(no subject)
полтора года девочке, солидный возраст, а я до сих пор иногда удивляюсь, как это я вообще, рраз.
недавно в почтовой очереди (а на почту мы с девочкой ходим, как на работу: несем мешок имущества, разбиваем бивуак, девочка уже привычно роет пол лопатой с целью совершения побега на свободу, узнает тигра и медведя на заставке и т.д.) меня окликнули молодой матерью, и я сильно озадачилась. молодая мать была немолода. но при этом - я читаю ленту - и понимаю, что всех моих новостей, это как девочка построила пирамидку, или выучила как делает мышка, или поняла, что такое волосы, и что все это, конечно, составляет негасимое счастье немолодой молодой матери, но вот я читаю ленту - и я как-то не могу об этом писать.
но если наш обычный день, то он, например, так.
в честь девочкиных полуименин посетили с утра гнездо участковых уполномоченных, где я обильно жаловалась грустноглазому участковому уполномоченному на всех, кто жалуется на меня, и параллельно порывалась раскрыть ему схемы покупок детской одежды из сша. девочка в это время бегала от меня до стола участкового уполномоченного, настойчиво тыкала пальцем во что-то, видимое одной ей, и отчаянно выкрикивала "кака! кака!", чем тревожила участкового уполномоченного и мешала ему вникнуть в схему.
днем я, с девочкой на груди (такая уже лошадь! но если бы у меня угнали коляску прямо от дверей участковых уполномоченных, это было бы слишком), металась по округе в поисках батарейки B6, а девочка в это время пришпоривала меня и лучезарно рассылала во все стороны воздушные поцелуи.
батарейку так и не купили, что характерно.
вечером я полезла искать дружественному младенцу еве максимовне платьев на лето, в процессе решила разобрать десятикилограммовый пакет с девочкиной одеждой, плод черной пятницы, что простоял в темном углу почти в первозданном виде еще с января. как-то незаметно в процесс влились и два контейнера девочкиной одежды из щкафа. пришла я в себя только через несколько часов. передо мной расстилалось безбрежное море пакетиков, через которое девочка в резиновых сапогах и песочнике поверх свитера, с лицом ледокола ленин, уверенно торила себе дорогу. если бы в этот момент нас посетил грустноглазый участковый уполномоченный, он бы возмущенно отверг всех, кто говорит, что у меня магазин на дому. он бы сказал им, что у меня - оптовый склад.
итого предварительные итоги: у девочки около 20 пар обуви на годы вперед, мешок носков, до которых ей еще долго и любовно отращивать ноги, два летних платья и ни одной годной куртки на ближайший месяц. а та куртка, которую я помнила еще с давних пор как годную, оказалась совсем не той, кого я помнила!
ну и да, подходящих еве максимовне платьев при этом нашлось тоже два.
отчаянный жест, публичный выход шопоголика из шкафа.
(даже не спрашивайте меня, что в таком случае составляет эти два контейнера, я не уверена, что сама хочу это знать)
и если наш обычный месяц, то.
весь март, по выражению мамы дружественного младенца евы максимовны, я много работала одинокой матерью (ну и вообще много работала кем попало). изредка появлявшийся в доме муж вел себя неоднозначно. так, в один из своих визитов он отнял у меня мои единственные штаны из мериноса и разбудил меня в восемь утра для того, чтобы я накрасила ему глаза. на следующий день он вернулся в ночи и рассказал мне, что днем ему пришлось кружиться в пачке балерины и в балерининых же пуантах, отчего теперь у него болит печень.
и нет, также не спрашивайте, зачем он это делал. я все равно не смогу дать внятного ответа. но, основная скорбь, это не по работе.
то есть, лучше бы он и дальше изображал берию в сцене расстрела берии. так уцелели хотя бы мериносовые штаны.
(нет, ну штаны, конечно, вернулись в дом. но с тех пор, так сказать, после пережитого, они уже не те.)
и история алаверды про работу кем попало.
утро, я пытаюсь разлепить глаза руками, так как ночью традиционно что-то считала и разносила платежи по таблицам. муж уже проснулся, но вид имеет осторожный. ты, говорит, помнишь, что было ночью?
выяснилось: я уснула в четыре, в пять девочка начала требовать, чтобы я вышла на контакт, но я на контакт не выходила, а напротив, лежала бревном. тогда муж нежно пнул меня ногой и позвал по имени. в ответ на пинок я повернулась к нему и произнесла с улыбкой: "восемьдесят один девяносто четыре". муж немного удивился, но позвал меня еще раз, уже громче. в ответ я улыбнулась еще шире и произнесла: "восемьдесят один девяносто четыре, я же тебе сказала".
что это было?!, сделав паузу вежливости для осмысления мной услышанного, спросил меня муж.
последние четыре цифры моей карты, честно ответила я на автомате, и только после этого дрогнула лицом.
недавно в почтовой очереди (а на почту мы с девочкой ходим, как на работу: несем мешок имущества, разбиваем бивуак, девочка уже привычно роет пол лопатой с целью совершения побега на свободу, узнает тигра и медведя на заставке и т.д.) меня окликнули молодой матерью, и я сильно озадачилась. молодая мать была немолода. но при этом - я читаю ленту - и понимаю, что всех моих новостей, это как девочка построила пирамидку, или выучила как делает мышка, или поняла, что такое волосы, и что все это, конечно, составляет негасимое счастье немолодой молодой матери, но вот я читаю ленту - и я как-то не могу об этом писать.
но если наш обычный день, то он, например, так.
в честь девочкиных полуименин посетили с утра гнездо участковых уполномоченных, где я обильно жаловалась грустноглазому участковому уполномоченному на всех, кто жалуется на меня, и параллельно порывалась раскрыть ему схемы покупок детской одежды из сша. девочка в это время бегала от меня до стола участкового уполномоченного, настойчиво тыкала пальцем во что-то, видимое одной ей, и отчаянно выкрикивала "кака! кака!", чем тревожила участкового уполномоченного и мешала ему вникнуть в схему.
днем я, с девочкой на груди (такая уже лошадь! но если бы у меня угнали коляску прямо от дверей участковых уполномоченных, это было бы слишком), металась по округе в поисках батарейки B6, а девочка в это время пришпоривала меня и лучезарно рассылала во все стороны воздушные поцелуи.
батарейку так и не купили, что характерно.
вечером я полезла искать дружественному младенцу еве максимовне платьев на лето, в процессе решила разобрать десятикилограммовый пакет с девочкиной одеждой, плод черной пятницы, что простоял в темном углу почти в первозданном виде еще с января. как-то незаметно в процесс влились и два контейнера девочкиной одежды из щкафа. пришла я в себя только через несколько часов. передо мной расстилалось безбрежное море пакетиков, через которое девочка в резиновых сапогах и песочнике поверх свитера, с лицом ледокола ленин, уверенно торила себе дорогу. если бы в этот момент нас посетил грустноглазый участковый уполномоченный, он бы возмущенно отверг всех, кто говорит, что у меня магазин на дому. он бы сказал им, что у меня - оптовый склад.
итого предварительные итоги: у девочки около 20 пар обуви на годы вперед, мешок носков, до которых ей еще долго и любовно отращивать ноги, два летних платья и ни одной годной куртки на ближайший месяц. а та куртка, которую я помнила еще с давних пор как годную, оказалась совсем не той, кого я помнила!
ну и да, подходящих еве максимовне платьев при этом нашлось тоже два.
отчаянный жест, публичный выход шопоголика из шкафа.
(даже не спрашивайте меня, что в таком случае составляет эти два контейнера, я не уверена, что сама хочу это знать)
и если наш обычный месяц, то.
весь март, по выражению мамы дружественного младенца евы максимовны, я много работала одинокой матерью (ну и вообще много работала кем попало). изредка появлявшийся в доме муж вел себя неоднозначно. так, в один из своих визитов он отнял у меня мои единственные штаны из мериноса и разбудил меня в восемь утра для того, чтобы я накрасила ему глаза. на следующий день он вернулся в ночи и рассказал мне, что днем ему пришлось кружиться в пачке балерины и в балерининых же пуантах, отчего теперь у него болит печень.
и нет, также не спрашивайте, зачем он это делал. я все равно не смогу дать внятного ответа. но, основная скорбь, это не по работе.
то есть, лучше бы он и дальше изображал берию в сцене расстрела берии. так уцелели хотя бы мериносовые штаны.
(нет, ну штаны, конечно, вернулись в дом. но с тех пор, так сказать, после пережитого, они уже не те.)
и история алаверды про работу кем попало.
утро, я пытаюсь разлепить глаза руками, так как ночью традиционно что-то считала и разносила платежи по таблицам. муж уже проснулся, но вид имеет осторожный. ты, говорит, помнишь, что было ночью?
выяснилось: я уснула в четыре, в пять девочка начала требовать, чтобы я вышла на контакт, но я на контакт не выходила, а напротив, лежала бревном. тогда муж нежно пнул меня ногой и позвал по имени. в ответ на пинок я повернулась к нему и произнесла с улыбкой: "восемьдесят один девяносто четыре". муж немного удивился, но позвал меня еще раз, уже громче. в ответ я улыбнулась еще шире и произнесла: "восемьдесят один девяносто четыре, я же тебе сказала".
что это было?!, сделав паузу вежливости для осмысления мной услышанного, спросил меня муж.
последние четыре цифры моей карты, честно ответила я на автомате, и только после этого дрогнула лицом.