КАМБОДЖА Часть 2 Марихуанна Красных Кхмеров
Солнце пронизывало пыльную широкую дорогу, делая мир тяжелым, как будто он наполнен давящей водой, в которой передвинуться - целая работа. Ослепительный свет делал ярко красную землю просто будоражащей. Из закоулков придорожной жизни, зачастую похожих на книжные иллюстрации, рисующие райские островки маленькой и уютной мечты Дяди Тома о его маленькой и уютной хижине среди пальм, на берегу тихого озерца.
Персонажи попадались в дороге те еще. Чего стоил драйвер, соорудивший себе из невесть чего агргат, вся архитектура которого была видна нескромному взгляду зрителя. Над месивом из разномастных деталей восседал ОН, почему-то в шлеме. Мы тоже восседали, но сзади в кузове. Почему-то это чудо, неоспоримо доказывающее превосходство человеческого интеллекта над всем остальным, производило впечатление самолета, который соорудил очередной Икар, или кто там, друг его... Но пока только догадался о том, что вид у самолета должен отличаться от обычного транспорта и что шлем надо одевать, а вот что надо бы самолету крылья - не до того. Вместе с нами на этом истребители ехал местный стопщик лет 40-ка.
Это, кстати говоря, зеленые манго.
Погода радовала своей пасмурностью, по которой мы так истомились...
Мимо проехал грузовик
- Не стопь его!!!
Волна запаха тухлой рыбы накрыла двух беззащитных стопщиков. А зловонный грузовик произвел самостоп.
Я практически в любой ситуации сажусь в машины, остановившиеся по своей инициативе. Даже если мне не очень удобно. Как-то вставляет, что человек очень открыт помощи людям.
Обреченно залезая в кабину и с ужасом думая, как же пережить это дыхание морского бриза, я наступила на какой-то странный мешок, не разглядев в полумраке кабины, что это.
Это оказались живые змеи.
Вот сын драйвера собственно их и держит в руках.
Вопреки нашим смелым прогнозам, на ходу в кабине не воняло. Волшебный шлейф влекущего аромата дурманил только ни в чем не повинных прохожих.
Всю дорогу драйвера нас уговаривали попробовать змеятины. Раньше я бы не согласилась, но Восток делает людей циничней. А интересно, какая-же она на вкус. Оказалась - как рыба. Потом нам еще рассказали, что и крокодилы тоже на вкус - рыба. Драйвера были простыми, душевными и контактными - точь в точь наши дальнобои. Налили нам вина из пербродившего пальмового сока - я превозмогая брезгливость - уж очень не санитарно все выглядело - хлебнула непонятной мутной белой жижи. Оказалось вкусно, если правильно помню, даже на квас похоже. Дюша выхлебал не одну чашку.
Наших камер боялись дети и собаки. Забавно: один ребенок так расстроился присутствием объектива, что даже мать не смогла его успокоить. Зато как только дед взял малыша на руки - тот сразу умолк.
В сам Пном Пень въезжали по темноте. На тот момент он поразил своей цивилизованностью и размерами. В Азии, особенно после Бирмы подобные параметры впечатляют. Гламурный молодой человек привез нас в самый центр. Усталость навалилась, хотелось просто где-то упасть. Назревала готовность заплатить четыре бакса за гест с инетом. Однако, решили пойти на зов Квашонки к хосту, у которого они вписывались. О нас договоренности не было, но говорилось о высокой вероятности, что нас впишут. Не очень хотелось идти, учитывая разбитое состояние и рюкзаки плюс вероятность того, что все-таки прийдется возвращаться.
Вписка оказалась в высшей степени гламурной. На реку выходил огромный балкон, где и сидели наши друзья с хостом, бухая какое-то гламурное пойло. Там же тусили еще один россиянин и американка. Двухэтажная квартира состояла как бы из двух домиков - по открытой терассе можно было перейти ко второму домику, где и жил один из вписчиков. Несколько туалетов и ванных, служанка, куча крутых картин... Можно много рассказывать.
Сам хост оказался 62 летним крутым мужчиной, отчасти смахивающим на Джеймса Бонда и выглядившем лет на 45-ть. По преимуществу молчаливо и с легкой не то вежливой, не то дружелюбно-ироничной улыбкой он взирал на болтливое собрание молодежи у себя на балконе. Шли жаркие баталии, споры... Американка пыталась понять загадочную русскую душу или доказать ее неприглядность. В частности ее очень интересовал вопрос лифчиков - как смеют русские женщины позволять себе не носить лифчики. Я не могла адекватно спорить - мне хотелось ржать над ее свободой взглядов, хост молчаливо наблюдал, мальчики не знали, что на это ответить и только Квашонка вразумительно ей все растолковала.
Нас вписали и мы отправились жить в обалденную мансарду, как раз через террасу.
Следующим вечером, вкусив вдоволь инета и фруктов, которыми угостил хост и которые для нас нарезала служанка, вышли осматривать достопримечательности.
А надо отдать должное замечательному городу Пном Пеню, что его жизненная история простой не была. Где-то в 1975 году Пол Пот, решивший что люди не должны халявить в городах, а все должны заниматься выращиванием риса, повыгонял народ из практически единственного города - столицы. Так что несколько лет город абсолютно пустовал.
Кроме славных дел Пол Пота я больше ничего примечательного в городе не обнаружила.
Обнаружила все тех же гадких обезьян. Стала их фотить за неимением других интересных объектов. Расслабившись от опыта с обезьянами в Лоп Бури, я не парилась подходить к ним близко. И эта маман на картинке подумала, что я хочу изнасиловать ее замечательное чадо своей камерой. Вот эта картинка - последние мгновения перед тем, как тварь укусила меня в бедро.
А вот еще достопримечательность Камбоджи - повсеместное давление на жалость. Привычка воспринимать Камбоджийскую историю как самую страшную из-за мин Пол Пота и его режима сформировала в мире и в самой Камбоджи установку играть в непрерывное спасение несчастных жертв красных кхмеров. Дети со слезами на глазах, заботливо намазанными родителями, просят деньги на школу.
Сил воспринимать все это больше нет и мы начинаем дурачиться...
Ленин и дети... и лонджи.
Вечером хост сказал, что я умру. Вернее, что надо делать прививку. Вообще, тайская юбка в два слоя защитила меня, и приматной-матери не удалось добраться до моей кровушки, что делало мои перспективы покончить собственную жизнь бешенством практически нереальными. Но хост был немцем, поэтому, чтоб его успокоить, пришлось звонить в страховую, заодно проверить, как она работает. Моя страховая - ВСК - я ее получила льготно, когда делала долларовую карточку в сбере.
И наутро мы таки связались со страховой. Укол надо делать срочно, поэтому они попросили связаться через час - за это время обещались организовать клинику в Пном Пене. Нам позвонить они не могли - у нас не было контактов.
Дуриан - наркотик. Лично для меня. Его вкус омерзителен - похож на несвежий сладкий лук. Но то, что его многие считают самым вкусным фруктом на земле - заставляет вновь и вновь с омерзением вкушать бледно желтую, похожую на какой-то орган мякоть. Он мерзко воняет - за это его запрещают вносить в крутые отели. Но самое поразительное, что вкус этого самого фрукта никак не отличается от запаха. Дюше он понравился. Но здесь вот какое дело - я слышала о мужчинах, которые от него кончают и ни разу о женщинах...
Мы отправились в музей Пол Пота, надеясь по дороге найти инет и позвонить по скайпу.
Храмы были, инета не было.
Азиаты любят наивные скульптуры и лепят их везде...
Смыслы некоторых завораживают. Это чудо во дворе храма.
Не все участники городского движения имеют номера...
Нам, пожалуйста, килограмм сосисок и полкило футболок...
Монахи забыли охранительные мантры, ну чисто проебали где-то... И чтоб злые духи не искушали их невинные души, защитились колючей проволокой.
А вот прежние стражи теперь не такие модные как колючая проволока и выпущены на помойку на свободу...
Таки не встретив инета мы добрались до музея. Музеем оказалась тюрьма полпотовского режима, в которую переоборудовали школу, по идее, между прочим, одного из ее бывших учеников. Можно было бродить и представлять чье-то непреодолимое отчаяние.
Узников здесь было немного, по сравнению с нашими лагерями, смехотворно мало. Но почему-то встречались дети.
Кхмеры экскурсоводы смотрели в лица туристам с поучительной скорбью и умудренностью. Чувствовалось, что они понятия не имеют об историях других государств, считая свой опыт исключительным и свою нацию беспрецедентно пострадавшей. Какая-то наигранность стояла за их поучительностью и это отталкивало.
Поразила картинка на втором этаже, где девочки лет 10 были выстроены с оружием. Это Пол Пот воевал с Вьетнамом. Вьетнам, слава богу, победил.
Квашонка предположила, что детей выставляли перед солдатами, чтоб Вьетнамцы медленней стреляли. У меня вызвали отвращение те люди, которые в таком случае не разворачивались и не стреляли в собственных офицеров.
Я грустила и думала, неужели мы все люди и я способна стать такой же. Было тошно.
Азиатский менталитет позволяет спокойно показывать треш смерти и пыток. Они с наслажеднием подробно вырисовывают подобное на картинках, а на первом этаже показаны кровати для пыток и фотки замученных до смерти людей, уже на людей мало похожих.
Время шло к вечеру, а мы так и не связались со страховой. Я нервничала. Наконец нашли какой-то инет и нас направили в СОС интернейшнл клиник, что было, слава богу, по пути.
Страховка... В таком раю я никогда не лечилась. Привыкшая к колориту московских общеобразовательных поликлинник, чуть не кончила от стирильности, обходительности, цивильности и собственной важности. О, да, зовите меня Ирина Евгеньевна!!!
Когда этот в высшей степени сексуальный доктор задрал мне юбку, чтоб заценить укус, мне было неловко, что нечем похвастаться... Пару царапин, даже не до крови. Но... Это несомненно все очень опасно... Мне подняли спинку кровати, чтоб я не дай бог не скончалась от бешенства прямо на месте и со всеми почестями сделали укол. Надавали мне кучу разной херни, типа обезболивающего и йода и один мой укол обошелся страховой баксов в 50. В то время как за страховку я заплатила 7. Обезьяны жгут.
Оставалось еще укола 3-5 не помню. Получалось, что их прийдется делать в других странах.
Настал последний день, а, вернее вечер в Пном Пене. Хост давно нам говорил про хэппи-пиццу. А я чувствовала, что моей голове нужна какая-то встряска, как будто там напряжение, делающее мир безвкусным и требующее нового витка.
В кафе, найденном не сразу, название которого ничего не говорило о тогровле чудесами, только в меню можно было обнаружить заветные слова и цены напротив, которые совсем не кусались. Вся пицца стоила по цене обычной - 4 бакса. Хеппи она становилась в подарок. Мы взяли такую на двоих. Улыбчивому официанту, полному неземного позитива, сказали, что нам вери хэппи. Пока ждали, разглядывали публику. Ее в кафе было более чем достаточно. Разношерстная и независимая, она напоминала по взгляду бывалых космонавтов, уже привыкших к далеким мирам, и не особо заинтересованном в Вас, как в представители одного из миров, да еще и не самого увлекательного.
Забрав свое счастье, мы отнесли его на вписку, хост отказался разделить с нами радость бытия, сославшись на плохое самочувствие после бухла. Он и правда не особенно показывался после первого вечера. Но, сказал, что одной пиццы на двоих мало и мы будем разочарованы. Чтож, он нас расстроил. Я помнила привезенную подругой из Голландии шоколадку с семенами - она вообще никак не действовала. Уныло мы разделили пиццу попполам и погрызли вкусные, но бесполезные грибочки.
Хост пришел к нам и завязалось активное общение. Уже в процессе разговора мы с Дюшей стали загадочно переглядываться и глупо хихикать - ясное дело неспроста. Моя общая неуверенность связанная с плохим знанием языка расстаяла и я уже летала с хостом по всему дому, обсуждая с ним картины, висящие на стенах. Мы с Дюшей радовались и перлись. Смтрели друг на друга заговорщическими и беспомощными взглядами. Было неловко перед хостом. Дюша спросил, не парит ли его, что мы в этом состоянии, а он - нет. Сказал, что нормально, что у него есть и он может покурить, если нам так будет комфортней. Мы ответили, что нам тоже нормально.
Разговоры шли о прошлой жизни хоста. Он был хиппи, видимо из тех, с которых все примерно и начиналось. Рассказывал, как накурились они с девушкой и приехали на тусу хиппи - не могли поставить палатку - сидели ржали. Рассказывал, как много путешествовал по миру - он стал крутым экономическим специалистом. Его хотели многие страны - сомневаться в этом не приходилось, видя, как он живет сейчас. Была жена, жене надоело шляться с ним. Есть дочь - дочь иногда приезжает. Так разговор за разговором - я смотрела на внимательное, восхищенное и немного женственное лицо Дюши, таким оно мне кажется, когда тот в определенном состоянии.
И вдруг мое состояние резко изменилось.
Это стояло у подножия одного из божеств на вписке.
Сквозь мир стала проглядывать совсем другая картина - голубоватое холодное пустое безжизненное пространство, как будто расчерченное сеткой, уходящей в перспективу. Что-то абсолютно не человеческое. И мы - шарики тепла в этом пространстве. Эти шарики приходятся где-то нашему телу на уровне груди. Такое что-то горящее и живое. Маленькие, слабые, но единственные очаги живого в безграничной и холодной пустоте. И из моего шарика постепенно очень медленно выходят маленькие комочки огня и проходя через горло выходят из тела через рот. Огонечки останавливаются на расстоянии см 10-15 и медленно тают в пространстве. И почему-то не сомневаюсь, куда они деваются. Я знаю, что это хост. Я в этот момент знаю - все что происходит - внешнее, просто игра - единственно важное - это.
Он не злой, он не насильник. Он просто слаб и у него нет жизненной энергии - он, как какое-то древнее существо из фэнтези - исчезает, ему нужна энергия. Он не злой, он не нападает, но я сама давно не занималась никакими практиками и разучилась вообще чем-то управлять. И я не в состоянии защитить себя. Я понимаю, что если бы не видела я этого всего, как не видит Дюша - то со мной бы ничего не случилось. НО как будто для того и нужно было привести нас в это состояние.
Я вдруг вспоминаю, как он говорил о слабости этой пиццы и вспоминаю, что каждый съел по 4 дольки. До меня вдруг доходит, что долька - это как раз доза. Я беспомощно вижу, как проваливаюсь в это жуткое состояние. Мне страшно от мысли, что он отлично понимает, что происходит. Невозмутимо вежливо улыбается, общаясь с Дюшей.
Он выглядит гораздо моложе своих лет. Ему 62, а выглядит он на 45... Мы еще раньше задавали вопрос - как ему это удается. Он ответил улыбаясь - наверно потому, что общаюсь с молодежью. Я поверила ему. Дюша подумал, что все дело в следовании этого человека за своими желаниями.
Но сейчас мне казалось, что желания там довольно просты - удержаться. И все, что мы усложняем, приписывая какую-то бурную интимную жизнь, стесняясь каких-то аморальных звуков из нашей комнаты - все это давно несерьезно, все это просто детство. Как это все может рассматривать человек, для которого остро встает вопрос - надо во что бы то ни стало быть. И это не шутка - чуть-чуть и сорвешся.
Так я вдруг неожиданно для себя все это увидела.
Из моего горла медленно один за другим выплывали и таяли огненные шарики и я не знала, сколько у меня еще огня - знала только, что его не бесконечно. Меня обуял животный страх. Мне хотелось вырваться из этого дома. Но я сидела просто замкнувшись. Вряд ли этого нельзя было почувствовать.
Хост тактично удалился. Я поняла, что это мой шанс.
Мне нужно было срочно свалить из дома. Страх смерти разрывал меня на части. Я понимала, что никому ничего не объяснить и никто ничего не узнает - надо защищаться самой. Пном Пень погрузился в позднюю ночь. Все же я стала умолять Дюшу пойти на улицу, просто изо всех сил, отчаянно умоляла. Он резонно замечал, что нас могут запалить, но я говорила, что мне безумно плохо и просто необходимо на воздух.
Мы вышли на улицу, ночь обрушила на нас долгожданную свежесть, суету фонарей и назойливые взгляды немногочисленных местных. Но и здесь я не чувствовала себя в достаточной безопасности. Я уговорила Дюшу пойти на площадь перед дворцом. Это было не близко, но почему-то мой воспаленный мозг воспринимал ее как самое безопасное место в городе. Мы шли долго, существовали толко наши шаги сквозь резкую реальность и все, что связанно с моим страхом.
Наконец, мы опустились на лужайку, освещенную со всех сторон, пустынную, но не безлюдную. Здесь дежурила полиция. Она и пугала и успокаивала. Мне надо было чтоб никто не смог завладеть моим сознанием в таком беззащитном состоянии.
Здесь мне стало полегче. И слабым овалом секунд на двадцать иногда проскакивала обыденная реальность, казавшаяся вожделенным и потерянным раем. Как будто сквозь запотевшие стекла помутненного рассудка я видела обычную траву и Дюшу. Дюша выглядел куда вменяемей меня. Да оно и понятно - для него доза была в два раза меньше. Я знала, что передышка мне дается ненадолго и что сейчас опять мой ум, подскользнувшись начнет падать в жуткую бездну. Я понимала, что доза явно превышена и все время пульсировала мысль - зачем же он нас дезинформировал? Я съела 4-ре куска предназначенных, видимо, четырем нормально комплекции людям. Я бредила в этой опасной реальности. А когда выскакивала на поверхность адеквата, и жадно глотала кусочки знакомого ясного мира - меня пугало, что от передоза нарушится что-то в мозгу и я навсегда останусь в этой жути.
- Дюша, а я не сойду с ума? - жалобно пытала я и без того не особенно трезвого друга. Он как мог старался меня поддерживать, уверяя, что все пройдет.
Погружения сменялись короткими периодами передышки, я долго терпела, но легче не становилось. Периоды страшной реальности бессознательного не становились короче, а переоды знакомой ясности не становились длинней.
- Дюша! Тебя попускает?
- Немного... - Он описывал так, что было понятно - попускает его очень слабо, если вообще попускает. Но мне отчаянно нужно было верить и я верила...
Так мы и сидели на пустынной лужайке, окруженные огнями и чередующимися реальностями... Я периодически пытала Дюшу - не попускает ли его, он отважно искал слова, чтоб меня успокоить...
Так продолжалось пока мы не захотели пить. Денег у нас не было и просить было не у кого, да и не в том были состоянии. Я наотрез отказывалась идти домой за деньгами, но жажда просто душила. В то же время я понимала, что происходящее сродни отравлению и организму нужна вода, чтоб вывести эту хрень. В итоге, Дюша, видя мою панику, появляющуюся вслед за предложением возвратиться, предложил, что наверх поднимется только он, а потом мы вернемся на лужайку. Я вообще была в шоке от его поведения - такого уважения к своим чувствам я просто не могла ожидать. Ведь я не объясняла ничего, никак адекватно не могла защитить свои идеи. И прекрасно это понимала... Я ждала, что к моим чувствам не будет серьезного отношения. Но Дюша просто был бесконечно внимателен и уважителен, даже в такой непростой ситуации я чувствовала, что могу на него положиться.
Кое как мы дошли. Осмотрев меня беспокойным взглядом он сказал, что боится за меня и я не должна ничего делать - только сидеть - сейчас он вернется. И он ушел. Я чувствовала - моя главная задача - не испугаться до полусмерти. При этом задача представлялась почти невыполнимой. Я опять беспомощно наблюдала, как мой ум утопал в вязком болоте пугающих иллюзий и полного отсутствия сознательной жизни. Потом он возвращался, я радовалась себе, но отлично понимала, что сейчас ужас слизнет меня обратно. Чтоб хоть как-то держать себя в руках, я сосредоточилась на чайнике и каждый раз приходя в себя и теряя разум, я старалась держаться за него, как за спасительную нить в лабиринте сумрачного сознания. Так погружалась я и возвращалась. Было безумно тяжело. А Дюши все не было. Счет времени был потерян, но я понимала, что нет его долго. Ужас все тесней сжимал вокруг меня кольцо и силы были на исходе. Я не знала, сколько еще такого ужаса смогу пережить, прежде чем запаникую и потеряю над собой контроль. Я не хотела знать, что существует еще что-то кроме чайника и Дюши.
Мои силы были наисходе, когда дверь хлопнула и появился он. Оказывается, он тоже погряз в страшных иллюзиях и перепугался. Больше всего за меня, поэтому задержался...
Мы пошли опять на лужайку, хотя были вымотаны и хотели спать. Огромное спасибо Дюше за такую самоотверженность. На этот раз трипы стали еле заметно уменьшаться, а период реальности увеличиваться. У меня появилась надежда, что смогу таки выбраться. Дюша уломал меня пойти спать.
Мне было полегче, дело шло к утру, назавтра на трассу, но не попускает. Что ж пока мы добрались, стало еще легче.
Даже удалось уснуть.
Утром еще полегчало. Я стала узнавать собственное сознание и была бесконечна рада ему как теплой милой родине. Уже могла разговаривать с хостом, не боясь его. Очень поддерживало то, что скоро окажемся в другой стране. Но трип все еще продолжался, все еще выносило меня в другую реальность, но с облегчением чувствовала - вчерашнего пиздеца нет и в помине.
У хоста есть забавная гостевая книга...
Мы тоже оставили в ней свой след - Дюша написал текст, а я наривовала рисунок, связанный с тем, что здесь случалось.
Наконец мы выдвинулись.
Свобода радовала, но тело было измотанно, сознание в горячечном состоянии - бесконечно усталое и все еще во власти погружений. Самое страшное, что теперь сильно изменилась картина мира... Она перестала быть свободной и оптимистичной. Путь свободного человека, независимо мыслящего и экспериментирующего теперь казался тупиком.
Наш хост - неординарный, очень умный и свободный человек. Его жизни мог бы позавидовать любой: хиппушная молодость с яркими переживаниями, жизнь полная путешествий и глубокого погржужения в мир, творческая работа, в которой он приуспел и состоятельная жизнь.
Но...
Вот что я увидела: стареющие люди больше не могут, как в детстве и юности брать энергию из жизни, больше не могут, как взрослые, сохранять ее. Она уходит из их тел, как песок сквозь пальцы и они теряют свою жизнь, свою возможность быть.
Это сейчас легко писать и легко говорить, а когда чувствуешь за этих людей - охватывает такая безнадежность и отчаянный страх, по сравнению с которым вся обыденность несерьезна.
Старые люди могут питаться энергией молодежи, находясь среди нее в институтах, в школах, в садах. Никому от этого не плохо, потому, что молодые умеют пополнять этот запас, особенно дети.
Но...
Эти люди все равно будут одиноки и они все равно будут брать энергию сами, с ними будут зачастую общаться из жалости jpgисключение - очень добрые бабушки и дедушки, к которым тянутся дети).
Зато, если будут свои любящие дети и внуки - они дадут и чувство нужности, которое тоже держит в жизни, и чувство важности и любви, спасающее от одиночества и энергию они будут давать сами с радостью jpgконечно, если человек сможет быть достойным их любви).
Хост, как и многие люди, особенно мужчины не парился о том, чтоб быть любимым в старости. У него есть и бывшая жена и дети. Но его стремление к свободе когда-то наметило параллельность путей и, видимо, в тот момент, когда люди нуждались в любви, он ее не давал. И теперь она к нему не возвращается.
Он решил тусить с молодым в своей массе хоспиталити клабом.
Я не претендую на истину - я говорю просто как я увидела.
Такая мрачная картина неотвязно пульсировала в моем мозгу. Мир уже был совсем другим, чем еще вчера днем. Колоритная и жаркая Камбоджа заставляла терпеть себя, как и это мироощущение.
За окном проносились камбоджийские селения, опаленные солнцем и полные людей, я мрачно наблюдала за их жизнью: самой обыкновенной человеческой жизнью, нацеленной на то, чтоб сохранять жизнь, достигать достатка и растить семью. Казалось, эта незамысловатая жизнь и есть самый правильный путь - именно она ведет к тому, чтоб не остаться одиноким. Им требуется всего лишь еще понять ценность любви.
Прислонив разгоряченный лоб к прохладному стеклу и упрямо глядя в лицо реальности, которая уже практически полностью вернула очертания я думала о собственных заблуждениях... Всегда считала, что творческий подход к жизни - самое правильное, всегда считала, что лучше думать своей головой, чем повторять за обществом, всегда считала, что быть ярким и независимым, иметь свой особый путь, соответствующий твоей индивидуальности - это путь к счастью и путь к тому, чтоб дать обществу именно то, для чего пришел. Так воспитывает нас западное общество, ну, по крайней мере, некоторых из нас, самых отважных, наверно... И так, мне тогда подумалось, оно обманывается и обманывает.
В голове проносились воспоминания о счастливых бабушках и дедушках, с внуками на руках, воспоминания о страриках, живущих в одиночестве, как в аду, воспоминания о старых людях, стремящихся правдами и неправдами к молодежи. Кто идет в детские сады отдавать свою любовь, кто - просто сосать энегрию, кто сидит на лавочке у подъезда и сосет ее из молодежи, кто вступает с ней в перепалки в транспорте...
Традиционному обществу легче сохранить любящую и дружную семью - у нового поколения нет противоречий с прежним. Мы - творческая культура - свобода мышления - наша ценность - мы можем делать открытия, менять мир, менять взгляды. Но... за это мы платим одиночеством стариков... да и собственным одиночеством...
Я так мечтала в тот момент, чтоб мне пришла в голову хоть одна мысль, опровергающая это понимание... Я надеялась, что это закончится, как закончился этот долгий и безумный трип...
Еще не знала: именно этим трипом и начался мой кризис среднего возраста.
Земную жизнь пройдя до половины, мы таки очутились в сумрачном лесу... (Надо будет Данте по новой прочитать - круги ада, это оказывается просто варианты выбора пути)...