(no subject)
До почты лезть надо было в маленькое окошко с деревянной дверцей, которая потом хлопала тихо, и получалось - как хлопок одной ладонью, только и ладоней-то не было ни одной, но - зато желтые страницы!
Клюква взирает через прозрачность бутылки лесами, мхами и болотами, а где-то там, конечно, ты, уже спишь, наверное; а нежно-бирюзовый будильник с подоконника цокает, вперед бежит, рассыпая за собой спешные секунды; из них всходит ночь, медленно, громоздко, rubato, большим темнооким животным в длинном мешковатом одеянии, вязко размахивая мягкими рукавами... Фонари - те, что с оранжевым светом - они, на самом деле, мандариновые деревья; выпрашивать мандарины у них, чтобы катать потом - через дверцу, на почту, и брызгать на пляшущие буквы коркой с узором белых пустынь.
А если свернуться в конверт, то там, конечно, ты, и можно обнять тебя, а там - хлопок одной ладонью и быстрые, путанные отпечатки следов, и если бы небо могло куда-нибудь все, целиком вместиться, оно бы вместилось в один маленький стакан, из которого утро разливает по полям росу...
Клюква взирает через прозрачность бутылки лесами, мхами и болотами, а где-то там, конечно, ты, уже спишь, наверное; а нежно-бирюзовый будильник с подоконника цокает, вперед бежит, рассыпая за собой спешные секунды; из них всходит ночь, медленно, громоздко, rubato, большим темнооким животным в длинном мешковатом одеянии, вязко размахивая мягкими рукавами... Фонари - те, что с оранжевым светом - они, на самом деле, мандариновые деревья; выпрашивать мандарины у них, чтобы катать потом - через дверцу, на почту, и брызгать на пляшущие буквы коркой с узором белых пустынь.
А если свернуться в конверт, то там, конечно, ты, и можно обнять тебя, а там - хлопок одной ладонью и быстрые, путанные отпечатки следов, и если бы небо могло куда-нибудь все, целиком вместиться, оно бы вместилось в один маленький стакан, из которого утро разливает по полям росу...