«Чёрное сердце», Генри Лайон Олди
Вторая и завершающая часть дилогии «Сильные» - экие кракозябры там шарятся (это не говоря о динозаврах!):
«Когда горб лопнул, вместо зеленого клейкого ростка к небу взметнулись мерзкого вида жвала - глянцевые, темно-лиловые, с острыми концами цвета свежей крови. Жвала клацнули, издав сухой неприятный треск, воздух наполнился едким запахом стекающего с них яда. Я закашлялся, прикрыв рот ладонью. Горб расплескался жидкой грязью, наружу с завидной прытью поперла длиннющая членистая зараза толщиной со взрослого мужчину. Спина иссиня-черная, словно воронье перо, брюхо желтое, цвета волчьей сараны: три сажени, пять, семь, девять... Тонкие лапки - не счесть! - издавали скребущий звук, от которого хотелось заткнуть уши.»
Ну, мы все, конечно, знаем оттенок потничной травы - зачем тут сноски? И с замшей тоже всё очевидно, да?
«На Айталын - папина доха из семи козьих шкур, внаброску на плечи. Под дохой - другая, рысья, мамина. Под рысьей - кафтан праздничный. Под праздничным - простой, ровдужный.»
Отсылки отличные:
«- Утром поедешь, - вмешалась тетя Сабия. - Утро вечера мудренее. Отдохнешь, выспишься. Я тебе одежду вычищу. Вон, грязный весь...
- Грязным я не такой заметный!
- Успеешь еще запачкаться, дружок, - дядя Сарын издал вздох: третий и последний на сегодня. - Или думаешь, грязнулю адьяраи за своего примут? Ты, главное, на рожон не лезь. Не лезь, да? Боюсь, тут у нас не сказание о подвигах. Тут у нас семейная сага. Три семьи: твоя, моя, Уотова. Любовь, дружба, телячьи нежности. Сага, значит, о Форсайтах...
- О Фаарсытах? - удивился я. - Кто такие? Твои приятели?
- Друзья. Можно сказать, родственники. Впрочем, не важно. Важно другое: семейные саги опаснее, а главное, куда подлее, чем сказания о подвигах.»
Сомнительный критерий:
«- Дети, - вздыхает папа. - Как узнать, что они выросли?
- Как? - спрашиваю я.
- Пока дети маленькие, ты носишь их на руках. Сели на шею, значит, взрослые.»
Не зря я первоисточник так и не решился изучить:
«Кру́тится вихрем ее подол,
Хвост ее клубится, как дым,
Как угли, сверкают во лбу у ней
Красные выпученные глаза
В ресницах, шильев железных острей...
Хоть бедовая грязнуха она,
Хоть страшная потаскуха она,
Но, спору нет - хороша!»
Или вот:
«Наконец-то встретился я
С ненаглядной невестой моей!
То вытягиваясь в длину,
То расплющиваясь в ширину,
Как мила моя будущая жена!
Как мосластыми костями стройна!
Столько прелести вижу я в ней,
Что вот-вот разорвется печень моя...»
Очень сильно удивила концовка - а так рекомендую...
«Когда горб лопнул, вместо зеленого клейкого ростка к небу взметнулись мерзкого вида жвала - глянцевые, темно-лиловые, с острыми концами цвета свежей крови. Жвала клацнули, издав сухой неприятный треск, воздух наполнился едким запахом стекающего с них яда. Я закашлялся, прикрыв рот ладонью. Горб расплескался жидкой грязью, наружу с завидной прытью поперла длиннющая членистая зараза толщиной со взрослого мужчину. Спина иссиня-черная, словно воронье перо, брюхо желтое, цвета волчьей сараны: три сажени, пять, семь, девять... Тонкие лапки - не счесть! - издавали скребущий звук, от которого хотелось заткнуть уши.»
Ну, мы все, конечно, знаем оттенок потничной травы - зачем тут сноски? И с замшей тоже всё очевидно, да?
«На Айталын - папина доха из семи козьих шкур, внаброску на плечи. Под дохой - другая, рысья, мамина. Под рысьей - кафтан праздничный. Под праздничным - простой, ровдужный.»
Отсылки отличные:
«- Утром поедешь, - вмешалась тетя Сабия. - Утро вечера мудренее. Отдохнешь, выспишься. Я тебе одежду вычищу. Вон, грязный весь...
- Грязным я не такой заметный!
- Успеешь еще запачкаться, дружок, - дядя Сарын издал вздох: третий и последний на сегодня. - Или думаешь, грязнулю адьяраи за своего примут? Ты, главное, на рожон не лезь. Не лезь, да? Боюсь, тут у нас не сказание о подвигах. Тут у нас семейная сага. Три семьи: твоя, моя, Уотова. Любовь, дружба, телячьи нежности. Сага, значит, о Форсайтах...
- О Фаарсытах? - удивился я. - Кто такие? Твои приятели?
- Друзья. Можно сказать, родственники. Впрочем, не важно. Важно другое: семейные саги опаснее, а главное, куда подлее, чем сказания о подвигах.»
Сомнительный критерий:
«- Дети, - вздыхает папа. - Как узнать, что они выросли?
- Как? - спрашиваю я.
- Пока дети маленькие, ты носишь их на руках. Сели на шею, значит, взрослые.»
Не зря я первоисточник так и не решился изучить:
«Кру́тится вихрем ее подол,
Хвост ее клубится, как дым,
Как угли, сверкают во лбу у ней
Красные выпученные глаза
В ресницах, шильев железных острей...
Хоть бедовая грязнуха она,
Хоть страшная потаскуха она,
Но, спору нет - хороша!»
Или вот:
«Наконец-то встретился я
С ненаглядной невестой моей!
То вытягиваясь в длину,
То расплющиваясь в ширину,
Как мила моя будущая жена!
Как мосластыми костями стройна!
Столько прелести вижу я в ней,
Что вот-вот разорвется печень моя...»
Очень сильно удивила концовка - а так рекомендую...