«Солдат Императора», Клим Жуков, Екатерина Антоненко
Ну, наконец-то я добрался посмотреть, как пишет известная «говорящая голова» - пусть и с соавтором:
«- А что шлюх вокруг мало? Или к маркитанткам не сходить? И вообще, в походе, что ли баб не найти?
Разгорелась оживленная дискуссия, предметом которой был антагонизм между практичностью и высокими чувствами. Диспут подогревался терпким содержимым фляжки старого Йоса, а особый шарм ему придавали команды и ругань капралов и дружный топот восьмисот пар башмаков на заднем плане.
Курт Вассер и новый собеседник с утраченным для истории именем отстаивали практический подход к любви и ставили во главу угла плотскую её составляющую; Кабан, неожиданно поддержанный Конрадом, который решил не выдавать своего солдата, защищал духовную составляющую, не отрицая, впрочем, важности чувственных утех; старый Йос исполнял роль арбитра морали. Его реплики часто игнорировались обеими спорящими сторонами под самым неблаговидным предлогом, основанным на том, что Йос - старый, и не может считаться авторитетом в практике обсуждаемого предмета. Отвергаемый арбитр обиделся и пригрозил отлучить всех участников дискуса от содержательной стороны его фляжки.
Поскольку, эта составляющая являлась важным катализатором, поддерживавшим спор на высоком уровне, Йос был с извинениями утвержден в роли непререкаемого авторитета в силу признания его прошлых заслуг на любовной ниве, коих, по утверждению самого Йоса, имелось столько, что хватило бы на половину неблагодарного молодняка во всем войске.
Постепенно, спор перешел в сферу количественных показателей. А именно: безымянный солдат и Курт принялись с цифрами на руках доказывать, что услуги шлюх и развеселых маркитанток не в пример дешевле, чем "гулять честную давалку", согласно введенной ими дефиниции.
Кабан настаивал, что производимый эффект любви "честной давалки" на порядок выше в сравнении с "давалками корыстными". Конрад поддержал Кабана, сказав, что "честную девку один раз гуляешь, а потом она сама дает, как ветряная мельница", (не совсем ясна оказалась семантическая нагрузка красочного сравнения с мельницей, но прозвучало солидно). А старый Йос веско заметил, что честная девка лучше только тем, что отличается малой использованностью, ведь у опытной шлюхи "в щель ведро со свистом пролетает - никакого удовольствия".»
В испанских терциях вроде ярче всего было:
«Боевой дух, подогреваемый личной ненавистью, бывает сильнее любого оружия, любой выгодной позиции и маневра. В таком состоянии солдаты делают чудеса. Тем более, когда речь идет о швейцарцах, для которых честь (Корпоративная честь солдат XV-XVI в. была весьма близка к понятию чести рыцарской классического Средневековья. Собственно понятие чести тогда была синонимично понятию слава, т.е. нечто, что необходимо добывать и постоянно поддерживать. Честь ландскнехта или швейцарского райслауфера отличалась тем, что не была персонифицированной, а распространялась на всю корпорацию. Отдельный же солдат гордился принадлежностью к большой воинской семье.) райслауфера была превыше всего! То же самое можно было сказать и про нас. Ненависть к швейцарцам накалило войско, как ядро накаляют в жаровне перед выстрелом из пушки.»
Город на воде изменился не сильно - только что воняет нынче явно послабше:
«Венеция! Удивительный памятник человеческому упрямству и гению. Посреди морских вод на сваях и насыпях, под защитой дамб стоит прекрасный город, улицами которому служат каналы, а средством передвижения - гондолы. Строения непередаваемо красивы и изящны, а вода в каналах непередаваемо смердит. Говорят, будто весной с дождями вся грязь и вонь уходит. Не берусь судить. Первое впечатление такое, что не любоваться этим сказочным городом и, более того, не восторгаться им также невозможно, как и жить в нем.»
Тяжко центральному персонажу:
«Вот что погано: я настолько очерствел, что никаких, понимаете, никаких эмоций не поднималось во мне горькой, полынной волной, при вести об очередной сожженной деревне или при виде растерзанного обывательского тела.
Шевелилось что-то в глубине души, но колодец моих чувств иссяк настолько, что эхо этого бултыхания почти не достигало поверхности. Я невольно задумывался, а не пересох ли колодец? Может там на дне вместо прозрачной воды осталась только мутная илистая жижа?
Я не закатывал цивильных истерик, не плакал, не заламывал рук, как в самом начале моего пути. Конечно, если у меня на глазах солдат пытался изнасиловать девочку, я это тут же пресекал.
Я апеллировал к воинской чести и дисциплине, рассчитывая, что мой блеф сработает. А потом пришлось признаться, что это вовсе и не блеф… Что страдания невинного ребенка меня трогают куда меньше, чем то, что солдат посмеет ослушаться приказа старшего по званию.»
Всё правильно - воодушевить можно было только так:
«- Солдаты! Братья мои! Наше время пришло! Враг перед нами, Бог над нами! Идём и затопчем всех кого встретим! В лагере золото, вино и бабы! Если кого убьют, Господь позаботится, чтобы в раю выплатили жалование и привели лучших шлюх!
- Георг!!! - взревели полки, так что небеса закачались. - Наш Георг!!! Любая тёлка в лагере твоя!!! Веди нас!!! Вперед!!! На смерть!!!»
Очень хорошо, всякого интересного просто валом, и изучается легко. Правда, лично у меня сложилось впечатление, что инопланетного засланца всунули лишь для того, чтобы из исторической книги сделать фантастику - а то не купят. Впрочем, главный герой настолько быстро адаптировался, что никакого отторжения не вызывает: рекомендую.
«- А что шлюх вокруг мало? Или к маркитанткам не сходить? И вообще, в походе, что ли баб не найти?
Разгорелась оживленная дискуссия, предметом которой был антагонизм между практичностью и высокими чувствами. Диспут подогревался терпким содержимым фляжки старого Йоса, а особый шарм ему придавали команды и ругань капралов и дружный топот восьмисот пар башмаков на заднем плане.
Курт Вассер и новый собеседник с утраченным для истории именем отстаивали практический подход к любви и ставили во главу угла плотскую её составляющую; Кабан, неожиданно поддержанный Конрадом, который решил не выдавать своего солдата, защищал духовную составляющую, не отрицая, впрочем, важности чувственных утех; старый Йос исполнял роль арбитра морали. Его реплики часто игнорировались обеими спорящими сторонами под самым неблаговидным предлогом, основанным на том, что Йос - старый, и не может считаться авторитетом в практике обсуждаемого предмета. Отвергаемый арбитр обиделся и пригрозил отлучить всех участников дискуса от содержательной стороны его фляжки.
Поскольку, эта составляющая являлась важным катализатором, поддерживавшим спор на высоком уровне, Йос был с извинениями утвержден в роли непререкаемого авторитета в силу признания его прошлых заслуг на любовной ниве, коих, по утверждению самого Йоса, имелось столько, что хватило бы на половину неблагодарного молодняка во всем войске.
Постепенно, спор перешел в сферу количественных показателей. А именно: безымянный солдат и Курт принялись с цифрами на руках доказывать, что услуги шлюх и развеселых маркитанток не в пример дешевле, чем "гулять честную давалку", согласно введенной ими дефиниции.
Кабан настаивал, что производимый эффект любви "честной давалки" на порядок выше в сравнении с "давалками корыстными". Конрад поддержал Кабана, сказав, что "честную девку один раз гуляешь, а потом она сама дает, как ветряная мельница", (не совсем ясна оказалась семантическая нагрузка красочного сравнения с мельницей, но прозвучало солидно). А старый Йос веско заметил, что честная девка лучше только тем, что отличается малой использованностью, ведь у опытной шлюхи "в щель ведро со свистом пролетает - никакого удовольствия".»
В испанских терциях вроде ярче всего было:
«Боевой дух, подогреваемый личной ненавистью, бывает сильнее любого оружия, любой выгодной позиции и маневра. В таком состоянии солдаты делают чудеса. Тем более, когда речь идет о швейцарцах, для которых честь (Корпоративная честь солдат XV-XVI в. была весьма близка к понятию чести рыцарской классического Средневековья. Собственно понятие чести тогда была синонимично понятию слава, т.е. нечто, что необходимо добывать и постоянно поддерживать. Честь ландскнехта или швейцарского райслауфера отличалась тем, что не была персонифицированной, а распространялась на всю корпорацию. Отдельный же солдат гордился принадлежностью к большой воинской семье.) райслауфера была превыше всего! То же самое можно было сказать и про нас. Ненависть к швейцарцам накалило войско, как ядро накаляют в жаровне перед выстрелом из пушки.»
Город на воде изменился не сильно - только что воняет нынче явно послабше:
«Венеция! Удивительный памятник человеческому упрямству и гению. Посреди морских вод на сваях и насыпях, под защитой дамб стоит прекрасный город, улицами которому служат каналы, а средством передвижения - гондолы. Строения непередаваемо красивы и изящны, а вода в каналах непередаваемо смердит. Говорят, будто весной с дождями вся грязь и вонь уходит. Не берусь судить. Первое впечатление такое, что не любоваться этим сказочным городом и, более того, не восторгаться им также невозможно, как и жить в нем.»
Тяжко центральному персонажу:
«Вот что погано: я настолько очерствел, что никаких, понимаете, никаких эмоций не поднималось во мне горькой, полынной волной, при вести об очередной сожженной деревне или при виде растерзанного обывательского тела.
Шевелилось что-то в глубине души, но колодец моих чувств иссяк настолько, что эхо этого бултыхания почти не достигало поверхности. Я невольно задумывался, а не пересох ли колодец? Может там на дне вместо прозрачной воды осталась только мутная илистая жижа?
Я не закатывал цивильных истерик, не плакал, не заламывал рук, как в самом начале моего пути. Конечно, если у меня на глазах солдат пытался изнасиловать девочку, я это тут же пресекал.
Я апеллировал к воинской чести и дисциплине, рассчитывая, что мой блеф сработает. А потом пришлось признаться, что это вовсе и не блеф… Что страдания невинного ребенка меня трогают куда меньше, чем то, что солдат посмеет ослушаться приказа старшего по званию.»
Всё правильно - воодушевить можно было только так:
«- Солдаты! Братья мои! Наше время пришло! Враг перед нами, Бог над нами! Идём и затопчем всех кого встретим! В лагере золото, вино и бабы! Если кого убьют, Господь позаботится, чтобы в раю выплатили жалование и привели лучших шлюх!
- Георг!!! - взревели полки, так что небеса закачались. - Наш Георг!!! Любая тёлка в лагере твоя!!! Веди нас!!! Вперед!!! На смерть!!!»
Очень хорошо, всякого интересного просто валом, и изучается легко. Правда, лично у меня сложилось впечатление, что инопланетного засланца всунули лишь для того, чтобы из исторической книги сделать фантастику - а то не купят. Впрочем, главный герой настолько быстро адаптировался, что никакого отторжения не вызывает: рекомендую.