пленных жниц. Одна была частично жива... Этот хмоли будет умирать ещё много раз, ещё много лет. Пошли, Макс.
Я посмотрел на останки хмоли.
Потом на невозмутимую стражу.
Потом представил себе Дарину.
Кивнул и пошёл к стеллажам.»
И сразу же: а вот и обманул - будет четвёртая часть. Вот ведь...