Обида и непонимание.
По моим наблюдениям, именно такие эмоции испытывал Георгий Гинс, управляющий делами правительства при Колчаке, когда писал свои воспоминания о революции.
Эту книгу мне подарили на день рождения, и вчера я её дочитал.
Обиду и непонимание он испытывал в основном в отношении заграницы, которая всё-таки не захотела помогать БЪлому ДЪлу. Особенно он был обижен на чехов и на генерала Жанена.
Честно говоря, я так и не могу решить, были ли у него основания для таких жестоких обид или нет.
Потому что Гинс, обижаясь на союзников, можно сказать, обижается на сами принципы международной политики, которые существовали тогда и существуют поныне.
А именно - прав тот, кто силён, и горе тому, кто слаб и проиграл. И плевать на то, какие у тебя заслуги в прошлом. У благодарности в международной политике век очень короток.
В случае Сибирского правительства и адмирала Колчака - горе тому, кто был слаб и недееспособен.
Слабых и недееспособных всегда кидают, потому что с точки зрения обеспечения собственных интересов, другим сторонам нет смысла их поддерживать.
Вот, к примеру, чехи. Неужели было так уж непонятно, что после ноября 1918 года на них рассчитывать нельзя и их будет совершенно невозможно уговорить воевать ради БЪлаго ДЪла? Чехи рассчитывали, что страны Антанты позволят добиться независимости Чехословакии - и они получили то, что хотели. Всё, Россия им после этого была больше не нужна. Да и другие страны Антанты были нужны лишь постольку, поскольку был необходим транспорт для эвакуации. А после капитуляции Германии французы им этот транспорт предоставили.
И с Проклятыми и Кровавыми Жыдобольшевиками чехи договорились именно потому, что Жыдобольшевики им сказали: "Ребята, если вы сейчас уйдёте, мы вас трогать не будем". Гадкие же бЪлодЪльцы постоянно донимали чехов просьбами немного повоевать за них. А чехи за чужие идеи итак уже навоевались достаточно, одной Австро-Венгрии с её "fur Gott, Kaiser und Vaterland" им вполне хватило. Странно, я не вполне понимаю, почему эти моменты заранее нельзя было учесть (за исключением договора чехов с большевиками - он был подписан 7 февраля 1920 года, уже после окончательного падения правительства Колчака). Им не было смысла воевать дальше за чужую страну, вот и всё.
Американцы с японцами преследовали свои собственные цели - японцы стремились к территориальной экспансии за счёт Дальнего Востока, у американцев же была задача этого не допустить, дабы Япония, превратившаяся в серьёзного конкурента американскому влиянию в Тихоокеанском регионе, не усилилась чрезмерно.
Французы с англичанами, как я понял, надеялись, что восстановится Восточный Фронт, а после ноября 1918 года остались не у дел. Во всяком случае, если говорить об активной деятельности иностранцев после этого времени, то речь идёт в основном о чехах, японцах и американцах. А какая деятельность - я уже написал выше, чехи спасали свои шкуры, а американцы и японцы, ничуть не помышляя о Благе Русского Народа, сцепились из-за Забайкалья и Дальнего Востока.
Что действительно можно предъявить чехам - то, что, спасая свои шкуры, они попутно занимались самым разнузданным грабежом - причём как до перемирия с большевиками, так и после. Тащили всё, что под руку попадало - от золотого запаса России до постельного белья. Кроме того, они участвовали в полицейских операциях, и в активной фазе отсиживались в тылу, а после завершения операции принимали участие в экзекуциях, причём в жестокостях не уступали отморозкам генерала Розанова или атамана Семёнова.
О, кстати, о Семёнове, Розанове и прочих представителях славного явления под названием "атаманщина". Гинс раскаивается в том, что Сибирское Правительство и Адмиралъ Колчакъ ничего не смогли сделать, чтобы обуздать этих отмороженных царьков. Но по книге я особо не замечал, чтобы их ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пытались обуздать. Неприязнь к их методам была, безусловно. Но всерьёз с ними не боролись, а зря. Ведь, как замечает сам Гинс, атаманщина плодила больше большевиков, чем уничтожала - после экзекуций, чинимых атаманскими отморозками, многие из тех, кто их видел или тем паче пострадал от них, уходили в большевистские партизаны.
Ох, да что атаманы. Ведь не могли навести порядок даже у себя в Омске в лучшие времена Верховного Правителя. Пьянство, нарушения дисциплины и невыполнение приказов были делом обыденным. А расстреливать за это или хотя бы даже сажать почти не решались - мол, мы же не большЪвiзанты какие-нибудь...
Ошибкой оказалось и сотрудничество с эсерами - они оказались последними интриганами, заговорщиками и болтунами (в последнем особо преуспел председатель Сибирской Думы Якушев). Гинс вполне здраво объясняет это - эсеры привыкли к подпольной борьбе, заговорам и терактам, но любая созидательная работа ставила их совершенно в тупик. Но с кем ещё было сотрудничать? С меньшевиками? С кадетами? Так те и вовсе были способны только к говорильне. Сказывался недостаток опыта созидательной работы до революции - да что там, такого опыта не было с самой первой Думы и до последней. Слишком уж рьяно царская власть переделывала Думу так, как ей нравилось. Как видно, это потом неслабо отрыгнулось.
Только на одной странице книги, ближе к концу, Гинс задаёт себе вопрос - а может, мы были неправы?.. Ведь допустили атаманщину, произвол, жестокость, недисциплинированность, не смогли толком создать ни системы управления, ни системы финансов, кормили народ пустыми обещаниями, но не смогли дать ничего обещаного...
А большевики, в отличие от Белого Движения, смогли измениться. Стать более деспотичными, но вместе с тем - более дисциплинированными и сплочёнными. Населению это пришлось по душе...
Но тут же Гинс встряхивается, словно сбрасывая с себя наваждение - "Нет! Мы были правы. Большевизм не принесёт ничего хорошего, и никакого мира с ним быть не может!".
Ответ на вопрос - а почему же Колчака все бросили и все оставили, и почему он вслед за Николаем II мог сказать: "Кругом измена, трусость и обман!" - как бы "размазан" по всей книге, но чётко и кратко не сформулирован.
Впрочем, и без него всё понятно. И давно известно. Белое движение как таковое, в отличие от большевиков, изначально представляло из себя рыхлый конгломерат, составленный из разных политических направлений - от меньшевиков до монархистов. Совместно компонентам этого жуткого салата существовать было трудно. Когда созывали какие-то представительные органы, то ничего толком не могли добиться, потому что почти все предложения увязали в пустой болтовне. Когда органы разгоняли - демократические элементы (те же эсеры) были недовольны и начинали плести интриги. Более того, в моменты усиления военщины последняя часто теряла чувство реальности и дисциплины, склонялась к самоуправству - и это порождало атаманщину.
Населению всё это активно не нравилось. Но терпели, и терпели долго. Предполагали (а кое-кто и знал на практике) что большевики будут ещё хуже. Но, как было сказано выше, большевики в 1919 году сильно изменились - а вот Белое Движение нет. И с новыми большевиками конкуренции было выдержать уже нельзя.
Ах да, одна важная вещь про большевиков в книге Гинса. Надо сказать, он охотно повторяет мифы про "немецкие деньги" и "пломбированный вагон". Но не будем к нему слишком суровы - он свою книгу в 1920 году писал, впечатления ещё были свежи и очень хотелось придумать дополнительное оправдание для своих неудач и посильнее очернить большевиков. В конце он мечтает - ну вот, сейчас, сейчас колосс на глиняных ногах рухнет, и победившие хамы будут искать спасителей.
Его надеждам не суждено было сбыться. Гинс умер в 1971 году, так и не дождавшись свершения своих чаяний.
P. S. Теперь я понял, почему после прихода к власти большевики сразу аннулировали "сибирские деньги" без какой-либо компенсации за них. Деньги имели очень низкое качество изготовления, и сделать фальшивки было парой пустяков, что давало простор для масштабных мошенничеств. При этом пострадали и честные люди, но какой был выбор?..
Книга будет интересна всем профессиональным историкам и любителям истории, специализирующимся на теме Гражданской войны в России.
Кто ещё не читал - настоятельно советую прочитать.
Эту книгу мне подарили на день рождения, и вчера я её дочитал.
Обиду и непонимание он испытывал в основном в отношении заграницы, которая всё-таки не захотела помогать БЪлому ДЪлу. Особенно он был обижен на чехов и на генерала Жанена.
Честно говоря, я так и не могу решить, были ли у него основания для таких жестоких обид или нет.
Потому что Гинс, обижаясь на союзников, можно сказать, обижается на сами принципы международной политики, которые существовали тогда и существуют поныне.
А именно - прав тот, кто силён, и горе тому, кто слаб и проиграл. И плевать на то, какие у тебя заслуги в прошлом. У благодарности в международной политике век очень короток.
В случае Сибирского правительства и адмирала Колчака - горе тому, кто был слаб и недееспособен.
Слабых и недееспособных всегда кидают, потому что с точки зрения обеспечения собственных интересов, другим сторонам нет смысла их поддерживать.
Вот, к примеру, чехи. Неужели было так уж непонятно, что после ноября 1918 года на них рассчитывать нельзя и их будет совершенно невозможно уговорить воевать ради БЪлаго ДЪла? Чехи рассчитывали, что страны Антанты позволят добиться независимости Чехословакии - и они получили то, что хотели. Всё, Россия им после этого была больше не нужна. Да и другие страны Антанты были нужны лишь постольку, поскольку был необходим транспорт для эвакуации. А после капитуляции Германии французы им этот транспорт предоставили.
И с Проклятыми и Кровавыми Жыдобольшевиками чехи договорились именно потому, что Жыдобольшевики им сказали: "Ребята, если вы сейчас уйдёте, мы вас трогать не будем". Гадкие же бЪлодЪльцы постоянно донимали чехов просьбами немного повоевать за них. А чехи за чужие идеи итак уже навоевались достаточно, одной Австро-Венгрии с её "fur Gott, Kaiser und Vaterland" им вполне хватило. Странно, я не вполне понимаю, почему эти моменты заранее нельзя было учесть (за исключением договора чехов с большевиками - он был подписан 7 февраля 1920 года, уже после окончательного падения правительства Колчака). Им не было смысла воевать дальше за чужую страну, вот и всё.
Американцы с японцами преследовали свои собственные цели - японцы стремились к территориальной экспансии за счёт Дальнего Востока, у американцев же была задача этого не допустить, дабы Япония, превратившаяся в серьёзного конкурента американскому влиянию в Тихоокеанском регионе, не усилилась чрезмерно.
Французы с англичанами, как я понял, надеялись, что восстановится Восточный Фронт, а после ноября 1918 года остались не у дел. Во всяком случае, если говорить об активной деятельности иностранцев после этого времени, то речь идёт в основном о чехах, японцах и американцах. А какая деятельность - я уже написал выше, чехи спасали свои шкуры, а американцы и японцы, ничуть не помышляя о Благе Русского Народа, сцепились из-за Забайкалья и Дальнего Востока.
Что действительно можно предъявить чехам - то, что, спасая свои шкуры, они попутно занимались самым разнузданным грабежом - причём как до перемирия с большевиками, так и после. Тащили всё, что под руку попадало - от золотого запаса России до постельного белья. Кроме того, они участвовали в полицейских операциях, и в активной фазе отсиживались в тылу, а после завершения операции принимали участие в экзекуциях, причём в жестокостях не уступали отморозкам генерала Розанова или атамана Семёнова.
О, кстати, о Семёнове, Розанове и прочих представителях славного явления под названием "атаманщина". Гинс раскаивается в том, что Сибирское Правительство и Адмиралъ Колчакъ ничего не смогли сделать, чтобы обуздать этих отмороженных царьков. Но по книге я особо не замечал, чтобы их ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пытались обуздать. Неприязнь к их методам была, безусловно. Но всерьёз с ними не боролись, а зря. Ведь, как замечает сам Гинс, атаманщина плодила больше большевиков, чем уничтожала - после экзекуций, чинимых атаманскими отморозками, многие из тех, кто их видел или тем паче пострадал от них, уходили в большевистские партизаны.
Ох, да что атаманы. Ведь не могли навести порядок даже у себя в Омске в лучшие времена Верховного Правителя. Пьянство, нарушения дисциплины и невыполнение приказов были делом обыденным. А расстреливать за это или хотя бы даже сажать почти не решались - мол, мы же не большЪвiзанты какие-нибудь...
Ошибкой оказалось и сотрудничество с эсерами - они оказались последними интриганами, заговорщиками и болтунами (в последнем особо преуспел председатель Сибирской Думы Якушев). Гинс вполне здраво объясняет это - эсеры привыкли к подпольной борьбе, заговорам и терактам, но любая созидательная работа ставила их совершенно в тупик. Но с кем ещё было сотрудничать? С меньшевиками? С кадетами? Так те и вовсе были способны только к говорильне. Сказывался недостаток опыта созидательной работы до революции - да что там, такого опыта не было с самой первой Думы и до последней. Слишком уж рьяно царская власть переделывала Думу так, как ей нравилось. Как видно, это потом неслабо отрыгнулось.
Только на одной странице книги, ближе к концу, Гинс задаёт себе вопрос - а может, мы были неправы?.. Ведь допустили атаманщину, произвол, жестокость, недисциплинированность, не смогли толком создать ни системы управления, ни системы финансов, кормили народ пустыми обещаниями, но не смогли дать ничего обещаного...
А большевики, в отличие от Белого Движения, смогли измениться. Стать более деспотичными, но вместе с тем - более дисциплинированными и сплочёнными. Населению это пришлось по душе...
Но тут же Гинс встряхивается, словно сбрасывая с себя наваждение - "Нет! Мы были правы. Большевизм не принесёт ничего хорошего, и никакого мира с ним быть не может!".
Ответ на вопрос - а почему же Колчака все бросили и все оставили, и почему он вслед за Николаем II мог сказать: "Кругом измена, трусость и обман!" - как бы "размазан" по всей книге, но чётко и кратко не сформулирован.
Впрочем, и без него всё понятно. И давно известно. Белое движение как таковое, в отличие от большевиков, изначально представляло из себя рыхлый конгломерат, составленный из разных политических направлений - от меньшевиков до монархистов. Совместно компонентам этого жуткого салата существовать было трудно. Когда созывали какие-то представительные органы, то ничего толком не могли добиться, потому что почти все предложения увязали в пустой болтовне. Когда органы разгоняли - демократические элементы (те же эсеры) были недовольны и начинали плести интриги. Более того, в моменты усиления военщины последняя часто теряла чувство реальности и дисциплины, склонялась к самоуправству - и это порождало атаманщину.
Населению всё это активно не нравилось. Но терпели, и терпели долго. Предполагали (а кое-кто и знал на практике) что большевики будут ещё хуже. Но, как было сказано выше, большевики в 1919 году сильно изменились - а вот Белое Движение нет. И с новыми большевиками конкуренции было выдержать уже нельзя.
Ах да, одна важная вещь про большевиков в книге Гинса. Надо сказать, он охотно повторяет мифы про "немецкие деньги" и "пломбированный вагон". Но не будем к нему слишком суровы - он свою книгу в 1920 году писал, впечатления ещё были свежи и очень хотелось придумать дополнительное оправдание для своих неудач и посильнее очернить большевиков. В конце он мечтает - ну вот, сейчас, сейчас колосс на глиняных ногах рухнет, и победившие хамы будут искать спасителей.
Его надеждам не суждено было сбыться. Гинс умер в 1971 году, так и не дождавшись свершения своих чаяний.
P. S. Теперь я понял, почему после прихода к власти большевики сразу аннулировали "сибирские деньги" без какой-либо компенсации за них. Деньги имели очень низкое качество изготовления, и сделать фальшивки было парой пустяков, что давало простор для масштабных мошенничеств. При этом пострадали и честные люди, но какой был выбор?..
Книга будет интересна всем профессиональным историкам и любителям истории, специализирующимся на теме Гражданской войны в России.
Кто ещё не читал - настоятельно советую прочитать.