Продолжение
цикла «Небесный эфир» вышло дуплетом:
«Усилием воли я подавил вспышку бешенства и прислушался к собственным ощущениям. Блуждания по лесу порядком вымотали, а ноги промокли и замерзли, но это не смогло удержать меня от третьей попытки отыскать дорогу.
На этот раз я решил действовать наверняка, закрыл глаза и какое-то время стоял, растворяясь в атмосфере зимнего леса. Памятуя о недавней неудаче, рывком погружать себя в транс не рискнул и стал медитировать, соприкасаясь сознанием с незримой стихией медленно и неторопливо. Сработало! Мир дрогнул и раздвоился, реальность окрасили неведомые простецам оттенки, тени стали прозрачней, сделалось видимым медленное движение эфирных полей.
Да! Теперь не заплутаю!
С тревогой глянув на расползшуюся по небу пелену облаков, я срезал кинжалом прочную палку и захромал прочь, тяжело наваливаясь на импровизированный посох. Раненая нога ныла и подгибалась, легкие рвал кашель, в ушах премерзко звенело. Понемногу начинала кружиться голова, и я брел, брел и брел, уже нисколько не заботясь о положении солнца на небосклоне. Сейчас это не имело ровным счетом никакого значения: я сохранял общность с незримой стихией и отслеживал свой путь по взбаламученному эфиру. Чувства обострились до предела; были прекрасно слышны шорох снежинок, скрип сосновых стволов, гул ветра. Да еще откуда-то издалека донесся волчий вой. Не страшно! Теперь я не начну петлять, теперь выйду точно к дороге...
Но вышел я в итоге на всю ту же опостылевшую поляну. Дуб уставился на меня с нескрываемой усмешкой, трещины на его серой коре кривились в зловещих ухмылках. Невозможно!
Я едва не вылетел из транса, но вовремя успокоил дыхание и пробежался мысленным взором по расчертившему незримую стихию следу. Неведомым образом он оказался закольцован. Как так?! Я ведь никуда не сворачивал! Что за шутки?!
Почудился чей-то равнодушный взгляд, и не взгляд даже, а просто внимание, и по спине побежали мурашки. Лес! Это все клятый лес! Это он водит меня по кругу!
Усилием воли я прогнал суеверный страх, недостойный образованного человека, тяжко вздохнул и, едва переставляя ноги, заковылял к дому ведьмы. На поиски дороги не осталось ни времени, ни сил. Начинался буран.
- А ты упорный, колдун, - поприветствовала меня фрейлейн Марта, стоило переступить через порог. - Садись за стол. Только дверь запереть не забудь.
Я стянул шапку и плащ, растер покрасневшие щеки и спросил:
- Откуда знала? Ты ведь наперед знала, что вернусь? Откуда?!
- Я ведьма, забыл? - холодно улыбнулась знахарка, разливая по тарелкам наваристую похлебку. Оставленные монеты так и лежали на краю стола.»
На самом деле под личиной ведьмы прячется русский программист (вспоминая анекдот про Холмса и Ватсона на воздушном шаре):
«- Где я?
Маска напряженного отчуждения треснула, в уголках девичьих глаз залегли смешливые морщинки.
- Здесь. Ты - здесь. Лежишь на тюфяке в моем доме.»
Это в условные Средние века́-то можно было вот так выйти из це́ха и пойти во врачи? Да ладно?
«Полди Харт и в самом деле оказался местным уроженцем. Несколько лет назад он покинул отчий дом, желая обучаться медицине, а его семья так до сих пор и жила на окраине Рауфмельхайтена. Отец школяра работал кровельщиком, а мать сидела с младшими детьми.»
Когда мой двоюродный брат жил в общаге, на первом курсе его соседями по комнате были два гражданина, «зачатые не палкой и не пальцем» - непальцы, да. Им на обоих ста грамм водки для полного вырубона хватало. Так вот, они припёрли диван. С клопами. И кровососущие твари кусали всех, кто рисковал переночевать в данном помещении - кроме брата и меня. Почему - загадка:
«Проснулся я под тихую ругань Макса. Каноник Йохан недобро сопел и чесался молча. За ночь моих соседей по комнате изрядно покусали клопы, а вот меня кровососущие гадины отчего-то обошли стороной.
- Какое-то защитное колдовство? - проворчал вон Сюйд, собираясь.
- Чистая солома в тюфяке, - вздохнул каноник. - Чистая солома, и не более того.»
Толковый паренёк!
«Микаэль фыркнул:
- Истину глаголет юноша! Мы не умерли с голоду исключительно по милости фру Эммы, вдовы мясника!
- Как так? - заинтересовался я.
- Сначала Уве обучает малолетнего оболтуса грамоте, а после удовлетворяет потребность в мужском обществе его маменьки, - осклабился маэстро Салазар и со значением указал на колбасу. - Меняет, так сказать, палку на палку.
Бедный Уве покраснел до корней волос и разинул рот, но от возмущения не смог вымолвить ни слова.»
Что-то герой совсем по кривой дорожке пошёл - допрыгается ведь...