Duty Free. Санкт-Паули
Оригинал взят у dmitrypastushok в Duty Free. Санкт-Паули
Санкт-Паули
Вход стоил четыре евро, я заплатил, вошел и охуел - внутри задроченного деревянного сарая, который, казалось, вот-вот развалится на хрен, если с Эльбы дунет ветерок посильнее, было чертовски круто. Местечко называлось Голден Пудель и находилось прямо на набережной. Такой двухэтажный «домик в деревне», реальная халупа из криво прибитых досок, покрытых немецкой матерщиной, горой окурков и пустыми бутылками. Доски вибрировали от рейва, тряслись, как дешевая шлюха под моряком, сошедшим на берег после долгого плавания, колыхались, как сетка ворот Фейеноорда, попавшего под десятинулевую раздачу от ПСВ.
Я вошел и охуел.
Толпа фриков, запах шмали, волны ритма. За пультом вазюкал пластинки дед, бороду которого можно было намотать на кулак. В танцующей толпе мелькали усачи, негры, сумасшедшие телки. Я вцепил на баре бутылку Бекса и влился в это адское месиво.
Добро пожаловать в Санкт-Паули!
Деда на вертушках сменил высокий лысый хлыщ и переключил весь сброд на замес дабстепа с берлинским техно. Бородач тем временем сгонял к стойке бара, выписал себе баттл пивка, раскурил косяк и присоединился к нашему зомби-пати. Кто-то скакал в углу, размахивая растопыренными клешнями, двухметровый негр рядом со мной накидывал по щщам невидимому противнику, а старикан в рыбацком плаще сканировал танцпол внимательным взглядом бывалого морского волка, заценивая возможный улов.
Я вышел на улицу. Было достаточно тепло для начала января. Я сел на лавку и закурил, рядом курили две молодые немки. Из бара вышвырнуло угашенного чувака. Он посмотрел по сторонам и начал блевать.
Я подошел к парню.
- Эй, старина, как дела?
- Shut up you fucking bastard, - Прохрипел он, продолжая резать фарш себе под ноги.
- С ним все в порядке? - спросила меня одна из девушек.
- Не знаю, - пожал плечами я.
Немки пожали плечами в ответ.
Я докурил и пошел к реке. Смотрел на огромные корабли в доках и пил пивас. По Эльбе лениво перемещались глыбы льда. Я подумал, что хотел бы остаться здесь на какое-то время, на год или на два, снять однушку в Штерншанце, купить на блошином рынке большой старый гэдээровский торшер с потрепанной бахромой на абажуре и проигрыватель, который, потрескивая, крутил пластинки. Хотел выписываться по будням на работу и цеплять в забегаловке на первом этаже стаканчик кофе, продавщица спрашивала, как обычно ли мне, а я бы кивал, улыбаясь в ответ. Хотел по ночам сидеть в маленьких обшарпанных кафешках, пить пивас и болтать с барменом, по пятницам выпускать беса на местных вечеринках и тусовать с ордой фриков, а по воскресеньям надевать футболку с пиратским флагом, ходить на Миллернтор и вовсю топить за Санкт-Паули.
Потом я замерз, и у меня кончился пивас.
Я зашел в трясущийся от плотного баса сарай, взял свою куртку, которую в качестве эксперимента оставил валяться на танцполе, и вышел обратно на улицу. Даже деньги не спиздили. Случайность, подумал я, вспомнив, как неожиданно отхватил по щщам в тихом Эдинбурге.
Спать было рано, тусить больше не вставляло. Как-то внезапно захотелось просто побродить по ночному Гамбургу и уделаться в жопу. В пяти минутах ходьбы был работающий по ночам киоск. Там я приобрел мелкую бутылку дешевого вискаря, пачку Лаки Страйк и банку колы. «Отличный выбор», - сказал бы мне турок за кассовым аппаратом, если бы ему не было так откровенно все равно. Чувак просто спал с открытыми глазами. Я вышел из киоска, открутил пробку и сделал большой глоток, в животе стало теплее. Огляделся по сторонам - я стоял на пустой улице. Было глубоко за полночь, и было хорошо. А зажженный кончик моей сигареты указывал направление движения - район Штерншанце. Я знал, что там круто.
На пустыре у стадиона Миллернтор ветер поднимал в воздух обрывки газет, пакеты и прочий мусор, попалась даже старая афиша, призывавшая Санкт-Паули надрать задницы зажравшимся бюргерам из футбольного клуба Гамбург в предстоящем дерби. В децльных окнах циклопического зенитного бункера мигали разноцветные фонари. Музыки не было слышно, но, похоже, что там плясали джигу местные фрики. На Шультерблатт попадались редкие прохожие. Шестьдесят лет спокойной жизни и послевоенное экономическое чудо определили серьезный подход немцев к чему бы то ни было. Если тусоваться, то до утра. Это мне по душе, думал я, прикуривая сигарету похожей на Кейт Мосс утосанной бабенке, которая, едва кивнув, нырнула в один из прилегающих переулков.
На грязных матрасах у известного гадюшника Роте Флора шевелились бухие бомжи. Пахло ганджубасом. По рукам гуляла бутылка Джек Дэниэлса. Нехило живут, что тут скажешь.
Один из бродяг что-то прорычал, явно обращаясь ко мне. Я ни черта не разобрал его вонючий немецкий.
- Ебало разобью, - зачем-то по-русски ответил я.
Ну, типа, надо же было что-то говорить.
- Ты откуда? - уже более разборчиво обратился чувак.
- Из Москвы.
- Выпьешь? - он кивнул на полупустую бутылку Джека.
- Могу, - ответил я.
Зарядил дождь, но под козырьком у бомжей было комфортно. Я глотнул вискаря, чуваки предложили дунуть, я отказался. Мы разговорились, точнее бичи что-то громко хрипели про въетнамскую столовку, где им дают бесплатные обеды, а я слушал вполуха, но сама атмосфера была по кайфу. Вискарь кончился, я достал остатки своего. Минут через десять мы прибили и их.
- Если негде спать, ложись тут, - один из чуваков гостеприимно махнул в сторону матраса, - местечко свободно.
Я подумал, что это уже лишнее, выкурил сигарету, махнул на прощанье рукой, перешел через улицу и ввалился в бар с неприметной вывеской «Daniela».
Выкатив на стойку привычные два пятьдесят, я получил баттл холодного Бекса и огляделся. Это была типичная остберлинская смрадная дыра - с красными фонарями, гэдээровским стаффом, флегматичным диджеем за вертушками и нахальной барменшей. Заведение пустовало. Кроме меня и двух педиков у дальнего конца стойки посетителей больше не было. Педики смеялись и пили вино.
- Парень, ты чего такой злой? - повернулась ко мне барменша.
Вероятно, мое угрюмое ебало, разительно отличающееся от жизнерадостных европейцев, спровоцировало такой вопрос.
- Нальешь второе пиво бесплатно, буду добрым.
Она фыркнула, что-то типа "Ну, вот еще", я не расслышал.
- Ну, улыбнись, - попросила она, явно зажимая халявное бухло.
- Я не умею, - немного занервничал я и сунул в рот сигарету.
Она удивилась.
- Почему?
Я пошарил по карманам в поисках зажигалки. Зажигалка не находилась. Барменша глазами показала на спички, лежащие рядом на стойке. Я прикурил.
- Если в Москве часто улыбаться, то тебя могут укатать в асфальт.
- Врешь?
- Серьезно. Там вообще можно получить по щщам за просто так.
- А ты получал? - она сверлила меня любопытным взглядом.
У нее были большие глаза с пушистыми ресницами, которыми она хлопала, как советская кукла. Чуть вздернутый нос придавал округлому лицу выражение охуения. Первые минуты разговора меня не покидало ощущение, что сейчас она спросит «ты чо, бля, попутал?» или что-то в таком духе.
- Получал или нет?
По интонации я понял, что если не отвечу, то огребу прямо здесь.
- Ну, получал. Ты рада?
Она посмотрела на меня, немного склонив голову набок, как будто оценивая, а потом сказала:
- Нет.
- Отлично, тогда, может, обновишь мне пивас?
- Может, обновлю.
Обиженно закусив верхнюю губу, она порылась в холодильнике, выудила оттуда запотевшую бутылку Бекса, с хлопком сняла пробку, которая перелетев через меня, ударилась о стену и шлепнулась на пол.
- Пожалуйста, - она с такой силой поставила передо мной бутылку, что пена повалила через узкое горлышко, - с тебя два пятьдесят.
Педики попрощались и, скрипнув дверью, вышли в темноту. Диджей, зевая, поменял пластинку, по бару вкрадчиво зашуршало мягкое регги.
- Слушай, извини, не хотел тебя обижать.
Вот всегда так с красивыми девушками - никогда не понимаешь, за что конкретно просишь прощения. Я вспомнил, как она переехала в мою квартиру, и разные мелочи, которые я раньше просто не замечал, семенами недопонимания прорастали на бытовой почве и всходили потом долгими ссорами и руганью. Вспомнил, как она орала, царапала мне лицо и норовила укусить, а я закрывался руками и боялся не сдержаться и ударить ее в припадке гнева. Мирились, правда, быстро, секс в эти моменты был особенно хорош.
Барменша достала себе пива.
- Да, ладно, я не обиделась, - она протянула бутылку, и мы чокнулись, - но ты странный тип.
- Ты тоже та еще оторва.
Мы замолчали, цедили пиво и слушали музыку, потом заходили какие-то люди, она отвлекалась, наливала им выпивку. Я курил, глотал Бекс, мысли густой кашей медленно расползались в голове. Напиваться получалось. Потом я сходил в туалет и умыл лицо холодной водой. В подернутом трещинами мутном зеркале отражался чувак с бритой башкой и довольно унылым, покрытым щетиной, ебалом. Я внимательно посмотрел на него, и мне показалось, что он был не злым, а просто уставшим.
- Где пропадал? - спросила она, когда я вернулся.
- Ссал.
- Пиво будешь?
Я покачал головой.
- Водка есть?
Она кивнула.
- Какую тебе?
- Самую дешевую.
Она накапала в какой-то наперсток.
- Выпьешь со мной?
- Могу.
Мы чокнулись и выпили. Я медленно и верно уходил в говно.
- Еще?
Я подумал, что можно было бы, но отказался.
- Пойду на улицу.
- Возвращайся.
- Ладно. Кстати, как тебя зовут?
- Даниэла.
- Что-то знакомое, - пробормотал я.
Стоял у двери в бар, а дождь капал на голову, было мокро. Закурил, ладонью прикрывая сигарету от воды. Я вспомнил, как мы вот так же стояли под дождем, я хотел поймать такси и уехать поскорее в какой-нибудь клуб, а она говорила, что мы никуда не поедем, пока я не скажу, люблю ее или нет. Я ныл и говорил, что мне холодно. Она смотрела своим пронзительным взглядом. Когда хотела, она делала это так, что невидимая рука сжимала мне яйца. И спрашивала, люблю я ее или нет. Помню, как ответил, что люблю, и это было правдой, и потом мы еще долго стояли под дождем, обнявшись, и целовались.
Даниэла вышла на улицу и поежилась.
- Тебе не холодно?
Было холодно, но я сказал, что привык.
- Я заканчиваю через час, если ты подождешь, то можешь проводить меня домой.
Интересно, у нее дома есть большой торшер с бахромой на абажуре?
Я сказал, что пойду, проветрюсь, и вернусь через час, она сказала - ок.
Я не вернулся. Сначала просто ходил по району и пинал банку из-под пива, потом накинул капюшон и отправился танцевать.
Местечко называлось Кицинтернат, находилось на Гроссе Фрайхайт Штрассе и было закрыто. Это меня не расстроило, сложно расстроиться, если ты в говно.
Плевать на танцы, я пошел в киоск и вырубил пиваса.
Потом все пошло вспышками.
Пришел в себя пьющим чай с лимоном в баре Когге в районе Санкт-Паули. Возможно, я был там первым, кто заказал чай с лимоном. Хозяин бара, он же бармен, что-то говорил и все время протирал стаканы, а я вообще ни хрена его не понимал. Он был длинный и худой, с волосами до плеч и высоким лбом. Похож на папу Алисы Селезневой из мультика "Тайна третьей планеты", только без очков. Я спросил чего-нибудь пожрать. А Тимо, так его звали, сказал, что жрать нечего. Это было хуево, потому что я начал трезветь, и в животе становилось неприятно. Вообще, везде становилось неприятно, но в животе особенно. Потом я допил чай и заказал еще чашку, а Тимо вспомнил, что у него есть плитка шоколада. И это было лучше, чем ничего. Я сидел там час, а может и дольше. Пил чай, трезвел, ел шоколад, слушал, как Тимо что-то бормочет все время и смотрел, как он трет свои стаканы. Кончились сигареты, и денег уже почти не осталось. Бармен достал табак и скрутил мне папиросу. Предложил еще чай бесплатно, но я отказался. Мы с ним курили, он что-то рассказывал про Санкт-Паули, в смысле про район, а не про футбольную команду. Я начал его немного понимать. Когда он перестал протирать стаканы, я решил, что пора идти. Тимо пожелал мне удачи. Хороший он парень, этот Тимо. Я тоже пожелал ему удачи и вышел.
На улице было совсем не холодно. Я спустился к реке и дошел до Фишмаркта. Хотел посмотреть на «припозднившихся гуляк, бредущих под хмельком к рыбному рынку», как было написано в гребаном путеводителе. Из припозднившихся гуляк брел только я. Смотреть на себя совершенно не впирало. Часы показывали пять утра. Пнув под зад сидевшую у самой воды утку, я развернулся и пошел в сторону Репербана, смотреть на шлюх.
Шлюх тоже не было.
Вполне возможно, что они уже спали.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Санкт-Паули
Вход стоил четыре евро, я заплатил, вошел и охуел - внутри задроченного деревянного сарая, который, казалось, вот-вот развалится на хрен, если с Эльбы дунет ветерок посильнее, было чертовски круто. Местечко называлось Голден Пудель и находилось прямо на набережной. Такой двухэтажный «домик в деревне», реальная халупа из криво прибитых досок, покрытых немецкой матерщиной, горой окурков и пустыми бутылками. Доски вибрировали от рейва, тряслись, как дешевая шлюха под моряком, сошедшим на берег после долгого плавания, колыхались, как сетка ворот Фейеноорда, попавшего под десятинулевую раздачу от ПСВ.
Я вошел и охуел.
Толпа фриков, запах шмали, волны ритма. За пультом вазюкал пластинки дед, бороду которого можно было намотать на кулак. В танцующей толпе мелькали усачи, негры, сумасшедшие телки. Я вцепил на баре бутылку Бекса и влился в это адское месиво.
Добро пожаловать в Санкт-Паули!
Деда на вертушках сменил высокий лысый хлыщ и переключил весь сброд на замес дабстепа с берлинским техно. Бородач тем временем сгонял к стойке бара, выписал себе баттл пивка, раскурил косяк и присоединился к нашему зомби-пати. Кто-то скакал в углу, размахивая растопыренными клешнями, двухметровый негр рядом со мной накидывал по щщам невидимому противнику, а старикан в рыбацком плаще сканировал танцпол внимательным взглядом бывалого морского волка, заценивая возможный улов.
Я вышел на улицу. Было достаточно тепло для начала января. Я сел на лавку и закурил, рядом курили две молодые немки. Из бара вышвырнуло угашенного чувака. Он посмотрел по сторонам и начал блевать.
Я подошел к парню.
- Эй, старина, как дела?
- Shut up you fucking bastard, - Прохрипел он, продолжая резать фарш себе под ноги.
- С ним все в порядке? - спросила меня одна из девушек.
- Не знаю, - пожал плечами я.
Немки пожали плечами в ответ.
Я докурил и пошел к реке. Смотрел на огромные корабли в доках и пил пивас. По Эльбе лениво перемещались глыбы льда. Я подумал, что хотел бы остаться здесь на какое-то время, на год или на два, снять однушку в Штерншанце, купить на блошином рынке большой старый гэдээровский торшер с потрепанной бахромой на абажуре и проигрыватель, который, потрескивая, крутил пластинки. Хотел выписываться по будням на работу и цеплять в забегаловке на первом этаже стаканчик кофе, продавщица спрашивала, как обычно ли мне, а я бы кивал, улыбаясь в ответ. Хотел по ночам сидеть в маленьких обшарпанных кафешках, пить пивас и болтать с барменом, по пятницам выпускать беса на местных вечеринках и тусовать с ордой фриков, а по воскресеньям надевать футболку с пиратским флагом, ходить на Миллернтор и вовсю топить за Санкт-Паули.
Потом я замерз, и у меня кончился пивас.
Я зашел в трясущийся от плотного баса сарай, взял свою куртку, которую в качестве эксперимента оставил валяться на танцполе, и вышел обратно на улицу. Даже деньги не спиздили. Случайность, подумал я, вспомнив, как неожиданно отхватил по щщам в тихом Эдинбурге.
Спать было рано, тусить больше не вставляло. Как-то внезапно захотелось просто побродить по ночному Гамбургу и уделаться в жопу. В пяти минутах ходьбы был работающий по ночам киоск. Там я приобрел мелкую бутылку дешевого вискаря, пачку Лаки Страйк и банку колы. «Отличный выбор», - сказал бы мне турок за кассовым аппаратом, если бы ему не было так откровенно все равно. Чувак просто спал с открытыми глазами. Я вышел из киоска, открутил пробку и сделал большой глоток, в животе стало теплее. Огляделся по сторонам - я стоял на пустой улице. Было глубоко за полночь, и было хорошо. А зажженный кончик моей сигареты указывал направление движения - район Штерншанце. Я знал, что там круто.
На пустыре у стадиона Миллернтор ветер поднимал в воздух обрывки газет, пакеты и прочий мусор, попалась даже старая афиша, призывавшая Санкт-Паули надрать задницы зажравшимся бюргерам из футбольного клуба Гамбург в предстоящем дерби. В децльных окнах циклопического зенитного бункера мигали разноцветные фонари. Музыки не было слышно, но, похоже, что там плясали джигу местные фрики. На Шультерблатт попадались редкие прохожие. Шестьдесят лет спокойной жизни и послевоенное экономическое чудо определили серьезный подход немцев к чему бы то ни было. Если тусоваться, то до утра. Это мне по душе, думал я, прикуривая сигарету похожей на Кейт Мосс утосанной бабенке, которая, едва кивнув, нырнула в один из прилегающих переулков.
На грязных матрасах у известного гадюшника Роте Флора шевелились бухие бомжи. Пахло ганджубасом. По рукам гуляла бутылка Джек Дэниэлса. Нехило живут, что тут скажешь.
Один из бродяг что-то прорычал, явно обращаясь ко мне. Я ни черта не разобрал его вонючий немецкий.
- Ебало разобью, - зачем-то по-русски ответил я.
Ну, типа, надо же было что-то говорить.
- Ты откуда? - уже более разборчиво обратился чувак.
- Из Москвы.
- Выпьешь? - он кивнул на полупустую бутылку Джека.
- Могу, - ответил я.
Зарядил дождь, но под козырьком у бомжей было комфортно. Я глотнул вискаря, чуваки предложили дунуть, я отказался. Мы разговорились, точнее бичи что-то громко хрипели про въетнамскую столовку, где им дают бесплатные обеды, а я слушал вполуха, но сама атмосфера была по кайфу. Вискарь кончился, я достал остатки своего. Минут через десять мы прибили и их.
- Если негде спать, ложись тут, - один из чуваков гостеприимно махнул в сторону матраса, - местечко свободно.
Я подумал, что это уже лишнее, выкурил сигарету, махнул на прощанье рукой, перешел через улицу и ввалился в бар с неприметной вывеской «Daniela».
Выкатив на стойку привычные два пятьдесят, я получил баттл холодного Бекса и огляделся. Это была типичная остберлинская смрадная дыра - с красными фонарями, гэдээровским стаффом, флегматичным диджеем за вертушками и нахальной барменшей. Заведение пустовало. Кроме меня и двух педиков у дальнего конца стойки посетителей больше не было. Педики смеялись и пили вино.
- Парень, ты чего такой злой? - повернулась ко мне барменша.
Вероятно, мое угрюмое ебало, разительно отличающееся от жизнерадостных европейцев, спровоцировало такой вопрос.
- Нальешь второе пиво бесплатно, буду добрым.
Она фыркнула, что-то типа "Ну, вот еще", я не расслышал.
- Ну, улыбнись, - попросила она, явно зажимая халявное бухло.
- Я не умею, - немного занервничал я и сунул в рот сигарету.
Она удивилась.
- Почему?
Я пошарил по карманам в поисках зажигалки. Зажигалка не находилась. Барменша глазами показала на спички, лежащие рядом на стойке. Я прикурил.
- Если в Москве часто улыбаться, то тебя могут укатать в асфальт.
- Врешь?
- Серьезно. Там вообще можно получить по щщам за просто так.
- А ты получал? - она сверлила меня любопытным взглядом.
У нее были большие глаза с пушистыми ресницами, которыми она хлопала, как советская кукла. Чуть вздернутый нос придавал округлому лицу выражение охуения. Первые минуты разговора меня не покидало ощущение, что сейчас она спросит «ты чо, бля, попутал?» или что-то в таком духе.
- Получал или нет?
По интонации я понял, что если не отвечу, то огребу прямо здесь.
- Ну, получал. Ты рада?
Она посмотрела на меня, немного склонив голову набок, как будто оценивая, а потом сказала:
- Нет.
- Отлично, тогда, может, обновишь мне пивас?
- Может, обновлю.
Обиженно закусив верхнюю губу, она порылась в холодильнике, выудила оттуда запотевшую бутылку Бекса, с хлопком сняла пробку, которая перелетев через меня, ударилась о стену и шлепнулась на пол.
- Пожалуйста, - она с такой силой поставила передо мной бутылку, что пена повалила через узкое горлышко, - с тебя два пятьдесят.
Педики попрощались и, скрипнув дверью, вышли в темноту. Диджей, зевая, поменял пластинку, по бару вкрадчиво зашуршало мягкое регги.
- Слушай, извини, не хотел тебя обижать.
Вот всегда так с красивыми девушками - никогда не понимаешь, за что конкретно просишь прощения. Я вспомнил, как она переехала в мою квартиру, и разные мелочи, которые я раньше просто не замечал, семенами недопонимания прорастали на бытовой почве и всходили потом долгими ссорами и руганью. Вспомнил, как она орала, царапала мне лицо и норовила укусить, а я закрывался руками и боялся не сдержаться и ударить ее в припадке гнева. Мирились, правда, быстро, секс в эти моменты был особенно хорош.
Барменша достала себе пива.
- Да, ладно, я не обиделась, - она протянула бутылку, и мы чокнулись, - но ты странный тип.
- Ты тоже та еще оторва.
Мы замолчали, цедили пиво и слушали музыку, потом заходили какие-то люди, она отвлекалась, наливала им выпивку. Я курил, глотал Бекс, мысли густой кашей медленно расползались в голове. Напиваться получалось. Потом я сходил в туалет и умыл лицо холодной водой. В подернутом трещинами мутном зеркале отражался чувак с бритой башкой и довольно унылым, покрытым щетиной, ебалом. Я внимательно посмотрел на него, и мне показалось, что он был не злым, а просто уставшим.
- Где пропадал? - спросила она, когда я вернулся.
- Ссал.
- Пиво будешь?
Я покачал головой.
- Водка есть?
Она кивнула.
- Какую тебе?
- Самую дешевую.
Она накапала в какой-то наперсток.
- Выпьешь со мной?
- Могу.
Мы чокнулись и выпили. Я медленно и верно уходил в говно.
- Еще?
Я подумал, что можно было бы, но отказался.
- Пойду на улицу.
- Возвращайся.
- Ладно. Кстати, как тебя зовут?
- Даниэла.
- Что-то знакомое, - пробормотал я.
Стоял у двери в бар, а дождь капал на голову, было мокро. Закурил, ладонью прикрывая сигарету от воды. Я вспомнил, как мы вот так же стояли под дождем, я хотел поймать такси и уехать поскорее в какой-нибудь клуб, а она говорила, что мы никуда не поедем, пока я не скажу, люблю ее или нет. Я ныл и говорил, что мне холодно. Она смотрела своим пронзительным взглядом. Когда хотела, она делала это так, что невидимая рука сжимала мне яйца. И спрашивала, люблю я ее или нет. Помню, как ответил, что люблю, и это было правдой, и потом мы еще долго стояли под дождем, обнявшись, и целовались.
Даниэла вышла на улицу и поежилась.
- Тебе не холодно?
Было холодно, но я сказал, что привык.
- Я заканчиваю через час, если ты подождешь, то можешь проводить меня домой.
Интересно, у нее дома есть большой торшер с бахромой на абажуре?
Я сказал, что пойду, проветрюсь, и вернусь через час, она сказала - ок.
Я не вернулся. Сначала просто ходил по району и пинал банку из-под пива, потом накинул капюшон и отправился танцевать.
Местечко называлось Кицинтернат, находилось на Гроссе Фрайхайт Штрассе и было закрыто. Это меня не расстроило, сложно расстроиться, если ты в говно.
Плевать на танцы, я пошел в киоск и вырубил пиваса.
Потом все пошло вспышками.
Пришел в себя пьющим чай с лимоном в баре Когге в районе Санкт-Паули. Возможно, я был там первым, кто заказал чай с лимоном. Хозяин бара, он же бармен, что-то говорил и все время протирал стаканы, а я вообще ни хрена его не понимал. Он был длинный и худой, с волосами до плеч и высоким лбом. Похож на папу Алисы Селезневой из мультика "Тайна третьей планеты", только без очков. Я спросил чего-нибудь пожрать. А Тимо, так его звали, сказал, что жрать нечего. Это было хуево, потому что я начал трезветь, и в животе становилось неприятно. Вообще, везде становилось неприятно, но в животе особенно. Потом я допил чай и заказал еще чашку, а Тимо вспомнил, что у него есть плитка шоколада. И это было лучше, чем ничего. Я сидел там час, а может и дольше. Пил чай, трезвел, ел шоколад, слушал, как Тимо что-то бормочет все время и смотрел, как он трет свои стаканы. Кончились сигареты, и денег уже почти не осталось. Бармен достал табак и скрутил мне папиросу. Предложил еще чай бесплатно, но я отказался. Мы с ним курили, он что-то рассказывал про Санкт-Паули, в смысле про район, а не про футбольную команду. Я начал его немного понимать. Когда он перестал протирать стаканы, я решил, что пора идти. Тимо пожелал мне удачи. Хороший он парень, этот Тимо. Я тоже пожелал ему удачи и вышел.
На улице было совсем не холодно. Я спустился к реке и дошел до Фишмаркта. Хотел посмотреть на «припозднившихся гуляк, бредущих под хмельком к рыбному рынку», как было написано в гребаном путеводителе. Из припозднившихся гуляк брел только я. Смотреть на себя совершенно не впирало. Часы показывали пять утра. Пнув под зад сидевшую у самой воды утку, я развернулся и пошел в сторону Репербана, смотреть на шлюх.
Шлюх тоже не было.
Вполне возможно, что они уже спали.
ОГЛАВЛЕНИЕ